— Привет, — сказал Дэвид снова. — Все нормально, пап — я ухожу; я приду завтра, или когда ты захочешь.

Алекс поглядел на него:

— Что случилось?

— Ничего. А что должно было случиться? Почему?

— Потому что почти полночь и сегодня школьный вечер…

— Не-а. Рождественские каникулы.

— А Диана и Джейк знают, что ты здесь?

— У-у, не совсем.

— Что это, черт возьми, значит?

— Ну, это значит, что я ничего не уточнял — времени, там…

— Ты что, просто ушел? Ничего им не сказав?

— А их не было.

— И ты не был так любезен, чтобы оставить записку.

— Ну, пап, не принимай это так близко к сердцу, а? Я хочу сказать, что уже ухожу, и извиняюсь, что так ворвался.

— Нет, подожди. Извини, что рассердился. Налей себе чего-нибудь и мы поговорим. Но сначала ты должен позвонить Диане и Джейку.

— Да мы немного повздорили. За ужином.

— По какому поводу?

— Из-за этого местечка, куда ребята собрались завтра вечером. Это в Нью-Джерси, и Диана сказала, что мне туда нельзя, и Джейк то же самое сказал.

— Какое местечко в Нью-Джерси?

— Не знаю. Ничего не знаю. Какое-то место, где будет музыка, понимаешь, и звезды рока. Они сказали, что это нечто типа сарая. И что там будет куча народу.

— Ты хочешь в какое-то место, но не знаешь, где оно, что это такое, кто там будет и что, и тебе только четырнадцать. И ты удивляешься, что Диана и Джейк запретили?

Установилось молчание. Дэвид пожал плечами, отправился на кухню, взял газировку из холодильника, выбросив металлическую крышечку в корзинку для мусора. Потом он подошел к телефону на рабочем столе Алекса.

— Мне жаль, — сказал Алекс Клер. — Хотя это скудное слово для того, чтобы описать, что я ощущаю.

— Ничего другого ты сделать не можешь. — Они говорили тихо, и близко звучал приглушенный голос Дэвида. — Он милый мальчик.

— Да, он такой. Я думаю, он чудесен. На самом деле, я его ужасно люблю, и обычно мы прекрасно ладим, но иногда я ощущаю свое бессилие, потому что не всегда знаю, что нужно делать, кроме того, чтобы повторить все то, что делают Диана и Джейк, потому что сейчас они его настоящие родители, и я всегда помню — и он тоже — что я его оставил.

— Ты думаешь, он на тебя обижен?

— Я был бы удивлен, если нет.

— Может быть, и обижен, — сказала Клер задумчиво. — Но ты оставил его у любящих людей, когда сам был в кризисе, и ты переехал поближе к ним и никогда не переставал любить его, и быть частью его жизни, и он все это знает. И спорю, что он ничуть не обижен. По мне, он выглядит как мальчик, который безумно любит своего отца, так же как и отец его.

Алекс поглядел, как Дэвид говорит по телефону, навалившись на стол, и рассеянно ковыряя в ухе пальцем.

— Спасибо, — сказал он. — Я это запомню. Ты очень щедра. — Он помялся. — Мне жаль, что ты видела эту сторону моей жизни; она едва ли соответствует романтическому образу…

— Алекс. — Клер вдруг обнаружила, что Дэвид поглядывает на них краешком глаза, а затем подумала — неважно, ему четырнадцать лет, он поймет. Тогда она встала поближе к Алексу и провела ладонью по его лицу. — Мне не нужен романтический образ, мне нужен ты.

Алекс схватил ее руку своими двумя, повернул, и поцеловал ладонь:

— Ты не будешь возражать, если я с ним поговорю?

— Ты, наверное, не хочешь, чтобы я стала свидетельницей. Я могу взять твою машину и пригнать ее обратно утром.

Он поразмыслил над этим:

— Это удобней для тебя, но я бы хотел, чтобы ты осталась.

— Тогда и я согласна. Если только Дэвид не будет возражать.

Дэвид отвернулся от телефона, держа трубку в руках:

— Диана хочет с тобой поговорить, пап.

Алекс пошел к столу, а Дэвид осел в кресле со стоном:

— Они и забыли, что это такое.

Клер вернулась на кушетку, на то самое место, где она сидела, и взяла свой стакан, все еще полный. Мы слишком были заняты едой, подумала она.

