Он оказался крупным парнем лет двадцати, в синевато-серых брюках и такой же рубашке, со стрижкой, похожей на миску с пудингом. Он мазал какой-то отвратительной пастой волосы миловидной девушки и хвастался перед ней, как он лихо отпаял кому-то прошлой ночью.

Я перешагнул через обрезки волос на полу и спросил:

— Найдется минутка?

Он остановился посередине фразы с полуоткрытым ртом. У меня было время рассмотреть его бледное лицо, глаза подхалима и тонкий самодовольный рот. Рядом с ним, в большом зеркале, я выглядел худым, смуглым и угрожающим. Это вполне меня устраивало.

— Сию минуту, — сказал я.

Он принялся было возражать.

— Сию минуту, — повторил я, повышая голос, чтобы все в салоне могли меня слышать. — Вы знакомы с Ви? Вы, вероятно, называете ее Барби.

— Да, — сказал он с нахальной ухмылкой. — Барби — старушенция с причудами.

— Я пришел сообщить вам кое-что, — сказал я. — Я пришел сообщить вам, что если я когда-нибудь снова услышу, что вы даете ей таблетки, или кокаин, или любую другую форму наркотика, то я обеспечу, чтобы вы оказались за решеткой, и разорву вас на части, когда вы оттуда выйдете.

Теперь все смотрели на него. Он злобно ощетинился.

— Ох ты! — выдохнул он и грязно выругался.

Какой-то мужчина с большими черными усами отложил свои ножницы и двинулся в нашу сторону с профессиональной улыбкой миротворца на смуглом лице.

— Она говорит, что это вы довели ее до такого состояния.

— А с чего бы я стал се доводить? — огрызнулся он. — Уж ее-то уговаривать не надо.

В его словах была доля истины.

— Какая-то проблема? — спросил меня усатый мужчина.

— Этот ваш пижон снабжает людей сильнодействующими наркотиками. Вам бы стоило за ним приглядеть.

— Это верно, Эрик? — спросил мужчина.

— Ах, дерьмо все это, Джулио, — отмахнулся Эрик, — Никто не поверит.

— А я верю, — сказал усатый мужчина. — Это уже не в первый раз. Клюешь носом по утрам. Запираешься в сортире. А теперь вот это. Ты позоришь мой порядочный салон. Ты уволен. Убирайся, пока я не вызвал полицию.

Усатый хозяин салона указал Эрику на дверь. Это был хороший театр. И все в этом заведении внимательно наблюдали. Я добился того, чего я должен был добиться, даже если это и не поможет Ви. А вот с «Бэч АГ» все будет не так-то просто.

Я вышел улочкой к Рыцарскому мосту, взял такси, добрался до своего «мерседеса» направился в Ширнесс[5].

Я спал, как убитый, один в каюте на двоих. На следующее утро я переоделся и стал Гарри Фрэзером, адвокатом: чисто выбритым, в угольно-сером двубортном костюме из гребенной шерсти, купленном у Хэммонда, на Стэмфорд-стрит, в бело-голубой хлопково-поплиновой рубашке от Хилдитча и Ки, в черных, нарочито грубых башмаках, как для воскресной мессы, и в галстуке Королевского клуба океанских гонок. В моем черном чемоданчике лежало несколько папок для документов и пластиковый мешочек с диском Джокки.

Во Флашинге я миновал вежливых голландских таможенников и выехал на простор гладкой зеленой равнины. Автострада пересекала мост за мостом, дельту Рейна, устремляясь к Роттердаму.

Компания «Бэч АГ» занимала высокое белое здание в окружении цветников с желто-красными львиными зевами и других похожих на него белых зданий. В приемной блондинка-секретарша демонстрировала в улыбке не только все свои белые зубы, но также и розовые десны. Кофейный столик был завален рекламными брошюрами компании и номерами журнала «Эко», чтобы показать, что сердце компании находится в Должном месте.

Всего три минуты ушло на то, чтобы появился строгого вида секретарь и проводил меня к лифту и на одиннадцатый этаж. Кабинет Управляющего по юридическим вопросам выходил окнами едва ли не на всю Голландию[6] и на добрую часть Северного моря. Сам управляющий сидел так, что на фоне окна вырисовывался только силуэт. Он встал мне навстречу.

