— Что делаешь? Не поднимай голову! — услышал он совсем рядом голос Федора. Комендант, прикрывая Кайманова, сделал несколько выстрелов в сторону саксаула, быстро отполз в сторону, повернулся на бок, чтобы сменить обойму. На секунду Яков увидел его разгоряченное боем лицо.

Позади послышался шум мотора. Прибыло подкрепление. Плотность огня пограничников сразу увеличилась в несколько раз.

Над барханом замелькал привязанный к стволу винтовки белый платок.

Махнув красноармейцам рукой, чтобы заходили справа и слева, Карачун первым поднялся на гребень.

От банды осталось лишь трое раненых, которые при появлении коменданта встали, поддерживая друг друга.

— Сколько вас было? — спросил Яков.

Один из раненых покачал головой, показывая, что не слышит.

Яков показал жестами, о чем спрашивает. Молодой бандит, только что переживший ужас смерти, молча три раза поднял растопыренную пятерню: пятнадцать!

«Восемь убитых, трое раненых. Остается еще четверо».

— Кто башлык?

— Шарапхан...

— Куда он пошел? К кому?

— Ушел к другу. Куда, не знаю.

Кайманов перевел ответы раненого Карачуну, который приказал: одному из вожатых собак проработать обратный след, чтобы найти место, где от основной группы отделились главари.

— Товарищ майор, местность обыскана, контрабанда не обнаружена, — доложил возвратившийся через несколько минут пограничник.

— Что несли? — снова обратился Яков к молодому бандиту.

— Три банки терьяку, оружие, какие-то упаковки с заплечными ремнями.

— Что в упаковках?

— Не знаю.

— Новое дело, — заметил Карачун. — Раньше Шарапхан только с терьяком ходил, да еще как террорист. Теперь какие-то упаковки приволок. Что это, радиостанции? Мины? Кому приволок? Может, сам должен организовать какую-то диверсию? Или есть резидент? Ясно, что терьяк только для отвода глаз.

Едва ли кто мог ответить на эти вопросы.

Успешно закончившийся бой ничего еще не решал. Поиск, по существу, только начинался. Надо было во что бы то ни стало схватить главарей, узнать, что в упаковках.

Карачун и Кайманов сели в машину.

— Давай в комендатуру! — приказал Федор шоферу.

— Товарищ майор, разрешите обратиться, — к машине подошел с забинтованной рукой инструктор службы собак Шаповал, протянул коменданту тяжелый сверток, обмотанный шелковым домотканым туркменским платком. — Собака нашла недалеко от убитых.

Комендант развернул платок. Несколько пачек красных тридцаток пробиты пулей навылет, словно просверлены. Кроме ассигнаций в платке слитки золота и серебра, туркменские украшения., иностранная валюта. Оптовые поставщики успели получить деньги. Терьяк, переправленный через границу, уже поступил к пособнику. Быстро работает Шарапхан. Очевидно, не один он возглавляет банду. Кому несли бандиты терьяк? Кто пособник? У кого прячется главарь? Об этом нелегко догадаться. Но теперь есть вещественная улика: старый шелковый платок, в который завернуты деньги и ценности. Сделка могла произойти в любом ауле, расположенном неподалеку от маршрута контрабандистов...

Попетляв по проселкам, машина коменданта достигла шоссе, по которому двигался кавалерийский эскадрон.

— Будут блокировать местность, — пояснил Карачун.

Спустя полтора часа оставшиеся в живых контрабандисты были доставлены в комендатуру. Допрос их не дал никаких результатов. Ни молодой бандит, ни двое других, оставшиеся в живых, не сообщили никаких новых сведений.

Карачун молча кивнул, выслушав сообщение следователя Сарматского о результатах допроса, затем сказал, обращаясь к собравшимся в его кабинете сотрудникам комендатуры:

— Я считаю, что встреча Шарапхана с пособником состоялась в районе аула Шор-Кую. Выждав время, бандиты несомненно попытаются снова уйти за кордон. У нас есть вещественная улика — домотканый шелковый платок, в который были завернуты деньги и ценности. Придется устроить небольшой маскарад. Старший лейтенант Сарматский!..

Высокий, худой, черноволосый следователь комендатуры, с птичьим профилем и густыми бровями, сросшимися над переносицей, встал.

