Гордеев, услыхав новость, чуть не подавился. «Гони, сука, телегу обратно, - приказал Вершинину, - да полог брезентовый с лопатами не забудь».
Быстрым шагом прошелся до дома Красикова, выглянул из-за забора. Блядский род! - среди смрадных бугров уже хозяйничали военные.
Матерясь, Гордеев зашагал обратно. Вершинина хотелось разорвать в клочья. И точно набил бы ему для начала морду, но у калитки увидел паренька-курьера из управы. Срочно вызывали на службу. Посмотрел на вспотевшего от страха хозяина дома, застывшего у телеги, сделал рукой отмашку: ну тебя на хрен, дурака!..
Дело в управе оказалось пустяковое, можно было суету и не устраивать. Захар Иванович машинально набрасывал ответ на запрос, сокрушаясь про себя о потере оружия.
- Здравия желаю, товарищ! - В дверях кабинета выросла плотная фигура в белесой гимнастерке, подпоясанной порыжелым ремнем с револьверной кобурой желтой телячьей кожи. - Помощник начальника Читинской городской милиции.
- Слушаю вас, товарищ, - привстал Гордеев. Как кипятком окатило, ноги-руки неприятно задрожали, заныло тягуче под ложечкой. Арест!
- Вызван по телефону в управу. Непонятно, - пожал плечами милицейский. - Не подскажете, кто и по какому поводу телефонировал?
- У нас, товарищ, такие вызовы осуществляются только по указанию председателя управы. Соизвольте проследовать к нему в кабинет. Это - по коридору направо, последняя дверь. Там табличка имеется.
Помначгормил кивнул и скрылся за дверью. Захар Иванович тут же выскочил из-за стола, повернул в дверном замке торчащий снаружи ключ и быстро вышел на улицу. «Прокололись фараоны чертовы! Милицейского-то по мою душу прислали. Точно! И Петьку, дурака, видимо, уже загребли.»
Гордеев свернул в тихий переулок и ходко подался от центра к северной окраине Читы. Купил у бабки на Ново-Бульварной улице три шаньги, выпил кружку молока. Потом ступил в лес и пошел в сторону Сенной пади - напрямки, тропой. Там вышел на лесную дорогу, упруго зашагал, жуя на ходу пышную шаньгу, к Смоленскому поселку.
Но вскоре утреннее напряжение и командировочная усталость взяли верх. Гордеев свернул за кусты и устроился под высокой сосной на мягком и толстом ковре из хвои. Проспал до вечера.
Посвежевший, бодро вскочил на ноги, продолжил свой путь, пожевывая остатки купленной стряпни. Дорога была знакома, вела прямо в Смоленский, поэтому, когда спустились сумерки, Захар Иванович продолжал идти, не боясь в темноте заблукать. К тому же, ночь выдалась звездная, с ясной луной, заливающей все вокруг молочным светом.
Когда начало светать, постучался в дом Леонтия Каргополова. Теперь уж всю конспирацию - побоку. Давай, дескать, старый, отвези- ка меня побыстрей к сынку своему в зимовье.
Увиденное в будущем отряде не обрадовало. Почитай уж больше месяца идет организация, а людей-то полтора десятка. Помрачнев, Гордеев отправил Матвея Каргополова в Читу, к Васильеву:
- Разузнай через полковника, что происходит в городе в связи с моим исчезновением и обнаруженными пулеметами.
На третий день гонец вернулся. И не один. С сыном Захара Ивановича - Петром. Пятнадцатилетний парень, крепкий и рослый, выглядел гораздо старше. Глаза горели от желания ввязаться в самое пекло тайных событий. Через него Васильев передал: никаких подозрений! Председатель городской управы, другие служащие крайне обеспокоены исчезновением Захара Ивановича, подозревают вражеское покушение. Направлено отношение на этот счет в уголовный розыск и Главное управление Госполитохраны, в читинских газетах опубликованы объявления об исчезновении депутата Нарсоба и члена Читинской горуправы Гордеева.
«Хор-ро-ш-шо! - подумалось виновнику суматохи. - Значит, возможность вернуться в город остается. Нужно только удобоваримое объяснение уже пятидневного отсутствия...»
Захар Иванович долго не мудрствовал. Он крепко напился и в таком виде заявился домой, под ясные очи дражайшей Екатерины Никитичны.
- Погуляли, мать, малость с дружками в деревне. Ты уж не серчай, не часто, чай, бывает.
ПОСЛУШНЫЙ конь мерно перебирает копытами. Гордеев отстегнул с пояса фляжку, глотнул теплой воды. Да-а. Опять вспомнился майский переполох. Тогда он сразу же нарисовался в управе, балагуря в подпитии, ввалился в кабинет к председателю. У Полетаева как раз сидел Воронин, член городского управления, которого озаботили поисками пропавшего коллеги.
