Игорь дотянулся до трубки, недовольно сказал:

— Да!.. Привет… Нормально… Нет, это не получится… Утром улетаю. В командировку. Да, надолго. На полгода… Угу…

Когда он положил трубку, Тамара спросила небрежно:

— Почему на полгода? Считаешь, у нас с тобой только на полгода?

— Ну… Я ж не могу сказать, уезжаю в командировку на всю жизнь!.. А ты, старуха, уже ревнуешь?

— Никогда и ни за что! — запротестовала Тамара. — Ревнуют те, у кого комплекс неполноценности… А у меня другие комплексы…

Игорь поднялся, переменил пластинку на проигрывателе. Потом присел на постель и снова заговорил:

— Но мы с тобой толковали о серьезных вещах… Женщины у нас уравнены в правах с мужчинами. Но заметь, как редко вы пользуетесь равноправием в отношениях с нами! У всех какое-то атавистическое, бессмысленное, даже унизительное желание выскочить замуж.

— Да, ты прав. Прав абсолютно, — с готовностью согласилась Тамара. А Игорь продолжал:

— Раньше, когда женщина полностью зависела от мужчины, это было естественно. Надо было прицепиться, прилепиться, чтобы выжить. А теперь?.. Она кандидат наук, обеспечена лучше любого мужика — потому что не пьет… А держится обеими руками за какое-нибудь ничтожество. Муж, не кто-нибудь! Семья!.. Ну не бред?

— Конечно бред. Я буквально то же самое говорю девчонкам… Просто интересно, как мы с тобой одинаково думаем!

Тимченко ужинал с женой и дочерью. Он чистил себе яблоко, а жена говорила:

— Напрасно ты не ешь с кожурой. В ней все витамины.

Тимченко не ответил. Его раздражало присутствие дочери. Он старался не глядеть на нее, а когда она встала из-за стола, даже отвернулся, чтобы не видеть ее слегка округлившегося живота.

С опаской поглядев на мужа, Анна Максимовна сказала:

— Наташенька, ты бы вышла погулять. Подыши воздухом.

— Я лучше почитаю.

— Ну хоть окно открой.

Когда за Наташей закрылась дверь, Андрей Васильевич напустился на жену:

— Воркуете, как две подружки: ля-ля, ля-ля! Наталья кругом виновата, и нечего с ней либеральничать!.. Пускай чувствует.

Вздохнув, Анна Максимовна пододвинула к мужу морковный сок.

— Ты с ней не разговариваешь, и я не должна?.. А к твоему сведению, у девочки температура. В ее положении всякая инфекция…

— В ее положении! — буркнул Тимченко. — Бачили очи, шо купували.

Экипаж Андрея Васильевича Тимченко готовился к полету.

Сначала все побывали у врача. Каждому проверили пульс. Все в порядке, врач поставил штамп в полетном задании.

…Потом разделились: бортинженер со своим чемоданчиком пошел на поле к самолету, а командир и второй — к диспетчерам «за погодой»…

…Тимченко поговорил с командиром отряда. Они были старые приятели.

— Андрей, — сказал командир. — Трошкин шел из Алжира, так у них там грозы, вторые сутки фронт стоит… Ты в курсе?

— Угу.

— Ну и как планируешь?

— Думаю, на одиннадцати тысячах пройду. Вес к этому времени у нас будет малый. Пройду.

…Бортинженер Игорь Скворцов был уже в кабинете «Ту-154». Он осмотрел доски с приборами — панель штурмана и свое рабочее место по правому борту. Пощелкал тумблерами, проверяя количество топлива, а потом отправился осматривать салоны. Он прошел между рядами пустых кресел в самый хвост, убедился, что пожарные баллоны на месте, заглянул в туалет и неторопливо отправился назад. Тамара раскладывала пледы для пассажиров.

— С питанием задержки не будет? — спросил он деловито.

Тамара обернулась.

— Ждем… Игорь, как я рада, что мы вместе летим, — сказала она, понизив голос. — А ты?

— Что я, глупее тебя? Тоже рад, очень рад. — Он поцеловал ее в уголок рта, чтобы не смазать помаду. — Только, Томкин, я хочу тебя предупредить: наши отношения остаются на земле и дожидаются, пока мы вернемся. В воздухе у тебя и у меня есть только работа и ответственность… Не обижайся, это закон.

