Второй день непрекращающегося страха пагубно сказывался на состоянии Елены Викторовны. Желание действовать все чаще сменялось у нее полной апатией, убежденностью в безнадежности своих попыток и безразличием к своей судьбе. Она стала воспринимать происходящее, как кару и усилием воли заставляла себя сопротивляться.

Лена перестала следить за входной дверью и стук, раздавшийся около десяти утра, вернул ее к действительности. Человек, принесший посылки, был еще за дверью. Она отозвалась:

— Что?

— Ваш муж снова сомневается, что вы живы. Вспомните, пожалуйста, что еще может подтвердить, что вы в добром здравии.

— Я могу подумать?

— Да, подумайте, только не долго. Через десять минут мне нужен ответ. Я вернусь. Не нужно ничего особенного.

— Сейчас я напишу.

Леночка села с карандашом за стол и задумалась. Через несколько минут записка была готова. «Ерунда полная, — сокрушалась Лена. — Ему ни за что не догадаться. Мне никогда отсюда не выбраться». Она сложила листок и подсунула под дверь. Кто-то нетерпеливо вырвал его из пальцев.

Елена Викторовна равнодушно взяла пакет с одеждой и пошла в ванную. Там она почистила зубы, приняла душ и кое-что постирала. Костюм, который она надевала также в ванной, ей подошел и теперь она стала чувствовать себя лучше. Можно сказать, что Леночка обжилась — на веревочке над ванной уже сушилось ее нижнее белье. Женщина всегда остается женщиной. Однако, когда все дела были переделаны, тоска опять овладела ею.

В понедельник Виктор Сергеевич Ковтун на регулярной десятичасовой планерке у генерала, в числе других руководителей подразделений, кратко сообщил о результатах работы его группы по выявлению новых связей дилеров с продавцами и о путях предотвращения попадания тяжелых наркотиков в молодежные клубы. Это был достаточно формальный доклад, предназначенный больше для ушей коллег из других отделов. В целом ситуация в московском регионе вырисовывалась достаточно оптимистичная, чему в большей степени способствовало умение офицеров правильно докладывать, чем реально значимые успехи. Однако, завершая планерку, генерал поделился с подчиненными высокой оценкой их работы, полученной в пятницу у министра. Когда присутствующие поднялись со своих мест и, собирая ежедневники, папки с бумагами и авторучки, толпой двинулись к выходу, хозяин кабинета поймал взгляд Ковтуна и глазами приказал ему задержаться. Тот замешкался в дверях и, незаметно для других, остался один на один со своим начальником.

— Что думаешь, Виктор Сергеевич? — генерал задал вопрос, глядя в окно на сквер, отделявший здание управления от Азовской улицы. — Идеи есть?

— Я вот думаю, — еле заметно улыбнулся Ковтун. — Применить метод индукции или дедукции в данном случае? Думаю именно с этого надо начинать.

— Согласен, это важно. Что предлагаешь? — поддержал игру начальник, понимая, что его подчиненный что-то нарыл.

— Хотел, признаться, услышать руководящее мнение.

— Мое мнение, следует применять индукцию, поскольку фактов пока нет в достаточном количестве.

— Есть, применять дедукцию! — вскинул голову Виктор Сергеевич. Недавно он озадачился точной формулировкой слова дедукция и теперь донимал всех вокруг проверкой знания общеизвестного термина, значения которого обычно никто не мог сформулировать. Применяющий дедукцию исследователь, анализируя общие предпосылки, переходит к конкретному выводу. От общего к частному. Индукция же наоборот ведет от анализа единичных фактов к общему выводу с определенной долей вероятности. Применительно к работе следователя этот способ можно назвать интуицией. Понимая значения этих слов, Ковтун постоянно ловил себя на мысли, что дедукция, так как ее применял Шерлок Холмс, в его практической работе постоянно подменяется индукцией.

— Ладно, Витя, заканчивай умничать, давай по существу. Все-таки я еще твой начальник. Пока, — в этом «пока» генерал, сделав ударение, с грустью намекал на аттестацию кадров в связи с переименованием милиции в полицию, которую все воспринимали просто, как не закамуфлированную чистку рядов с понятными целями и последствиями.

