— Пошли!

Все тронулись вдоль длиннющего коридора. Виталис остановился возле одной из дверей:

— Здесь…

Марина шагнула внутрь и обомлела. Ярко-голубые глаза смотрели на нее. Она шагнула вперед, глухо крикнув:

— Иван!

На высокой кровати лежал Иван Мешков. Его грудь была перебинтована. Руки лежали поверх одеяла. Он с трудом улыбнулся:

— Марина. Вот и меня не миновали пули…

Она уткнулась лицом в его поднятую руку и разревелась:

— Ванечка! Что же ты раньше не сообщил о себе?

— Меня вчера привезли…

— Как Огарев, Андриевич, ребята?

— Все нормально. Живы, здоровы. Привет тебе передают. Надеются на тебя. Политики совсем задавили. Приказы шлют, один другому противоречит. Ребята головы кладут, а они ряхи наедают такие, что в телевизор не влазят. Всыпь им, Марина. Ребята подарок тебе на счастье прислали. Возьми под подушкой…

Она осторожно сунула руку и вытащила что-то тяжелое, завернутое в толстую бумагу. Развернула и вздрогнула. У нее в руках был спаянный из гильз и осколков православный крест, сантиметров в двадцать длины. Острые края торчали во все стороны. На каждом осколке и на каждой гильзе были выцарапаны имена и фамилии. Марина стерла слезы рукавом и сжала крест так, что осколки прорвали кожу и кровь медленно показалась между побелевших пальцев. Посмотрела в лицо Мешкова и твердо произнесла:

— Я клянусь на этом святом кресте, что буду бороться за униженную армию, за ее преданных и проданных неоднократно солдат и офицеров, за украденные политиками победы, за которые заплачено кровью! Я клянусь не отступать и не сдаваться, как бы ни было трудно!

Она чуть улыбнулась:

— Спасибо за подарок, Ванечка! Я им всыплю, обещаю. Ты слушай, вон у вас, даже телевизор есть… — Наклонилась и поцеловала парня, шепнув: — Я к тебе еще зайду. Сейчас мне подготовиться надо.

Слегка пожала его руку, мягко улыбнулась раненому. Повернулась, чтобы уйти и заметила, что дверь в палату открыта. Пространство перед дверью заполнено ранеными и все смотрят на нее. Шагнула к сурово глядевшему генералу. Протянула папку и телефоны:

— Пошли, Евгений Владиславович. Там наверное все готово…

Тамара Георгиевна не пошла с ними, решив посмотреть конференцию вместе с ранеными. Они шли вдвоем по коридору и никто не шел следом. Маленькая женщина и высокий седой генерал. Все молчали и смотрели им вслед. Кто-то со страхом, кто-то с надеждой. Марина несла спаянный солдатами крест и ее кровь капала с равными интервалами на промытый пол госпитального коридора…

Книга четвертая

Глава 1

Палата выглядела по-другому. Не было кровати с кушеткой и маленького столика с двумя табуретками. Прежним остался лишь компьютер. Капустин вовсю ругался с двумя телевизионщиками, которые хотели сдвинуть его в сторону. Парень встал грудью и попросту не подпускал нагловатых операторов к аппаратуре. Появление Марины и генерала обрадовало Игната. Он попросил:

— Марина Ивановна, может хоть вы им скажете, что компьютер трогать нельзя? Они грозятся его вообще выбросить. Им видите-ли места мало!

Операторы обернулись. Один кинулся к камере, но генерал остановил:

— Не сметь!

Женщина спокойно произнесла:

— Компьютер не трогать. Где стоял, там и будет стоять. Ясно? Иначе будет снимать только один из вас, раз аппаратура не помещается. Нам еще работать на нем. Мой секретарь вам объяснил все, надо было слушать. Вопрос исчерпан.

Один из телевизионщиков, бородатый с изрядным брюшком, попробовал спорить, но она так взглянула на него, что мужик осекся. Что-то проворчав про себя, он обернулся к телекамере и принялся настраивать ее. Марина огляделась и вздохнула. На полу расстелили ковер. У стены поставили большой стол, накрытый малиновой бархатной скатертью и стояли два мягких стула с высокими спинками. На столе, по углам, свисали традесканции в красивых горшках. На стене висел портрет Президента. Степанова взглянула генералу в глаза и он понял. Положив папку и телефоны на стол, снял портрет с забил его за столик с компьютером. Операторы на мгновение потеряли дар речи, а затем возмутились:

— Положено так! Президент всегда за спиной депутата находился. Мы специально привезли…

Женщина положила крест посреди стола и не обратив никакого внимания на реплики телевизионщиков, спросила Бредина:

— Евгений Владиславович, вы достали то, что я просила?

