Законодательные работы были окончены уже в 1649 г., и новый свод законов, названный «Соборным уложением» (или просто «Уложением»), был напечатан по тому времени в громадном количестве экземпляров (2 тыс.) и распространен по всему государству.

§83. Медный бунт

Царь Алексей своим знаменитым Уложением надеялся успокоить народ, но судьба послала ему новые испытания. Всего через год после составления Уложения, в 1650 г., разразился сильный мятеж во Пскове и Новгороде. Он был вызван тем, что, вследствие некоторых условий Столбовского мира (1617), московские власти посылали в шведские владения через Новгород и Псков деньги и хлеб. Хотя в этом не было ничего позорного, псковичи и новгородцы возмущались, обвиняли бояр и воевод в измене и, наконец, перешли к открытому насилию над своими властями и над иностранцами, которые были причастны к вывозу зерна и денег. Особенно пострадал в Новгороде митрополит Новгородский Никон, проявивший большое мужество в борьбе с мятежом. Так как местные воеводы не имели сил восстановить порядок, то к Новгороду и Пскову были двинуты войска. Новгородцы скоро опомнились и повинились, а псковичи заперлись в городе и несколько месяцев сопротивлялись. Царь не хотел кровопролития и передал дело земскому собору. Собор постановил послать во Псков особое посольство, которое именем государя и всей земли должно было уговорить псковичей возвратиться к повиновению и порядку. Псковичи послушались, принесли повинную и выдали зачинщиков.

Прошло пять лет, и настали новые беды. Начав войну с Речью Посполитою, царь Алексей отправился с войсками в Литву, а в это время во всем Московском государстве (1654–1655) развилась страшная эпидемия чумы, или «моровой язвы». Болезнь опустошала страну и совершенно расстроила общественный порядок. Опустели города, остановилась торговля, прекратились военные действия. Чрезвычайные расходы на войну с трудом покрывались и в обычное время; чума же окончательно подорвала средства правительства. В ужасных условиях эпидемии нельзя было собрать денег для содержания войска. Приток иностранного серебра (§79) уменьшился как вследствие общего упадка торговли, так и потому, что торговых иноземцев перестали пускать далее Архангельска (§82). Не зная, откуда достать денег, московское правительство придумало такую меру. Прежде оно из привозного серебра чеканило мелкую серебряную монету – «копейки» и «деньги» (в рубле было 100 копеек и 200 денег). Теперь оно решилось эту мелкую монету делать из меди (которая была раз в 20 дешевле серебра), но выпускать ее по цене серебряной. Иначе говоря, оно устроило из меди такие же условные денежные знаки, какими теперь служат бумажные деньги, «кредитные билеты». С 1656 г. медные деньги появились в большом количестве и имели успех, потому что народ принял их доверчиво. Но прошло года два, и начались затруднения с новой монетою. Пошли слухи, что мошенники стали подделывать в большом количестве «воровские деньги» и что чиновники на монетном дворе стали сами себе и своим приятелям чеканить монету из собственной меди. Хуже, чем подобные слухи, действовало то, что само правительство неумеренно выпускало медные деньги и наводнило ими рынок. Ценность медной монеты стала падать: за 100 серебряных денег стали давать и 130, и 150, и 200 медных. При счете на медные деньги товары начали сильно подниматься в цене. Тогда само правительство испугалось и установило правило, по которому всякий платеж в казну надлежало делать серебряною монетою; из казны же по-прежнему выдавали в народ только медь. Как только установился такой порядок, новые деньги совсем упали: за 100 серебряных требовали тысячу и полторы тысячи медных. Началась чрезвычайная дороговизна, а с нею и голод для бедных людей. «В конец погибаем и помираем голодною смертию», – говорил народ: – «На медные деньги не продают, а серебряных негде взять». Доведенная до отчаяния, московская беднота в 1662 г. подняла бунт и, придя толпою к государю, который тогда был в селе Коломенском, требовала выдачи бояр, виновных, по ее мнению, в общем бедствии. Царь Алексей успокоил народ обещанием разобрать дело. Но вскоре к нему явилась новая толпа, еще более возбужденная и мятежная. Когда уговоры не подействовали, было пущено в ход оружие. Мятежников было много убито и казнено, много утонуло в Москве-реке во время бегства. Однако стало ясно, что нельзя оставить дело в таком положении. «Без серебряных денег все ожидают себе от медных денег конечные нищеты», – говорили государю созванные им представители торговых и ремесленных людей: «Будет те деньги продляться, и нам от них в конец погибнуть». В 1663 г. медные деньги были отменены и даже запрещены. Вместо них казна пустила в обращение свой серебряный запас.

