Кристи были обычной молодой четой, хотя их совместная жизнь и началась фактически через четыре года после свадьбы. Они имели все основания для счастья, сознавали это и почти по-детски играли «в семью». Возникали и разногласия: муж желал ложиться в десять вечера, а жена мечтала о развлечениях, не задумываясь о том, что ему с утра на службу; возникли, видимо, разногласия насчет закрывания окон в спальне (во всяком случае, позднее эти два фактора ее Паркер Пайн считал единственно существенными для перспектив удачной семейной жизни, а Таппенс возмущалась домоседством своего Томми). Но все эти трения очень скоро потеряли значимость.
Жизнь замужней дамы показалась Агате с непривычки невыносимо скучной. Дел по дому почти нет, окрестности не сравнить с родным Эшфилдом, друзья далеко, а любимая подруга Нэн Уотс живет (с первым из ее мужей) хотя в Лондоне, но в иных обстоятельствах:
«Звучит глупо, и на самом деле это было глупо, но никто не станет отрицать, что разница в имущественном положении отдаляет людей друг от друга. Дело не в снобизме или социальном положении; речь идет о том, можете ли вы позволить себе вести такой же образ жизни, как ваш друг. Если ваши друзья богаты, а вы — бедны, ситуация становится затруднительной.
Я и в самом деле была немного одинока. Я скучала по госпиталю и друзьям, ежедневным встречам с ними, мне не хватало моего дома, но я отлично понимала, что это неизбежно».
Агата всегда была одинока и поэтому привычно легко приняла новый образ жизни как составную часть супружества. Занялась от скуки бухгалтерией и стенографией, хотя смысла в этих занятиях не существовало — не собиралась же она в самом деле когда бы то ни было работать секретаршей?! Она только очень огорчалась отсутствию ребенка. Ее воспитали в убеждении, что дети появляются чуть ли не от рукопожатий, почему и нельзя позволять мужчинам ни малейшей вольности. Теперь ей пришлось убедиться, что желанные дети рождаются, видимо, не столь легко, как нежеланные.
И вдруг война закончилась.
Арчи знал об этом заранее, но не имел права никому говорить. Для его жены мир стал полным сюрпризом, причины окончания многолетних сражений казались столь же непонятны, как и причины их начала. Ошеломленные лондонцы плясали на улицах, Агата шла с бухгалтерских курсов и пугалась царящей вокруг вакханалии. Ставшая уже привычной тяжесть упала с души и только тогда все поняли, какой давящей она была все эти долгие пять лет. А через несколько недель Агата почувствовала признаки беременности. И не она одна: на свет рвались долгожданные «дети победы».
Ей не повезло. Первый восторг сменился долгими месяцами непрерывной тошноты. Сочувствующая квартирная хозяйка ей в утешение выдумала, будто тошнота — признак будущей девочки. Миссис Кристи так и осталась в убеждении, что токсикоз неизбежен и обязателен, отчего впредь предпочла детей не иметь. Арчи, всегда ненавидевший свои и чужие болезни, никогда не помогавший болевшим близким под типичным предлогом «не хочу мешать», на сей раз переносил нездоровье жены с кротким терпением и безграничным желанием сделать ей что-то приятное. Он готов был и варить специальную питательную смесь, и брать на себя домашние хлопоты. Изо всех сил стремился порадовать ее чем-то вкусненьким. Она ничего не могла есть, но, к собственному удивлению, с голоду не умерла. И родила здоровое дитя.
Ребенок появился на свет там же, где его мать — в Эшфилде, 5 августа 1919 года. Обе бабушки Агаты не дождались правнучки, умерев одна за другой годом-двумя раньше. Но Клара Миллер приняла звание бабушки как положено: суетилась, готовила дом к родам, помогала акушерке, ухаживала за роженицей и новорожденной. Как и предсказывали, родилась девочка, названная после долгих споров Розалиндой. Арчи был доволен — он не желал сына, который вытеснил бы его из сердца жены без права на ревность с его стороны. Уступить первенство девочке казалось ему не так горько. Однако он напрасно беспокоился: сердце жены принадлежало ему безраздельно, а любые причины для разочарованности в совместной жизни уже не имели значения — отныне семья обязана была подчиняться интересам ребенка.