Он моргнул в ответ. Расстегнул китель и достал из-под него пробитое, изодранное знамя 131-ой майкопской бригады, дравшейся и не побежденной у железнодорожного вокзала Грозного. Игнат кинулся к нему на помощь. Генерал и прапорщик приклеили боевое знамя к стене прозрачным скотчем. Марина повернулась к телевизионщикам:

— У меня за спиной будет висеть это знамя. Президента за моей спиной не будет! Я вообще не люблю, когда у меня за спиной стоят те, кому я не верю.

Операторы молчали. Такое на их памяти происходило впервые. К тому же жесткие и даже грубые слова женщины отметали все уговоры. Мужики переглянулись. Бородатый долго разглядывал странный крест на столе, затем попросил:

— Вы не могли бы поднять его, я бы хотел снять. Такого я не встречал…

Бредин сурово сказал:

— И не встретите! Он создан теми, кто воюет под Бамутом в Чечне и прислан, как благословение Марине от друзей.

Генерал посмотрел на часы. Времени было половина одиннадцатого. Степанова взяла в руки радиотелефон и посмотрела на Бредина. На лице застыло колебание — позвонить или нет. Тот чуть улыбнулся, поняв ее взгляд и направился к двери. Она шагнула за ним, приняв решение. Зашли в ординаторскую, где перед телевизором собрались врачи. Марина извинилась:

— Я позвоню из вашей комнаты? А то там пресса уши развесила…

Хирург встал:

— Нам выйти, Марина Ивановна?

Женщина улыбнулась:

— Оставайтесь. Здесь секретного ничего нет.

Генерал сам набрал код и номер. Ответил далекий голос:

— Бамут на проводе. Кто говорит?

Бредин торопливо сунул трубку в руки Марины и она ответила:

— Марина Степанова.

Голос радостно вскрикнул:

— Вам наш подарок передали? Я за полковниками рядового отправлю!

Раздался приглушенный шум. Марина сказала в трубку:

— Передали. Огромное спасибо за веру в меня. Ивана видела. Он нормально выглядит. Поправится. Всем привет передавай. Будет возможность, приеду.

Трубку явно выхватили, так как до нее донесся голос Огарева:

— Марина, ждем! Все сидят в палатках. Даже чеченцы притихли. Для часовых громкоговорители установили. Вацлав бежит! Удачи!

Тут же трубку перехватил Андриевич:

— Маринка, мужики в пути. Потребуется, всем отрядом прибудем. Мы верим в тебя! Покажи им, Искандер, что значит Армия!

Тут же ворвался голос Кости:

— Родная, как ты? Мои архаровцы на «Акацию» радио повесили, твоего выступления ждут. Один мастеровой паренек движок подтащил и теперь в палатке телевизор работает. Я тебя даже увидеть смогу. Тебя здесь моей женой считают. Подарок сделали…

От родного голоса горло перехватило и она сглотнула, прежде чем смогла вновь заговорить:

— Все нормально, Костя! Смотри телевизор. Особенно на стену за спиной. Целую. Береги себя. Генерал привет передает.

Она отключила трубку. Бредин тихо спросил:

— Страшно, Марин?

— Было, пока Иван этот крест мне не передал. Сейчас я готова драться.

— А мне страшно, что я тебя в такую историю втянул. Не учел, что ты всегда до конца идешь…

Она легонько тронула генерала за рукав и усмехнулась, хотя глаза смотрели мрачно:

— Жень, Бог не выдаст, свинья не съест! Поздно сокрушаться. Пошли?

Медики за все это время не произнесли ни слова. Сидели у телевизора и прислушивались. Военные шагнули к двери, но встала со стула пожилая нянечка и дрожащим голосом сказала:

— Иди, я благословлю тебя, дочка…

Марина обернулась уже от двери и вернулась. Встала на колени и наклонила голову. Нянечка сняла с шеи простенький крестик на капроновой ниточке и одела на нее. Перекрестила трижды со словами: