Степанова выдернула кляп из его рта. Начала разматывать руки, стараясь это делать аккуратно. В полумраке разглядела лицо и громко хмыкнула:

— Подполковник Марков!

Он прошептал:

— Откуда вы знаете меня?

— Вот и в третий раз вы меня не узнали, Анатолий Павлович.

Марина распутала проволоку и перевязала кровоточащие кисти. Он сел на грязном, заваленном осколками стекла полу, пригляделся:

— Ясон?!? Ты откуда здесь? Ох, простите, вы откуда?

— Давай на “ты”, так проще. Двенадцать часов, как воюю. Вас куда ранило?

Офицер поморщился. Помолчал, видимо прислушиваясь к ощущениям и ответил:

— Меня оглушило и контузило, ран вроде бы нет. В голове нехорошо и все кружится.

Марина попросила:

— Сейчас я боевиков немного “причешу”, а вы пока начинайте спускаться. Держитесь за стенку, чтоб не упасть и идите.

Степанова забрала пулемет с подоконника и перетащила его к другому окну, выходившему на площадь. Там суетились боевики. В свете горевшего рядом здания, в профиль были отчетливо видны бородатые лица. Они подтаскивали снаряды к орудиям. Женщина прицелилась и дала длинную очередь на половину обоймы. Раздался грохот. Видимо одна из пуль попала в снаряд, вверх подскочила пушка и упала на бок. Обслуга полегла вся сразу.

Бородачи заметались, а она косила их минуты три без перерыва, пока ударившая в фасад здания мина не подсказала: меняй позицию. Подхватив пулемет на плечо, захватила дополнительно две обоймы и гранатомет, почти скатилась с лестницы на первый этаж. В конце ее наткнулась на лежавшего без движения подполковника. Тащить через завалы тяжелое мужское тело она не могла физически, но и бросить Маркова тоже по-человечески не имела права. В любой момент на него могли наткнуться боевики. Отбить его во второй раз могло и не получиться.

Марина выглянула на улицу, стараясь держаться тени. Боевики подбирались к дому и у нее было не более минуты, чтобы скрыться. Степанова положила пулемет. Подхватила тело подполковника под мышки и утащила под лестницу. Забрав пулемет с гранатометом едва успела спрятаться, как в пролом влезли сразу семеро бородачей. Словно волки кинулись наверх по лестнице, переговариваясь по-чеченски:

— Если этот шакал, что по нам стрелял, еще там и жив, мы из него ремней нарежем!

— Голову отрубим и выставим в окне!

Маринке не понравилась ни одна из казней, что ей готовили боевики. Она осторожно выглянула. Приставила гранатомет на плечо. Прицелилась между пролетами, по мелькнувшим теням поняла, где находятся боевики и нажала на спуск. Мгновенно нырнула под лестницу. Сверху сильно грохнуло. Послышались стоны, посыпались камни и пыль. Подполковник в это время пришел в себя и застонал. Маринка наклонилась к нему:

— Уходить надо, Анатолий Павлович! Они сейчас по этому зданию из тяжелой артиллерии бить начнут.

Помогла мужику подняться и подхватив за пояс, почти бегом потащила к пролому сквозь пылевую завесу. Правой рукой удерживала автомат, пулемет пришлось бросить — тяжеловат. Офицер запинался за камни и чувствовалось, что бежал из последних сил. Успели проскочить мимо стоящего рядом дома, когда сзади оглушительно грохнуло. То здание, где они укрывались, перестало существовать. Каменная пыль взмыла к небесам. В свете пламени это выглядело жутковато.

Марков вновь упал. Женщина посмотрела на часы: половина четвертого ночи. Запоздало поздравила себя, яростно пробормотав:

— С Новым Годом, Марина Ивановна!

Она укрыла беспомощного подполковника в развалинах. Связала бинтами руки и заткнула рот, чтобы стонами не выдал себя. Сориентировавшись, бросилась в сторону, где находился лагерь федеральных войск. Пронеслась между патрулями и палатками, словно демон. Большинство часовых не видели ее, а те, кто успел заметить мелькнувшую тень, решили, что показалось. Полковник Огарев не спал. Он вздрогнул и не сразу узнал в грязном оборванном человеке совсем недавно уходившую от него чистенькую женщину. Опомнился:

— Господи! Это вы? Я уже думал, что вы погибли. Сейчас еду принесут, я распоряжусь…

Она без смущения прервала старшего по званию:

— Не надо ничего! Там в развалинах контуженный подполковник Марков лежит. Он без сознания. В любую минуту боевики могут наткнуться. Мне не дотащить. Пару ребят дайте. Я их проведу и прикрою в случае чего. Утром его точно обнаружат.

