Передача функций ОНИ и самого отдела под начало Тернера далеко не единичный и не самый плачевный факт в истории американского «разведывательного сообщества». То, что какая-либо согласованность в деятельности военной и военно-морской разведки отсутствовала, мы говорили не единожды. В то же время объем информации, прежде всего перехваченной по средствам КОМИНТ, рос лавинообразно. Первоначально СИС и морское министерства занимались перехватом «фиолетовых» сообщений параллельно, однако к концу 1940 г. стало ясно, что такой подход неэффективен. Было решено разделить обязанности: теперь по нечетным дням «фиолетовым кодом» занималась военно-морская разведка, а по четным — армейская[696]. Позже пошли дальше, перейдя к помесячному дежурству, при этом четные месяцы остались за армией. Разделение функций явилось одним из немногих «светлых» моментов в организации деятельности служб радиоперехвата.

«Фиолетовые» каблограммы после их расшифровки вообще никем не анализировались! Каждый день новые перехваченные и расшифрованные сообщения доставлялись в кабинет полковника Р. Браттона (начальник дальневосточного отдела военной разведки)[697], он обрабатывал поступивший материал и сортировал его. Интересные, по его мнению, документы он оставлял, а остальные сжигал. Вот так просто — сверхсекретные документы анализировал один человек, причем бегло, наискосок — у него просто не было времени их внимательно читать. Полковнику еще предстояло снять копии и доставить их вышестоящим начальникам. Далее с отобранного материала он снимал по одной копии для каждого адресата, клал ее в специальную папку. Сформировав таким образом несколько папок, Браттон клал их в кожаный портфель и начинал свой утренний марафон — доставку сверхсекретной почты. На следующий день, разнося новую порцию сверхсекретной почты, он забирал документы, оставленные в предыдущий день. Задержать материалы или оставить их себе не мог ни министр, ни сам президент—такова цена секретности. Закончив обход, полковник приходил в свой кабинет и уничтожал все копии, сохранялся лишь оригинал, который и отправлялся в архив[698]. Все! Больше никакой работы с «фиолетовыми» не производилось, их никто не читал, не систематизировал, не сверял с другими источниками.

В военно-морском министерстве, кстати, ответственном за доставку «фиолетовых» каблограмм президенту, ситуация была не лучше. Расшифровкой «Магии» занимались Отделение перевода и Криптографический отдел, структурно входившие в Отдел средств связи штаба ВМС. Секретность, которая окружала все, что было связанно с шифрами и в особенности с шифровальной машиной, фактически сводила на нет возможности для анализа информации. Криптографический отдел был практически не связан с ОНИ, «фиолетовые» данные никак не сопоставлялись с данными радиоперехватов военно-морского кода и данными анализа перемещений японского флота. Во всех Соединенных Штатах неограниченный доступ к дипломатическим и военным радиоперехватам имели всего 36 человек[699] (в основном высшее военное и политическое руководство). То есть вести нормальную систематизацию, корреляцию и анализ всех поступающих данных было просто некому. Вот и получалось, что за огромными и красивыми деревьями американцы леса не видели.

В подобных условиях далеко не все документы читались, не говоря уже о переводе, лингвистов катастрофически не хватало. Тем не менее информации было более чем достаточно, чтобы администрация Рузвельта находилась в курсе всех основных внешнеполитических решений имперского правительства и примерно за 6 месяцев до начала военных действий смогла предсказать их[700]. Однако кризисные явления, существовавшие в организации и системе американских разведывательных органов, наложили определенный отпечаток и на этот важнейший источник информации. «Данные чего только не касались. Никто не был ответственен за систематическое изучение всего поступающего материалу. Адресаты читали предназначенную им часть перехватов, и затем документы уходили и перемешивались, чтобы никогда не быть извлеченными обратно. Практически не было возможности свести эти отдельные кусочки информации в единое целое или сопоставить с данными, полученными из других источников. Несмотря на то что техническая сторона радиоперехватов, взлом "фиолетового" были проделаны гениально, аналитическая часть работы была разрушена дезорганизацией»[701]. В итоге американские руководители, в том числе и президент Рузвельт, превратились в квазианалитиков, которым было необходимо на основании далеко не полных данных, в условиях отсутствия специального образования и навыков, зачастую не понимая технических деталей, принимать решения по сложнейшим вопросам, основываясь на не полной разведывательной информации. Подобная порочная система и не могла дать нормальных результатов. Неудивительно, что ни разу в жизни (до 7 декабря 1941 г.) не читавший «фиолетовых» депеш Киммель на Гавайях и имевший к ним прямой доступ Макартур на Филиппинах — оба проспали японское нападение. Только адмирал был с позором изгнан из флота и осужден, а генерал, чья армия была уничтожена по его вине, стал героем Америки. Итак, каждый был на своем посту и делал свою работу, но знал лишь ту часть разведывательной информации, которая была у него под рукой. В итоге никто не имел представления о картине в целом. Президент ежедневно читал японскую дипломатическую переписку, а вот про данные анализа перемещений Императорского флота понятия не имел. В итоге заслуженный результат — отсутствие прямых данных о японском нападении.

Федеральное бюро расследований

Кроме военных спецслужб, серьезную роль в исследуемый период играло Федеральное бюро расследований (ФБР), возглавлявшееся Дж.Э. Гувером. 6 сентября 1939 г. Рузвельт специальной директивой поручил ФБР ведение дел о саботаже, шпионаже и нарушении нейтралитета, таким образом, в компетенцию ФБР теперь входила и контрразведка[702]. К 1940 г. под наблюдение ФБР были взяты тысячи граждан США, так или иначе проявлявших внешнеполитическую активность. Так, слежка велась за 342 лицами, подозреваемыми в том, что они японские агенты. Под контроль были взяты телефонные переговоры между местными японскими бизнесменами, весь радиообмен и телефонная связь с Японией и странами Дальнего Востока. Разведка велась не только посредством подслушивания и перехвата радиосообщений. С 1938 г. контрразведчики систематически тайком проникали в служебные помещения японских фирм, вскрывали сейфы и проводили тайные обыски в надежде добыть новую информацию.

Для администрации Рузвельта было ясно, что консульства держав «оси» являются гнездами шпионажа. Однако в отличие от закрытых в июне немецких и итальянских консульств, японские «были более полезны открытыми, чем в случае их закрытия»[703], их существование позволяло специальной группе агентов тайно проникать в нью-йоркское консульство и копировать секретные документы.

В Пёрл-Харборе японцы также развернули широкую разведывательную сеть. Центром шпионажа было японское консульство, расположенное в Гонолулу. Сознавая масштабы происходящего, еще 10 августа 1936 г. Рузвельт приказал главнокомандующему ВМС США: «Установить тайную слежку за любым японцем... проживающим на Оаху, замеченном в том, что он встречает японские суда или имеет какие-либо контакты с членами их экипажей». Предлагалось составить списки таких лиц, все они подлежали «заключению в концентрационные лагеря в случае чрезвычайного положения»[704]. К концу 1941 г. большинство японских агентов были известны американским спецслужбам.