§84. Движение Разина

Ряд потрясений и волнений, пережитых народом в течение пятнадцати лет, имел своим последствием усиленное бегство на Дон. Закладчики, не желавшие идти в тягло; крестьяне, скрывавшиеся от прикрепления; «гилевщики», то есть участники «гилей», бунтов, – все это уходило из государства, где стало трудно и голодно жить, в казачьи городки на Дону, с надеждою стать там свободными казаками. Но старые донские казаки, жившие на Дону оседло, «домовито», не принимали всех беглецов в свой «круг» и не считали их равными себе казаками. Полноправные казаки участвовали всем «кругом» в выборе своей «старшины», в решении войсковых дел и в дележе «государева жалованья» – тех «запасов» зерна, сукон, пороха и свинца, которые присылались на Дон из Москвы (§75). Новоприбылые люди не допускались в «круг», жалованья не получали и носили на Дону, в отличие от домовитых казаков, прозвище «голытьбы», «голутвенных» казаков, то есть голи. Положение такой голи было тяжело. Пахать землю казаки на Дону запрещали, боясь, что земледелие превратит казаков в крестьян и поведет к закрепощению их Москвою. Поэтому хлеба на Дону было мало; его надо было покупать на деньги, которых у голытьбы не было. Лучшие места для промыслов (охотничьих и рыболовных) были заняты домовитыми казаками, и потому голытьбе приходилось работать батраками на казачьих промыслах. Вместо воли и довольства беглецы на Дону встречали голод и зависимость. Немудрено, что голытьба волновалась и рвалась к грабежу.

В прежние годы, когда Дон еще не был заперт Азовом, можно было легко проскочить на море и там, плавая на лодках (стругах) вдоль берегов, грабить татар и турок. Теперь из Дона выхода на море не было, и потому взгляды голытьбы устремились на Волгу. Когда среди голутвенных появился смелый и решительный вожак Степан (Стенька) Разин, голытьба легко собралась в большую шайку и ринулась на низовья Волги. С разбоем плыли Стенькины казаки в Каспийское море и, достигнув его, отправились на р. Яик (нынешний Урал), где и зимовали, торгуя там и дружа с калмыками. На следующий год (1668) казаки с Разиным отправились грабить персидские владения на берегах Каспийского моря (от Дербента до Решта). Казачье разбойничье войско достигало уже 2 тыс. человек; оно произвело у персиян большие опустошения, брало города и корабли, добыло себе огромную добычу и зазимовало, укрепясь на островке, вблизи персидских берегов. Весною (1669) война с персиянами возобновилась, но казаки уже думали о возвращении на Дон и потому сами оставили Персидские области и поплыли к Астрахани, где и вступили в переговоры с царскими воеводами. Боясь казаков, воеводы отнеслись к ним мягко и пропустили их домой мимо Астрахани, отобрав лишь часть взятых ими пушек и ненужные им морские суда. Стенька явился на Дон с большою славою; его шайка привезла с собою огромную добычу и хвалилась своими подвигами. На Дону началось сильное брожение. Кругом Разина собрались толпы разной голи, всего тысяч до трех, и стали готовиться к новому походу. На этот раз целью похода было не море, а Волга. Стенька задумывал прямой бунт против Москвы и рассчитывал на то, что его казаки встретят сочувствие во всей черни, раздраженной тяжелыми условиями жизни за последние годы.

Весною 1670 г. Стенька отправился на Волгу и открыл военные действия против царских воевод. Оказалось, что чернь и даже стрельцы действительно сочувствовали смелому атаману и легко переходили на его сторону. Разин взял города Царицын, Астрахань, Саратов, Самару. Казаки страшно мучили и убивали воевод, дворян и вообще людей высших классов; грабили их дома и лавки; не щадили и церквей. Чернь городская помогала казакам и везде возмущалась против «лучших людей». Из городов бунт распространялся по селам; подымались крестьяне на своих помещиков; инородцы восставали (мордва, татары, черемисы) на русскую власть и русских землевладельцев. Бунт становился из казачьего земским и распространялся на громадное пространство среднего и нижнего Поволжья. Восставшие шли не против государя; они представляли себя верными царю и высшей власти. Стенька даже распускал слух, что у него в стане находятся московские царевич и патриарх. Недовольство мятежников направлялось против тех мер, которые усиливали крепостную зависимость рабочего люда и отягчали тягло податных людей. Считая виновниками этого бояр, землевладельцев и богатых купцов, бунтовщики шли против них, избивали их и грабили и везде водворяли казацкое устройство, освобождая простой люд от податей и частной зависимости.