Изменить стиль страницы

На стену было нетрудно взобраться без посторонней помощи. Как раз под местом, которое она выбрала, был сток для воды с решеткой из железных прутьев. Стройная ножка коснулась её, легкого тело напряглось — и она наверху. Устроившись на стене, она достала портсигар, вынула сигарету и зажала её губками. Крошечная темная крупинка, которое он снял с её губ в аллее, была табаком.

Этакий эксцентричный жест. Она не думала о своей участи. Не знала, что скоро умрет. Даже не думала. Расположение боа подтверждает это. И все же она сама подозвала смерть, балансируя на краю небытия, чуть наклонившись вперед со скрещенными стройными лодыжками и руками, лениво лежащими на парапете или на коленях.

Но Барбара Бэрон была на террасе не одна. Это подсказала обгорелая спичка. Она была слишком громоздка для портсигара, оснащенного, кстати, зажигалкой; он думал, что и в карманах такую не держат, и трудно представить, чтобы она ходила с ними в пригоршнях.

Поднятое лицо, сигарета в губах, её бормотание:

— Спички?

— Зажигалка? — это её собеседник.

А потом — конец.

Вспыхнула деревянная спичка, мужчина — или женщина — держащий её, наклонился к ней, спичка полетела прочь, стремительный толчок, сбивший дыхание…

— Счастливого пути!

И она полетела вниз, кувыркаясь, раскинув руки, хотя помощи быть не могло.

Сигарета выпала изо рта, когда она закричала от ужаса, опрокидываясь назад, в пустоту.

Да. Так все и случилось. Сомнений не было. У него, по крайней мере. Смерть Барбары Бэрон не была ни несчастным случаем, ни самоубийством. Она не упала. Ее столкнули, и независимый штат Нью-Йорк, город Нью-Йорк, район Манхэттен, познакомился с изящным убийством — убийством на показе мод, где по грубым подсчетам было двести пятьдесят человек.

Красиво! О да, очень красиво.

Шотландец медленно двинулся к двери. Но тут же прибавил ходу, когда услышал за ней звук шагов.

Глава 4

— Убери руки! Пусти меня!

Посередине выставочного зала боролись капитан Пирсон и девушка. Девушка не была ни высокой, ни низкой, но в её изящных ручках, которые пытался удержать Пирсон, было достаточно силы, и девушка пыталась вырваться.

— Потом, мисс, потом. Никто не причинит вам зла. Если вы только… Я только хочу знать…

Лицо капитана побагровело, голос умолял. Он боялся этого ускользающего из его толстых пальцев существа.

— Ладно, Пирсон. Все в порядке.

Девушка повернулась к Макки. Она задыхалась. Маленькие белые губки открыли белоснежные зубы; личико побелело от бешенства.

Это была девушка, которая напряглась, когда мисс Карлайл провозгласила Барбару Бэрон победительницей. Он заметил её благодаря её светлым волосам. Того рода волосам, о котором приходилось читать, но редко видеть, кроме как на холстах. Блестящие волны червонного золота сбегали по её широкому белому лбу и кончикам ушек на плечи, золотясь на висках и завитках и розовея во впадинках. Продолговатые влажные серые глаза под изящно изогнутыми бровями метали молнии. Они покраснели. Похоже, она плакала. Но сейчас на гладких щеках не было и следа слез.

Капитан заявил со смесью негодования и триумфа:

— Она вышла из той двери, инспектор, — он махнул на одну из двух дверей в дальней стороне галереи. — Не видела меня, я был за портьерой. И подкрадывалась к двери на балкон. У неё в руках что-то было. Когда я вышел, она сунула это в карман и бросилась бежать. Я велел остановиться, она не послушала, поэтому мне пришлось…

Макки кивнул и повернулся к девушке. Та поправила плечики спортивной клетчатой шотландки, расправила складки плиссированной юбки на стройных, округлых бедрах. Гнев прошел. Казалось, она только была раздражена вульгарностью физического вмешательства, и ничего более. Раздражена собой. И сказала, прекрасно контролируя голос:

— Простите, инспектор. Это действительно моя вина. Боюсь, я была большой идиоткой. Но ваш человек меня напугал, так внезапно выпрыгнув. Я возвращалась из дамской комнаты и вошла сюда — но не думала, что это предосудительно. Я направлялась на балкон подышать воздухом. Не могла я сейчас возвращаться в студию. Понимаете, Барби Бэрон была моей кузиной.

