— Назад! Апач убил Старого Вождя, чтобы умереть быстро и без мук. Он думал, что вы теперь наброситесь на него и быстро убьете, но он просчитался. Он должен умереть смертью, которой не умирал еще ни один человек. Мы посоветуемся об этом. Унесите отсюда Старого Вождя, чтобы глаза этих белых псов не любовались его трупом! Они все будут принесены в жертву у его могилы. Олд Файерхэнда и Олд Шеттерхэнда мы похороним в ней заживо!

— Тебе не жить так долго, чтобы похоронить меня! — отозвался Олд Шеттерхэнд.

— Молчи, собака, пока тебя не спросят! Откуда ты знаешь, сколько мне еще жить?

— Я знаю, сколько тебе осталось. И ни дня больше, ибо завтра в это время твоя душа уже покинет тело.

— Разве твои глаза так остры, что ты можешь заглянуть в будущее? Я прикажу выколоть их!

— Чтобы знать, когда ты умрешь, не надо иметь острый глаз. Ты когда-нибудь слышал, чтобы Олд Шеттерхэнд говорил неправду?

— Все бледнолицые лгут, и ты тоже.

— Краснокожие лгут, и ты сам это доказал. Нас было четверо белых, и мы боролись с четырьмя краснокожими за свою жизнь. В случае победы мы имели право убить своих противников и потом стать свободными. Мы победили и подарили вам жизнь. Несмотря на это, вы не дали нам свободу. Вы преследовали нас, а потом попали к нам в руки. Мы снова могли взять ваши жизни. Вы это заслужили, но все же мы так не сделали. Мы курили с вами трубку мира и дали обет быть друзьями и братьями до самой смерти. Мы освободили вас, а в благодарность за это вы напали на нас и привели сюда. Кто лжет, вы или мы? Ты помнишь, что я тебе говорил, прежде чем мы вечером расстались в каньоне?

— Большой Волк — гордый воин, он никогда не запоминает слов бледнолицего, — надменно заявил вождь.

— Тогда я напомню. Я предупредил тебя и сказал: если ты еще раз не сдержишь слово, то умрешь. Ты нарушил обещание, а потому умрешь.

— Когда? — усмехнулся вождь.

— Завтра.

— От чьих рук?

— От моих.

— У тебя дырка в голове, из которой улетучились мозги!

— Я сказал, и так будет, — спокойно, но серьезно произнес Олд Шеттерхэнд. — Два раза твоя жизнь была в моих руках, я подарил ее тебе, но, несмотря на это, ты обманул меня. В третий раз этого не произойдет. Краснокожие должны знать, что Олд Шеттерхэнд не только снисходителен, но и умеет наказывать.

— Пес, ты больше не накажешь ни одного человека! Вы окружены и всю ночь будете под охраной. Сейчас мы будем держать совет, и, как только придет рассвет, начнутся ваши смертельные муки, которые продолжатся многие дни.

Пленных перевели на маленькую лесную поляну, где горел огонь. Теперь им так же крепко связали ноги и положили на землю. Двенадцать вооруженных воинов стали вокруг под деревьями, чтобы бдительно охранять место. Бегство было невозможно, по меньшей мере, так казалось.

Дролл и Френк со своего высокого наблюдательного пункта хорошо все видели. Их дерево стояло шагах в ста пятидесяти от огня вождей, так что большую часть произнесенных слов они могли понять. Теперь необходимо было отыскать место, куда должны доставить пленников, и приблизиться к нему.

В тот момент, когда они забрались на дерево, захваченное оружие и другие вещи белых уже были перенесены индейцами к костру вождей и там оставлены. Поскольку на эти предметы юта не обращали большого внимания, они решили, должно быть, заняться дележом добычи лишь днем, — обстоятельство, которое вполне устраивало Тетку Дролла.

У берегового костра теперь остались только предводители. Остальные воины были переведены в другое место, на что должны были быть основания. Что это за причины, Френку и Дроллу предстояло скоро узнать. Стали раздаваться какие-то странные жалобные звуки. Некоторое время слышалось соло, за которым потом вступил хор. Все это продолжалось без перерыва, то слабее, то громче.

— Знаешь, что это? — спросил Дролл своего морицбургского кузена.

— Пожалуй, реквием по Старому Вождю?

— Да. У юта отпевание начинается еще прежде, чем труп околеет.