— Может быть они как раз помнят, и поэтому-то и волнуются.

Дэвид мрачно покачал головой:

— Они слишком старые. — Он поднял глаза: — А вы давно знаете папу?

— Несколько недель.

— А, так это что-то особое? Я хочу сказать, раз вы здесь, значит, это, что-то неожиданное, нечто, о чем мне не мешало бы знать?

— А папа рассказывал тебе о нашей дружбе?

— Да, но о вас никогда ничего.

— А он говорил тебе, что писал статью о человеке, который выиграл в лотерею?

— Да, какая-то женщина из Коннектикута. Выиграла кучу деньжищ. И у нее огромный дом в лесу, в Уилтоне — он показывал мне фото. Ой! Так это были вы? Клер кивнула.

— Вы выиграли в лотерею? Вот это да! Никогда не видел никого, кто хоть что-нибудь выиграл. Значит, это вас папа интервьюировал, так вы и познакомились?

— Да, — Клер была немного удивлена и растрогана тем, что ничто не может его сбить с разговора об отце.

— Он никогда потом не встречается с теми людьми, у которых брал интервью, он мне о них рассказывает, и вообще все рассказывает. — Клер сидела спокойно, улыбаясь ему, и он заерзал в кресле: — То есть, я хочу сказать, он может рассказать, никаких правил тут нет, и ничего того, что бы говорило, что он не может. Но я думаю, что вы ему понравились гораздо больше, чем те, которых он интервьюировал раньше.

— Надеюсь.

— А вам он очень нравится? — Да.

. — А вы ему?

— Он так говорит.

Дэвид посозерцал свою банку с газировкой.

— А если вы поженитесь, то будете жить здесь или в вашем доме в Коннектикуте?

— Так далеко у нас еще не заходило, — сказала Клер ласково.

— Спорю, что в вашем доме куча спален.

— Да, немало.

— Но, думаю, они все заняты.

— Только две из них. В одной моя дочь, а в другой сестра — или, может быть, она моя тетя, я в этом не уверена. — Она подумала, не предложить ли ему заехать туда в гости, но потом решила этого не делать. Такое надо уточнять с Алексом. Она попыталась сменить тему: — А что ты с друзьями делаешь, кроме того, что ездишь на рок-концерты в Нью-Джерси?

— Я не езжу на рок-концерты в Нью-Джерси, — пробурчал Дэвид. — Потому что со мной обращаются, как с младенцем, а не как с человеком, который ходит в старшие классы. Они вообще понятия не имеют, как должны себя вести родители, ведь своих детей у них никогда не было. Вот моя мама и папа знали, у нас был свой дом, думаю, папа, наверное, вам говорил, и там жили только мы трое, и они позволяли мне все, что я хотел.

Снова он заговорил об отце. Клер была под впечатлением от его решительной зацикленное(tm).

— Неужели? — сказала она. — Это удивительно. Тебе было девять лет — так, да? — когда умерла твоя мать, и они позволяли тебе все, что ты хотел?

— Мне было почти десять. Это случилось за три недели и один день до моего дня рождения. А вы знаете, что у меня одного мама умерла? У всех остальных родители развелись, и никто с обоими родителями не живет, но ни у кого они не умерли. Только у меня. — Он поглубже устроился в кресле, прижав банку к груди. — Мои родители никогда ничего такого не говорили. Если бы говорили, то я бы помнил.

— Что помнил? — спросил Алекс. Он положил руку сыну на плечо, затем прошел к другому концу кушетки и сел.

— Помнил бы, если бы ты или мама говорили мне что-то не делать.

Алекс не стал припоминать:

— Так ты все толкуешь о сарае в Нью-Джерси?

— Это она спросила. — Он увидел, как отец нахмурился, и как сжались его губы. — Клер, — сказал Дэвид поспешно, — Клер спросила, что мы делаем, ты понимаешь, куда ездим и тому подобное.

— Да, и сегодня ты собираешься быть здесь. Дэвид распахнул глаза пошире:

— Я остаюсь здесь?

— А разве ты не это только что сказал Диане? Голова Дэвида поникла:

— Ну, примерно. То есть, я сказал, что надеюсь, смогу остаться. Я имею в виду, что сказал… ну, да, так и сказал. Сказал, что остаюсь здесь.

Клер встретилась глазами с Алексом, как они делали это в театре, на этот раз, разделяя удовольствие убедиться в честности Дэвида.