В конце встречи Миронов внезапно обдал меня своим гипнотическим взглядом и безжалостно спросил:

— КАКИЕ У ТЕБЯ ВЗАИМООТНОШЕНИЯ С ЛАЙМОЙ? Только говори честно, не держи меня за тупоголового питекантропа!

Я выпучил глаза и возмущенно скривил губы, одновременно пытаясь сообразить, где я накосячил. Если он что-то прознал про нас, сейчас он меня линчует. Однако на дубленом лице телебосса я различил отблески подвоха и тогда ответил ему со всем пьяным пылом, на который был способен:

— Сергей Львович, я вас умоляю, какая Лайма?! Я похож на самоубийцу?! У меня жена, любовница, налоговая и каторжная работа, из-за которой почти не стоит!!!

— БЕЛАЗЁРАВ! Успокойся, твою мать! Еще Антуан де Сент-Экзюпери (1900–1944) сказал: никогда не теряй терпения — это последний ключ, открывающий двери… Ты что, забыл, какой я говнодав? Пора уже привыкнуть!

— Извините, Сергей Львович! Погорячился. Больше не повторится.

Только сейчас я заметил на одной из стен появившийся плакат, на котором был изображен разведенный питерский мост. Внизу я прочитал размашистый призыв:

Я рассмеялся. Миронов прищурился и скривил рот, обозначая улыбку.

Спустя неделю, ближе к вечеру, в моем кабинете появился Александр Лебедь. Он поспешил выложить на стол три миллиона рублей, которые я отправил ему два дня назад безналом (естественно, за минусом двух процентов). «Это просто невероятно!» — скажете Вы. Я, изумленный до крайности, сердечно поблагодарил его за помощь и даже предложил в субботу отдохнуть вместе на моей даче: шашлык, бассейн и все такое («Если хочешь, приезжай со своей дамой»). Этот парень нравился мне все больше и больше. У Александра на субботу были намечены какие-то важные встречи, но все же, после долгих уговоров, он со скрипом согласился.

Как только Лебедь ушел, в кабинет заглянула одна из моих «гусениц»:

— Рафаэль Михайлович, извиняйте, вам звонит Лайма Гаудиньш.

Я поспешил скинуть деньги в ящик стола.

— Тамара, сколько можно тебе объяснять? Меня для нее нет и не будет! И говорить надо «извините», «звони́т»!

Девушка смущенно потупилась.

— Она сказала, что очень срочно… Что она знает, что вы на месте… Что если вы не подойдете к телефону, она превратит вас в кишмиш и спустит в унитаз…

— Так и сказала?

— Да.

Я раздраженным жестом отправил Тамару вон из кабинета, нервно прикурил сигарету, вдохнул в себя вместе с первой затяжкой побольше мужества и поднял трубку городского телефона:

— На связи.

— Пупсен, ну зачем ты меня обижаешь? — услышал я знакомый голос, от которого содрогнулся. — Я тебе целую неделю названиваю: на мобилу, на дачу, в кабинет, — а ты не подходишь. У тебя что-то случилось? Могу я тебе чем-то помочь?

— Ничего не случилось, — ответил я, крепко затянувшись. — Просто… Я очень устал, мне надо собраться с мыслями, подумать…

Лайма почти минуту молчала, громко дыша мне на ухо. Я представил, какой цунами сейчас обрушится на мою долбаную голову. Ладони стали мокрыми.

— Это ты так решил? А со мной ты посоветовался? Наверное, привык выжимать из женщин все соки и бросать на произвол судьбы! Со мной эти фокусы не пройдут, дорогуша! Я тебе не кобыла подзаборная! ИЛИ ТЫ СО МНОЙ, ИЛИ ТЫ НИКТО!

Она почти рычала.

— Я устал от тебя! Оставь меня в покое! Делай что хочешь, мне все равно!

Я швырнул трубку на клавишу телефонного аппарата.

Через пару секунд в кабинет заглянула Марта:

— Вас опять Лайма Гаудиньш… Матом ругается…

— Что?! — рявкнул я в трубку.