— Для нас это важно, поскольку во время плача бездельникам тяжело будет услышать нас. Мы, безусловно, должны разыскать наших.

— Но что потом, когда мы найдем их? Вынести их мы ведь не сможем!

— Это вовсе и не нужно, поскольку они пойдут сами. Главное, что мы освободим их от пут или перережем ремни. Если место, где они лежат, — недалеко от огня вождей и там же, где оружие, — наша партия имеет шанс на выигрыш! Истинное счастье, что здесь, под деревьями, так темно. Огонь нам не помеха, наоборот — он нам нужен, поскольку в его свете мы легко узнаем фигуры краснокожих и сможем избежать встречи с ними.

— Это так. Стало быть, теперь снова вниз, на землю, а потом дальше, вперед! Я ползу первым.

— Почему это ты?

— Потому что я дольше на Западе, — ответил Дролл, — и понимаю в подобных делах больше, чем ты.

— Вот те на! Не слишком ли высоко метишь! Я опытен во всех вопросах жития-бытия на Западе. Чудовищная приспособляемость, с которой я воспринимаю тяжелейшие вещи, как чисто детскую игру, привела мою способность к усваиванию к тому, что теперь и речи не может идти о вопросах, в которых я не знаток. Но поскольку ты — мой дорогой кузен, я пропущу тебя вперед. Только будь осторожен! Если кто-то впереди захочет нанести тебе смертельный укол, только дай знать, и я помогу сзади. Я не брошу тебя на произвол судьбы!

Маленький саксонец действительно доказал, что он прошел великолепную школу у Олд Шеттерхэнда. Он справился со своей задачей превосходно. Хотя Френк вынужден был нести два ружья, он двигался вперед ловко и бесшумно. Его направляющий, конечно, взял на себя более тяжелое задание, заключавшееся в том, чтобы каждый подходящий предмет использовать под укрытие.

Они пробрались мимо круга вождей на удалении, быть может, шагов пятидесяти и повернули к следующему огню, у которого, к счастью, и лежали пленники. Дролл был уверен, что те не должны находиться в темном месте. Конечно, хотя и медленно, но неотступно они приближались к цели, что, естественно, было далеко небезопасно. Несколько раз случалось, что краснокожие шныряли совсем рядом с ними. Один раз Френк вынужден был броситься в сторону, чтобы не попасть под ноги спешивших индейцев. Но позже это снование туда-сюда прекратилось. Те, кто исполнял песнь мертвых, теперь сидели на корточках вокруг трупа, а остальные растянулись на земле, приготовились немного поспать.

Так оба оказались за спинами часовых, которые совершали обход. Дролл лег за деревом, а Френк сзади — за следующим. Человек, который должен был поддерживать огонь, в какой-то момент отошел, чтобы пропеть у трупа куплет песни плача. Несколько из двенадцати сторожей сделали то же самое. Пламя осело и теперь давало мало света. Фигуры пленников едва были узнаваемы. Дролл прополз несколько шагов вправо, потом — немного влево, но тут заметил часовых. Когда он потом вернулся к Френку, он прошептал:

— Момент, кажется, благоприятный. Видишь Олд Шеттерхэнда?

— Да. Вон он там, первый.

— Ползи к нему и заляг неподвижно, будто ты тоже связан!

— А ты?

— Я отправлюсь к Олд Файерхэнду и Виннету — они лежат с другой стороны.

— Это опасно!

— Не больше, чем здесь. Какова будет радость Олд Шеттерхэнда, когда он снова получит свой штуцер! Давай быстрей!

Хромому Френку не нужно было преодолевать никаких больших расстояний — он прополз не больше восьми шагов. Теперь пламя костра билось так низко, что казалось, будто огонь почти погас. Стало темно, и различить фигуры пленников было невозможно. Один из часовых подошел к огню, чтобы подложить нового хвороста, но прежде чем занялся огонь, Дролл и Френк воспользовались темнотой и оба к этому моменту находились на месте.

Френк лежал рядом с Олд Шеттерхэндом. Он вытянул ноги, словно был связан, пододвинул своему соседу штуцер — «генри» и подтянул руки так, чтобы часовые думали, что они у него привязаны к телу.

— Френк, ты? — спросил Олд Шеттерхэнд тихо, но без удивления в голосе. — Где Дролл?