— Хендрик Пиенаар, — сказал он. — Не желаете ли присесть?

Он был полным и бледным, с напыщенными манерами, соответствующими его месту в комнате. У него были большие рыжие усы словно бы служившие для того, чтобы компенсировать недостаток волос, которые вели безнадежно проигрываемую битву со сверкающим куполом черепа. Он пожал мне руку и помахал в сторону кресла. Наступила длинная пауза. Как я понимал, предполагалось, что я заполню ее словами. С едва уловимым акцентом он произнес по-английски:

— У вас какого-то рода проблема, насколько я понимаю.

— Ну, не то чтобы проблема, — сказал я. — Просто одно дело, возникшее как второстепенное на фоне кое-каких справок, которые я навожу от имени одного клиента.

Он кивнул. Его пухлые пальцы были похожи на гроздь бананов, облепивших авторучку, которой он делал пометки.

— А кто этот клиент? — спросил он.

— Морэг Салливан, — ответил я и нанес легкий удар. — Жена Джеймса, увы, погибшего.

Пальцы спокойно продолжали писать.

— И какова же природа этой справки?

Я переписал серийный номер желтой бочки из своей записной книжки на листок бумаги и передал его через письменный стол.

— Вы не могли бы рассказать мне о содержимом желтых бочек, на которых нанесен вот этот код?

Он достал очки со стеклами в форме полумесяца, надел их на нос и отвел руку с листком, чтобы лучше в него вглядеться. Потом он нажал на клавиши ближайшего к нему компьютера и подождал секунду. Рот под рыжими усами улыбнулся.

— Детергент, — сказал он. — Моющая жидкость. Используется для чистки, а также чтобы смывать пролившуюся нефть. Здесь, в «Бэче», мы производим химикалии с чувством ответственности.

Я кивнул и улыбнулся, воздавая должное составителю рекламных проспектов, сочинившему эту фразу.

— Стало быть, нет никакой возможности, чтобы химикалии с таким серийным номером могли принести вред?

Он рассмеялся этаким сердечным «хо-хо!» любителя пива.

— Ну, если хлебнуть этого по ошибке, — сказал он, — то могут возникнуть небольшие проблемы с желудком. Но ничего такого, что могло бы убить.

Теперь его самонадеянность вернулась к нему полностью, и это было как раз тем, чего я добивался.

— Вам, возможно, будет интересно узнать, — сообщил я, — что содержимое некоторых бочек, маркированных таким вот образом, оказалось сильным отравляющим веществом, чрезвычайно токсичным для морской природы.

Его улыбка не уменьшилась.

— Это невозможно, — сказал он.

Я полез в свой чемоданчик и извлек оттуда завернутый в пакетик диск Джокки.

— Это крышка одной бочки, находящейся в распоряжении моих клиентов, членов семьи Джеймса Салливана. У меня есть медицинское свидетельство, что содержимое той самой бочки, на которой была эта вот крышка, явилась причиной серьезного раздражения с последующими локальными волдырями и потерей кожи. Я говорю о ребенке! — И тут Пиенаар перестал улыбаться. Его рот под рыжими усами превратился в тонкую, мстительную линию. — До того, как эту крышку сняли, она была опечатана. Взгляните, на ней стоит тот серийный номер, о котором мы говорили.

Он посмотрел на меня. Потом вгляделся в то, что находилось в пластиковой упаковке.

— Извините, — произнес он, поднял телефонную трубку и что-то сказал по-голландски. Потом опустил трубку и обратился ко мне: — Разумеется, компания «Бэч АГ» полностью отрицает возможность любых вредных последствий от обсуждаемого нами продукта. — Он пожал плечами и одарил меня обаятельной улыбкой. — Я пригласил нашего управляющего производством, мистера Смита, принять участие в разговоре.

Управляющий производством явился. Этакий худой, жилистый мужчина с тенью беспокойства на сером лице. Пока Пиенаар вводил его в суть дела, он пытался выглядеть расслабленным. Когда Пиенаар закончил, мистер Смит сказал по-английски:

— Отравляющее вещество, вы говорите? — Его акцент был сильнее, чем у Пиенаара. — Стало быть, кто-то повторно использовал эту бочку, и я затрудняюсь сказать, для чего именно.