Молодая мать приходила в восторг от своей прелестной малышки, но видела ее не часто. Она не кормила, девочка выросла на искусственном молоке. Через две недели после родов Агата вообще уехала в Лондон подыскивать новое жилье. С появлением ребенка существование в Лондоне должно было резко измениться. Арчи демобилизовался в чине полковника, которого он никогда бы не достиг за каких-то пять лет, если бы не условия военного времени. К сожалению, война имела не только положительные последствия. Худшим стала инфляция. До войны чин полковника означал очень высокий уровень обеспеченности. Любая маменька выдала бы дочь за полковника, не спрашивая дополнительных подробностей — доход и статус были очевидны. После войны тридцатилетний офицер оказался одним из тысяч военных, неспособных прокормить семью на жалованье: появилось первое «потерянное поколение».
Но Арчи себя не потерял, он умел быстро ориентироваться не только в небе, но и на земле. Он решил покинуть ставшую малоперспективной в мирное время авиацию и заняться бизнесом в Сити. Безработица среди отставных героев войны принимала невиданные размеры, и он мудро нашел место в некоей фирме еще до увольнения. С учетом его зарплаты, всех рент и пособий Кристи могли рассчитывать примерно на 700 фунтов в год, а ведь необходимо было держать няню и служанку. Почему необходимо? «Сейчас, вспоминая об этом, я удивляюсь, как при таких скромных доходах мы намеревались держать няню и прислугу, но в то время без них никто не мыслил себе жизни, и это было последнее, от чего мы решились бы отказаться. Нам бы, к примеру, тогда не пришло в голову завести машину».
Служанка пришла сама: Люси демобилизовалась из Женских частей и рвалась помогать дорогой «мисс Агате». Ей предстояло стать не только поварихой, но мастерицей на все руки. В благодарность ей положили неслыханное жалованье — 36 фунтов в год! Правда, на полном содержании, кроме покупки выходной одежды, но даже вообще ничего не тратя (что маловероятно), Люси за десять лет службы смогла бы скопить только половину суммы, которую ее хозяева почитали еле сносной на год. Такова социальная структура тогдашней Англии!
Кристи временно сняли большую квартиру в четыре спальни и две гостиные за пять гиней в неделю, весьма далеко от центра, на Эдисон-роуд, на крайнем западе большого Лондона, и отныне Арчи ежедневно пришлось ездить в Сити буквально через весь город на подземке, пешком добираясь чуть не полчаса до ближайшей станции. Няню нашли в бюро по найму. Джесси Суоннел ненавидела родителей, но обожала детей.
«— В конце концов, — сказала я ей однажды, — у ребенка должны быть родители, иначе вам некого было бы нянчить.
— Ну что ж, в этом какая-то доля истины есть, — ответила Джесси и нехотя улыбнулась».
Жизнь вроде бы устроилась, но только на два месяца, пока длился договор на квартиру. Срочно требовалось найти новую. В рассказе «Слишком дешевая квартира» Агата Кристи живописала послевоенную атмосферу поисков жилья, когда взмыленные молодые пары носятся по окраинам огромного города, вечно пересекаясь, одним духом взлетая на верхние этажи в желании опередить конкурентов. Ей самой посчастливилось. После многих треволнений она нечаянно арендовала сразу две квартиры: одну на четвертом этаже соседнего дома по Эдисон-роуд всего за 90 фунтов в год, другую в приятном районе Баттерси-парк за Темзой. На четвертом этаже они поселились сами, а квартиру в Баттерси сдали за 190 фунтов, получив чистую прибыль в 100 фунтов и на опыте узнав, отчего так вздорожало лондонское жилье, где в бесконечной череде субаренд крайними оказывались самые малоимущие.
Мебель покупать не пришлось — ее привезли с «мебельных складов» в Эшфилде, в котором исчезновение скольких-то столов, шкафов и прочего осталось вовсе незаметным. У Агаты, правда, не было пианино, и она играла только во время нередких визитов в родной дом. Отделка квартиры частично собственными руками многому научила молодую хозяйку. Другие домашние заботы ее не обременяли, будучи возложены на Люси. Дочь находилась на попечении Джесси, мать имела полную возможность в свободную минуту заглянуть в детскую, потрогать кулачок малышки, подарить новую погремушку — и отправиться по своим делам. Единственное, что ей приходилось делать, были прогулки. Коляску стаскивали с четвертого этажа без лифта и везли до ближайшего парка в Кенсингтоне не менее получаса, а потом проделывали весь путь обратно до четвертого этажа. Обычно это делала Джесси, но когда той приходилось стирать пеленки, Агата заменяла ее. Арчи видел дочку по вечерам, вернувшись с работы. Впрочем, он заработал на нервной почве диспепсию (еще менее романтичное заболевание, чем синусит) и часто просто ложился на диван, не желая ни есть, ни разговаривать.