— Пожалуйста, Рафаэль Михайлович, не отключайтесь, я звоню по делу, — ответила моя преследовательница, но теперь уже ровным официальным тоном.

— Я слушаю вас!

— Дело в том, что мы не можем поставить ролик «ДиЕТПЛАСТ» в эфир шестнадцатого канала.

— В чем дело?

Лайма:

— В том, что он не прошел нашу цензуру. В вашем ролике везде звучит слово «похудание», но такого слова в русском языке не существует. Есть слово «похудение».

Я больно закусил губу.

— Но это же мелочь!.. Неужели из-за таких пустяков… А что говорит Сергей Львович?

— Он согласен с тем, что такой материал нельзя размещать…

Мы спорили минут двадцать.

— Хорошо, я все понял, — наконец прошипел я. — Спасибо! До свидания! — И вновь, не дожидаясь ответа, положил трубку.

Это не женщина, а какая-то вавилонская блудница! Благодаря этой шантажистке я оказался в таком офсайде, что не приведи господь! И что я теперь скажу Хабарову, который под этот проект уже загнал в страну самолетом громадную партию «ДиЕТПЛАСТа»?!

Я подошел к окну. На улице стремительно темнело. Черный продрогший город из окна моего кабинета казался дьявольской мистификацией, компьютерной графикой к голливудскому триллеру. Внизу из дверей главного входа выскакивали мои телефонистки, открывали зонты, прощались друг с дружкой и спешили, старательно обходя лужи, в сторону метро «Войковская».

Внезапно на проезжей части я заметил нахально припарковавшуюся машину доставщика товаров Саши Майорова. Сам Майоров курил у входа в бизнес-центр, спрятавшись под козырек, и, очевидно, кого-то поджидал. Я насторожился.

Вскоре на улицу вышла телефонистка Ксюша. Саша подпрыгнул к ней и о чем-то рьяно заговорил. Она что-то ответила, попыталась увернуться, но он удержал ее за руку и вытащил из-под своей кожанки красную розу на длинной ножке. Минут через пять они проследовали в машину Майорова и укатили в черную промозглую неизвестность.

Я рывком закрыл жалюзи и со всех сил ударил по футбольному мячу, который оказался под ногами. Мяч стукнулся в стену, отскочил в телевизионный монитор, который, к счастью, выдержал удар, а от него отрикошетил в золоченую раму (ту самую, где я с Жириновским), и на пол посыпалось стекло, а затем рухнула и сама рама. Этот футбольный мяч я привез с чемпионата Европы по футболу — он был украшен собственноручной подписью Гуса Хиддинка, а также автографами нескольких игроков нашей сборной, и с тех пор не покидал моего кабинета. Иногда в виде разрядки я любил им чеканить, но впервые нанес урон кабинетной обстановке.

Я весь кипел, уши горели.

Ко мне заглянул Расторгуев-Куролесов: несмотря на тяжелый день, энергичный подтянутый, улыбчивый, весь на шарнирах.

— Что-то случилось, Рафаэль Михайлович? — поинтересовался он.

— Случилось! — ответил я с ядом. — Григорий, ну кто тебе сказал, что надо говорить «похудание» вместо «похудение»?!

Расторгуев ослабил галстук на шее и замкнулся в своих хитроумных мыслях.

— Ну, вы же сами сценарий писали! — наконец ответил он.

— Я-то писал, но я не заканчивал филологических факультетов. Твоя прямая обязанность — прогонять материалы через профессиональную редактуру и корректуру! Что, не так, скажешь?

— Все так, — скис мой креативный, проведя рукой по своей отполированной башке. — Просто у нас не хватило на это времени.

Я рассказал ему о последствиях сей ошибки и добавил в конце:

— Вот теперь иди и подумай, как все исправить! Делай что хочешь, но чтобы в ближайшие пару дней проблема была решена!..

На следующий день после обеда в моем кабинете вновь нарисовался Расторгуев. Он вошел без стука, без приглашения уселся напротив меня и закинул ногу на ногу. Он был в светлом элегантном костюме приталенного силуэта, скорее всего от «Giorgio Armani», под черную рубашку, и имел победоносный вид, а в руке держал какой-то документ в прозрачном файле.