Он возмутился:

— А вас кто прикрывать будет?

Она отмахнулась:

— Я сама прикрою себя. Не привыкать!

Он, не веря собственной догадке, выдохнул:

— Искандер…

Маринка машинально ответила:

— В Афгане была. Только Искандер погиб, а я осталась.

— Но это же ты, Искандер?

Степанова кивнула, с жадностью приникнув к его фляжке с водой. Свою, пробитую пулями, пришлось выбросить по дороге. Полковник покопался в кармане. Достал удостоверение, а из него обтрепанную бумажку:

— Это вам просили передать лет восемь назад. Я сохранил, хотя сведения наверняка устарели. Офицер какой-то приходил, уже не помню ни звания ни фамилии…

Она вздрогнула и оторвалась от фляжки. Завернув пробку, вернула ее полковнику. Забрала записку словно во сне, погладила ее пальцами и прикрыла глаза:

— Костя…

Перед глазами мелькнула река Кабул, узкий листок, торчащий из воды. Огромная стрекоза с прозрачными крыльями. Валун и они с Костей, сидящие рядом… Она застонала от этого воспоминания. Огарев сразу спросил:

— Вы ранены?

Она открыла глаза и взглянула на него потемневшими глазами:

— Нет. Это память… — Не читая, положила записку в кармашек рюкзака: — Давайте парней.

Полковник вышел. Через пару минут вернулся в сопровождении троих крепышей в камуфляже. Один посмотрел на грязное лицо, изодранную одежду незнакомца и покачал головой:

— Да ты, парень, в хорошей переделке побывал! Где твой подполковник находится?

— Проспект Победы. Так вывеска гласит…

Он вздрогнул:

— Ё…! Отсюда до него километра три будет! Там же внутренняя линия обороны боевиков. Какого черта ты там делал?

Полковник оборвал своего бойца:

— Ты потише, женщина все таки!

Маринка не удержалась и ядовито сказала:

— Боишься, не ходи. Похрабрее найду!

Тот прихлопнул рот ладошкой:

— Ты баба? — Всмотрелся в грязное лицо со сверкающими глазами и удивленно обернулся к приятелям: — Точно, баба… Ну, пошли. Раз ты прошла и мы просочимся.

Один из трех спецов долго вглядывался Степановой в лицо и вдруг кинулся к ней:

— Марина! Я — Мешков Иван. Помните, месяц назад…

Она узнала парня по синим глазам, хлопнула по плечу и устало улыбнулась:

— Помню. Ты извини, воспоминания придется немного отложить. Пока темно, пройдем. Геннадий Валерьевич, не могли бы вы патронами и гранатами поделиться? У меня осталось чуть-чуть в рожке, а гранат вообще нет…

Полковник молча протянул ей свои запасные рожки и все гранаты, какие имел. Внимательно смотрел, как она рассовывала их по кармашкам.

Четыре фигуры скользили между домами. Степанова шла первой. Она торопилась и не обращала никакого внимания на яркие всполохи очередей. Время от времени, когда навстречу из завалов выскакивали человеческие фигуры, давала очередь и очень надеялась при этом, что бьет не по своим. Чтобы очистить совесть подкрадывалась к трупам и убеждалась, что это боевики. Мужчины шли рядом, держа круговую оборону.

Уже через пару улиц, один рожок в автомате Степановой опустел. На ходу перезарядила оружие. Сухо щелкнул магазин и сразу, справа, в их сторону раздалась очередь из пулемета. Прошла над головами. Видимо, засевший пулеметчик стрелял на звук, не видя тех, кто шел. Степанова пригнулась и шепнула парням:

— Почти дошли. Идите по прямой и ищите во вторых развалинах отсюда по левой стороне. Подполковника я сама спеленала бинтами. Распакуйте и уносите…

Мешков спросил:

— А ты?

— Да вот с этим неугомонным разберусь и догоню. Он мне надоел, когда я в отряд шла, а уж больше терпеть не собираюсь! Утром, кто-то из наших под его пулемет попадет. Обойдется Аллах! Вперед, парни, а то рассвет близко…