Тамара неуверенно улыбнулась.

— Какой ты, оказывается, законник… А может, ты просто Василича боишься?

Игорь пожал плечами.

— Ты меня еще мало знаешь. Я не боюсь ничего, а в частности, никого.

…В штурманской — большой комнате, в центре которой стоит макет аэропорта, а на стенах висят карты и схемы заводов на посадку в разных портах мира, — готовились к полету члены нашего экипажа. Командир рассматривал карту погоды, штурман записывал в журнал курсы для предстоящего рейса, второй, нахмурившись, колдовал над центровочным графиком — схемой распределения грузов в самолете.

…И вот все трое — командир, второй и штурман — идут по бетонным плитам к своему самолету; каждый с чемоданом или портфелем.

Одна из бортпроводниц наблюдала за погрузкой багажа, стояли у трапа молчаливые внимательные пограничники. Предъявив паспорта, экипаж поднялся в кабину.

Только Тимченко остался на земле. К нему спустился Игорь. Командир вместе с бортинженером обошли напоследок самолет и, не обнаружив непорядка, тоже поднялись наверх.

…Подъехали автобусы с пассажирами, началась посадка.

…В салонах пассажиры обживались на новом месте. Привычно закидывали на полки плащи и шляпы, доставали книжки; матери устраивали поудобнее детей.

…Теперь предстояло зачитать последние четыре пункта «карты». Это, собственно, не карта, а пластиковая дощечка с десятью подвижными табло. Штурман начал переводить табло слева направо, открывая надписи. Каждую он зачитывал вслух:

— Генераторы!

— Включены, — ответил бортинженер.

— Давление!

— Давление семьсот пятьдесят выставлено, высота ноль, — ответили по очереди второй и командир.

— Рули!

— Проверены и свободны, — сказал командир.

Покончив с картой предполетной проверки, штурман сказал полагающееся:

— Карта выполнена, все графы зашторены.

Тимченко снова связался с землей.

— Разрешите занять исполнительный.

«Ту-154» вырулил на белые полосы исполнительного старта. Впереди лежала просторная бетонная дорога — ВПП.

— Шереметьево! Я восемьдесят пять четыреста пятьдесят один, — сказал командир. — Рули опробованы, к взлету готов.

— Взлет разрешаю, — послышался ответ диспетчера.

— Двигатели на взлетном! — ответил бортинженер, передвинув рукоятки.

— Экипаж, взлетаем. Рубеж двести шестьдесят.

Андрей Васильевич надавил кнопку часов и передвинул секторы газа вперед. Штурман вслух называл скорость:

— Сто пятьдесят…

Все ускоряя ход, огромная машина бежала по взлетной полосе.

— Сто восемьдесят… — говорил штурман. — Скорость принятия решения! Скорость подъема! Скорость отрыва!

Андрей Васильевич взял штурвал на себя, тряска сразу прекратилась, и колеса «Ту-154» оторвались от бетона. В стомиллионный раз произошло чудо, которому в наши дни удивляются только маленькие дети. Целый дом с двумя сотнями жильцов, с кухней, лифтом, кладовыми, уборными вдруг покинул землю и улетел в небо…

Напряжение и даже некоторая торжественность взлетного ритуала давно сменилась в кабине будничной атмосферой полета. Тимченко сказал в микрофон:

— Девушки, принесите-ка нам кофейку.

— Все на кофеек нажимаем, — заметил второй пилот. — А между прочим, скоро медкомиссия. Не боитесь за сердечко?

— Это вам, ветеранам, надо бояться, — благодушно отозвался Игорь Скворцов. — А я, например, сердце не чувствую. Есть даже такое мнение, что его у меня вообще нет.

— Бойся не бойся, а найдут что-нибудь — все равно спишут, — сказал штурман, тихий лысоватый человек. — Раньше, правда, я этих комиссий опасался, а теперь перестал… Так и так пора менять специальность.

— Давно не слышали, — усмехнулся второй. А штурман продолжал свое:

— Отмирает же профессия! На «Иле-86-м» штурманов вообще не будет. Не предусмотрено…

— Извините, Владимир Павлович, но я не понял, — поинтересовался Игорь. — Вы, может быть, до ста лет собираетесь летать? Так это маловероятно… А лет на двадцать работы для штурманов хватит.