— Извините. По-моему все очень серьезно. Из того, что я узнал можно сделать вывод, что на этой неделе планируется какая-то акция. Причем акция масштабная.

— Под это и СМИ заряжаются.

— Вот именно, и вы уже в курсе. Я позавчера встречался с нашим журналистом, Козловским, так вот он мне рассказал о статье которую ему заказали Лысый и еще какой-то мужик. Кто такой — не знаю. Из разговора он понял, что тема связана с наркотой, однако конкретно о теме ему не говорили. Велели просто зарезервировать место в журнале, выходящем двадцать девятого июня.

— Какой журнал?

— «Время», там у них учредитель прикормленный или должен им, не понятно.

— Он им должен. Недавно они опубликовали материал о компании «БГ Билдинг», автором значился опять же Козловский.

— Хорошо помню, они им чуть тендер не сорвали.

— Вот именно. Теперь, видимо, на журнал с другой стороны наехали. Требуется что-то вроде опровержения, или просто епитимью наложили.

Ковтун напряг эрудицию, пытаясь вспомнить значение слова «епитимья». «Это Алексеич отомстил мне за дедукцию, — подумал он. — Епитимья, кажется — это добровольное исполнение наказания, которое накладывает на верующего человека его духовный наставник. Заставляет молиться, милостыню в метро собирать и прочее».

— На первый взгляд это не совсем логично. Нашим подопечным огласка, как правило, не нужна. Шум в прессе, депутатские запросы могут ужесточить борьбу с распространением. Могут даже ужесточить ответственность к дилерам, к точкам сбыта, т. е. всевозможным молодежным клубам и так далее. Получается ерунда. Это на первый взгляд.

— А на второй взгляд?

— На второй взгляд, я считаю, что если указанные факты не соответствует нашей привычной точке зрения, значит точка зрения не верна. Или не совсем верна, другими словами нас переигрывают.

— Попроще можно?

— Мало фактов, мало имен. Нужна версия, а у меня ее нет.

— Версию придумать можно, но ведь ее придется разрабатывать. Тратить время и средства. Времени, кстати, почти нет. Ты сказал, что они активизируются на этой неделе и другие источники наводят на мысль о том же.

— Возможно, мои соображения покажутся нелепыми. Чем богаты… Я думаю, что готовится компания дискредитации московского управления. То есть нас. Цель — сменить руководство, дезориентировать личный состав, нарушить агентурные связи, ну и, естественно, поправить свое, их, то есть, финансовое положение.

— Ты понимаешь, что говоришь? Откуда такие выводы? — Генерал сделал вид, что удивился.

— Да, понимаю. Если им нужна именно огласка, то последствия от огласки могут развиваться в двух направлениях. Первое — ужесточение и усиление мер пресечения. Второе — выводы о безобразно плохой работе нашего управления. Первое нашим клиентам невыгодно, а вот второе более чем. Это война, причем на нас нападут вероломно и, скорее всего, с двух сторон. И снизу и сверху.

— У меня есть информация, что из-за границы к нам едет большая партия наркотиков. Это синтетика с каким-то невероятным по силе эффектом. Сразу говорю, что откуда и как будет переправляться груз я пока не выяснил. Пока не знаю. Знаю только, что пункт назначения — Москва, и товар в пути.

— Что это значит?

— Это значит, что твоя версия, видимо, близка к истине.

— Производитель не из местных, вы имеете в виду?

— Да, они хотят или полностью вывести себя из под удара, или действительно вынуждены завозить. Я уже связался с таможенниками и ДПС. Они обещали тщательнее проверять грузы и пассажиров. На дорогах усилят бдительность. Вряд ли это поможет, конечно, но нервозность создаст. В любом случае рассчитывать нам следует только на себя.

— Разрешите дополнительно взять людей и плотнее проработать точки? Думаю, стоит задерживать подозреваемых на разрешенные трое суток. Начнем во вторник, в субботу отпустим, если что. Как минимум надо контролировать новых людей. Так у них будет меньше возможности выбросить зелье.