Быстро тогда Захар подбил обоих на дружеское застолье. В знак признательности, так сказать, за хлопоты по его скромной персоне. И. оказался болтливым пьяным дураком!
- Ну, учудил ты, Захар! - поднял стопку Полетаев. - С деревенскими, говоришь, дружками кутеж устроил? Пять ден, пять ден. Силен, сокол!
- Да слушай ты его больше! - встрял заплетающимся языком Воронин. - Дружки. Знаем мы, какие дружки!.. Зачин, могет, таковой и был, а потом. Аль мы не мужики?.. Колись, Захар! Катерине твоей мы - ни-ни, не скажем. Могила! Небось, с бабенкой проважался, хрыч усатый! А? Рассказывай, не таи.
- Но-о. Я пред Катей. Иск-лю-чи-и-тель-но-о с мужиками кутили. Про текущий мом-мент разговоры говорили. И должен вам, други, заявить, что. Кор-ро-че-е! Так-кие слу-хи, други мои, слыхал. Япошки, оглоблю им в зад-ницу-у, на ок-ку-у-пацию Дэ-вэ-эри-и г-го- то-вы! Да-с! В самом б-ближай-шем бу-у-дущем.
- Эти-и м-м-могут! - соглашаясь, тряхнул кудрявой головой Воронин.
- В-вот я и говор-рю. Отсилы - два месяца с-сро-ку.
- Пьяный разговор! - отмахнулся наименее захмелевший Полетаев. - Два года назад мы сил меньше имели, и то япошек расчесали в хвост и в гриву!
- Но и они, дорогой ты мой, сил подна-копи-ли. П-п-попрут! И вся белая рать п-подымет-ся. Но! Есть путь!
- Та-ак. Д-да-а-вай! - Воронин уставился на Захара Ивановича, наваливаясь грудью на тарелки.
- В-вот скажи ты мне, д-дорогой т-товарищ П-Полета-ев. - Гордеев уставился собеседнику в переносицу. - Ты - ком-му-нист?
- Член фракции большевиков, ты же знаешь.
- И-й я - при-и-мыка-ю, - снова тряхнул кудрями Воронин.
- Из-за вас это! - со всей пьяной решительностью громко бухнул Гордеев и зло посмотрел Полетаеву в глаза. - Т-такти-ку меня-ать на- адо. Я... как вы знаете. к партиям не при-над-ле-жу. Внепартийная груп-па. Япошки и атаманы на кого ядом дышут? Пра-а-иль-на! На ко- м-му-нис-тов! Сле-до-о-ва-тель-но, что?.. Надо отдать власть пра- авым! С нацио-наль-ной т-точки зрения, други мои, эт-то - единственный шанс-с-с. К-ком-мунис-ты выез-жают в Совдепию, а п-правые партии дают для рес-пуб-ли-ки п-па-а-у-зу! Для чего нужна п-па-уза?
- Для чего же? - Полетаев уже не улыбался, смотрел на Гордеева пристально и серьезно. Воронин никак не реагировал, склонив голову на грудь.
- Я! - Гордеев большим пальцем ткнул себя в грудь. - Я. Как уважаемый ср-реди ка-за-чества че-ло-век и деп-пу-тат, становлюсь в-во глав-ве в-воен-ной о-ор-га-ни-за-ции Дэ Вэ эР. Об-ез-жаю все! казачьи ста-ни-цы! Делаю пр-ризыв к защ-щите от японс-ко-го в-втор- же-ни-я! Под лоз-зун-гом «За единую Р-россию, с-своб-боду и тр-руд- довой нар-род!»
Лозунг Гордеев буквально проревел.
- И п-пусть С-совдепия т-тоже рас-с-ко-ше-ли-т-ся! Так-то, вот! П- пред-ла-гаю в-вам п-поста-вить эт-тот план на об-суж-д-дение в в- ваших ком-мун-сти-чес-ких с-сфера-ах.
Протрезвев под утро, Захар Иванович отчетливо вспомнил свою пьяную речь. Проклял себя последними словами - надо же было столько лишнего наговорить! Ага, поставять большевички такой план на обсуждение, как же! Его, дурака, в военные правители нацелившегося, в наполеончики, поставят. К стенке!
Хряпнул кружку бражки для поправки головы и кинулся в управу. Пришлось перед Полетаевым рассыпать реверансы, мол, извините, пьяного болтуна, не обращайте внимания на хмельной бред. Ей-богу, помутнение какое-то в голове.
Гордеев вспомнил, как красноречиво и убедительно он излагал диагноз нервного расстройства, а потом выпрашивал лечебный отпуск у председателя горуправы, смотревшего на него с момента появления на работе жестко и подозрительно.