— Переоденьтесь в гражданский костюм, в штабе возьмите справку, что вы ветеринарный врач, — приказал ему Карачун. — А вам, Кайманов, придется на время превратиться в бродягу-терьякеша. Старшина, подберите Кайманову соответствующее тряпье...

Спустя несколько минут все было готово к продолжению поиска. Исхудавший и заросший за последние двое суток, измотанный преследованием бандитов и боем, Яков не нуждался ни в каком гриме. Переодевшись в затертые сатиновые штаны, драную рубаху навыпуск и засунув за пояс брюк под рубаху маузер, он глянул на себя в зеркало и даже присвистнул: перед ним был ни дать ни взять бродяга-зимогор.

Ему, знающему местный язык, отводилась главная роль в задуманном комендантом «спектакле». К аулу Шор-Кую надо подъехать незаметно. Лучше всего воспользоваться для этого железнодорожным транспортом. Яков отправился на станцию.

Мог ли он думать, что Федор нарочно посылает его одного в самую пасть врагу? Да, мог. Но вместе с тем знал, что, кроме него, ехать некому. Карачун прав: на охрану границы надо поднимать все население. Но главная роль — пограничникам. Сейчас, например, от него одного во многом зависит успех поиска.

Стоя у окна вагона, Яков бездумно следил за выжженными, побуревшими на солнце склонами гор, за пролетавшими мимо белыми от слепящего солнца каменными мостами и виадуками, пыльными акациями и карагачами, протянувшимися там, где были хотя бы признаки воды.

На станции незаметно вышел из вагона, пешком отправился в аул Шор-Кую. По пути еще раз проверил, надежно ли спрятан маузер под поясом брюк. Затем с независимым видом бродяги-бездельника, которых немало в те годы шаталось по аулам, он остановился возле невысокого дувала, за которым пожилая туркменка пекла в тандыре чуреки. У аулсовета и стоявшего поодаль продовольственного ларька толпились люди. Женщина подняла на Якова взгляд, неприязненно отвернулась.

— Хозяйка, — по-русски произнес он. — Дай один чурек, есть очень хочется.

Женщина не ответила. К ней подбежали две девочки. Туркменка отломила им по куску горячего чурека. Когда они вышли за дувал, Яков достал из кармана платок, позвал одну из них:

— Эй, кызымка, дай кусок чурека, платок дам.

Девочка посмотрела на платок и вдруг всплеснула руками:

— Эниджан! Эниджан! Бярикель! Бярикель! Эниджан бярикель!

Из ближайшего глинобитного домика выскочила еще одна девочка с косичками, свисающими из-под тюбетейки. Увидев в руке «терьякеша» платок, подскочила к нему, закричала:

— Ай, кызымки! Наш платок. Мама! Шапана пришел. Шапана наш платок украл.

Сделав испуганное лицо, Яков намотал платок на руку. Вот это удача: с первого захода — прямое попадание! Вокруг уже собирались люди.

— Шапана пришел! Вор, шапана пришел! — кричала девочка.

— Бей шапану! — послышался мужской голос.

Начались события, не предусмотренные планом. Кто-то двинул Якова под ребра. Увесистый подзатыльник заставил его пригнуть голову. Какой-то защитник справедливости так хватил его по скуле, что в глазах полыхнул огонь и на мгновение стало темно. Он с трудом удержался, чтобы не дать сдачи и не расшвырять собравшихся вокруг жителей аула. Зажав рукой подбитый глаз, старался увернуться от новых ударов и мысленно клял Сарматского, который должен был выйти из аулсовета, остановить потасовку, но почему-то задерживался.

— Эй-ей-ей! — наконец раздался предостерегающий голос Сарматского. — Бить нельзя! Не разрешается! Что тут такое?

— Товарищ лечельник! — К Сарматскому подскочил туркмен, двинувший «терьякеша» по скуле. — Вот, ходит всякая шапана... Платок украл, хотел на чуреки выменять!

— Не украл, а нашел, — отпирался Яков. — Если их платок, пусть приметы скажут. Шел в аул, думал работать кому помогу. Менять платок на чурек нужда заставила.

Он говорил по-русски, в то же время чутко прислушивался к тому, что говорили между собой туркмены. При виде «фонаря» на лице переводчика в глазах у Сарматского так и запрыгали веселые огоньки. «Еще улыбается, — обозлился Яков. — Тебе бы подсветили так, черномазому, небось не смеялся бы!»