У неё было достаточно самообладания для столь юных лет — было ей не больше двадцати двух, максимум трех.

— Значит, вы Найрн Инглиш? — вежливо спросил Макки. — Вы в родстве с мистером Артуром Инглишем, который был на показе с женой?

— Он мой брат.

— О! Понимаю. Что вы сунули в карман?

— Вот…

Она предъявила платочек, маленький голубой льняной квадратик с её инициалами в уголке.

Он улыбнулся.

— Ну, это не слишком опасно, не так ли?

Пирсон многозначительно кашлянул. Если инспектор видел только маленькую, бледную, как привидение девушку, пытающуюся свести все к шутке, и ей поверил…

Макки не обратил на него внимания.

— Когда вы ушли из студии, мисс Инглиш? Вы были там, когда я вошел. Но я не видел, как вы уходили. А я просил всех оставаться на местах.

Что-что, а извиняться она умела.

— Простите. Я вышла, когда вы поднимались на подиум. Мне было нехорошо, я боялась, что меня стошнит, и я сказала полицейскому у двери, что мне нужно в дамскую комнату, он разрешил. Потом, когда я была с другой стороны арки, я услышала, что вы из отдела убийств, вы упомянули Барби — и я увидел лицо Дрейки — мисс Дрейк, и поняла, что…что с Барби случилось что-то ужасное.

Ее серые глаза не отрывались от его. Она судорожно вдохнула.

Макки отнесся с симпатией и пониманием.

— Это должно быть стать для вас шоком. Вы видели кузину после того, как она спустилась со сцены сегодня в десять?

— Нет.

Ее «нет» звучало убедительно. Но в ней все было убедительно. Эта девушка не путалась в словах и делах, если была убеждена в необходимости того, что делала, как бы неприятно это ни было…

Пауза, стойкий гул голосов из студии.

— Могу я идти?

— Конечно.

— Спасибо.

Она повернулась к дамской комнате, но Макки сказал:

— Не сюда, мисс Инглиш, в те двери.

Он махнул на двери, через которые они вошли в зал, сделав знак Пирсону открыть одну из них.

Лицо её потухло.

— Но я думала, вы сказали, я могу идти?

Шотландец возразил:

— Я не имел в виду домой. Не сейчас, ещё нет. Нам ещё нужно поработать, провести эксперимент. Понимаете, ваша кузина, мисс Бэрон, не упала с балкона. Ей помогли — умышленно.

Найрн Инглиш уставилась на него. Она стояла расслабленно, опустив руки и держа в одной голубой льняной платочек. И в мгновение ока вдруг напряглась. Было видно, как её охватил страх, и можно было догадаться о крепости её защиты, которую теперь начисто смело ужасным известием.

— Убийство, — выдохнула она сквозь мгновенно побелевшие губы. И вдруг стала ребенком, потерянным, испуганным и беспомощным.

— Убийство, — повторила она.

Это не было вопросом; это было утверждение, вырвавшееся из пересохшей глотки, нечто очевидное, решенное и — возможно — она подозревала или даже знала, но надеялась, что никто другой не догадается.

Пирсон двинулся к дверям; она машинально развернулась.

Макки наблюдал, как она уходит, будто лунатик, не останавливаясь ни на чем взглядом, пока тот не упал на крупного, крепкого, краснолицего капитана, нажимающего ручку так, чтобы не затронуть её саму. Это, казалось, привело её в себя. Головка червоного золота откинулась назад; рука с голубым платочком взметнулась ко рту, она прижала его к губам, чтобы остановить рвущиеся слова, крик, имя, обвинение, оправдание. И поспешно выпорхнула за порог в большой, битком набитый гудящий зал.

Пирсон закрыл дверь, повернулся и строго посмотрел на шотландца.

— Слушайте, инспектор. Вы не видели девушку, когда она считала, что здесь никого нет. А я видел. Она что-то замышляла. Она…

— Да, — протянул Макки. — Мисс Инглиш очень опасна. Милашка. И умна к тому же. Она напоминает мне ту красотку… Как её звали? Иду Сирз, за которой мы охотились в Кливленде. Она отравила своего мужа и двоих детей. Найрн Инглиш была в галерее, когда мы только вошли. Мы слышали звук — это она выскальзывала. Мы спугнули её. Упорная девушка. Она ждала в дамской комнате, пока не подумала, что путь свободен, и вернулась.