В. С.: Но она и не могла быть иной. Во-первых, мы рассказали о действительно трагических судьбах. Во-вторых, сама миссия многих наших советников в Афганистане не вызывает ничего, кроме досады.

Д. Г.: Давай уточним: многих или некоторых? Полезность работы того же Лунина, специалистов-ирригаторов в Джелалабаде, дорожников на Саланге — разве она подвергается каким-либо сомнениям?

В. С.: Попробую конкретнее сформулировать свою мысль. На протяжении десятилетий большие государства оказывают развивающимся странам экономическую и социальную помощь. Строят промышленные и сельскохозяйственные объекты, обучают местные кадры обращению с современной техникой, преподают в институтах, лечат… Кто же станет против этого возражать? Такую миссию осуществляют западные страны, этим же давно занимаемся и мы (хотя сейчас сами оказались чуть ли не в положении слаборазвитых и нуждающихся).

Афганистан издавна был объектом безвозмездной помощи со стороны многих стран. Советский Союз построил там уже упоминавшийся ДИК, сотни километров дорог, несколько заводов и фабрик, институт, техникум, уникальный высокогорный тоннель и еще много чего. Американцы в основном обустраивали провинции в западной части — Кандагар, Гильменд. Фирмы ФРГ развивали сельское хозяйство в Хосте и Кунаре.

Конечно, вклад советских специалистов и наши инвестиции были самыми солидными, тут спору нет, и афганцы, как ты сам, наверное, слышал, всегда с благодарностью вспоминают об этом.

Все было бы хорошо, если бы не одно «но»…

Д. Г.: …Но в 1978 году к власти пришла НДПА и…

В. С.: И резко возросшая помощь стала принимать порой просто уродливые формы.

Ты думаешь, наши советники и специалисты, буквально заполонившие все ведомства, конторы, предприятия, учебные заведения, воинские части, — это так безобидно? Нет! Даже если допустить, нто они чему-то научили своих «подсоветных» (термин, официально бытовавший в то время), то гораздо больше вреда было от их тотального вмешательства во все и везде. Это порождало иждивенческие настроения у самих афганцев, напрочь отбивало у них охоту самостоятельно думать, действовать, проявлять инициативу. «Зачем, если советский все за меня сделает?»

Д. Г.: Когда раздавались подобные упреки в адрес нашего советнического аппарата, то оправдание было таким: афганцы ничего не умеют, вот и приходится подменять их.

В. С.: Признаться, я и сам долгое время был в плену у этого заблуждения. Избавился от него, дважды посетив Афганистан уже после вывода наших войск. Я был в Джелалабаде в апреле 89-го, когда его с четырех сторон окружили отряды моджахедов, а эрэсы тысячами (!) сыпались на городские кварталы и позиции правительственных войск. Я тебя уверяю: по остроте, трагизму, почти безнадежности то была ситуация совершенно новая для наших союзников. И что же? Оставшись без поддержки советских войск, без единого нашего советника, афганцы вполне успешно отбивали штурм за штурмом. В Кабуле ничуть не хуже, чем прежде, работали и министерства, и предприятия, и общественные организации, и учебные заведения…

Д. Г.: Может, они воевали и работали, и совсем неплохо именно потому, что чему-то научились у нас?

Возвращаясь к этой главе, хочу еще сказать вот что. Конечно, афганские руководители обычно сами просили направлять к ним советников того или иного профиля, прежде всего, идеологических. Вроде бы формально отвественность за это несут они. За просьбы — да. Но за многое нелепое и абсурдное, что там насаждали наши идеологические советники, отвечать должны они сами. Прежде всего — перед своей совестью.

В. С.: Помню, у живущего сейчас в Инсбруке чешского профессора Зденека Млынаржа я вычитал: «Можно ли нести ответственность за то, чему верили? В определенном смысле — да, особенно если эта вера принесла ущерб другим…» Сказано было по поводу вторжения в Чехословакию в 68-м, но хорошо соотносится и с нашим вмешательством в афганские дела.

В итоге мы опять пришли к мотиву покаяния; видно, никуда не денешься от него.

Д. Г.: А разве это плохо? Признать свои ошибки, критически осмыслить свое прошлое — значит гарантировать себя от подобного в будущем.

В. С.: Это нелегко, это больно, это требует мужества, но без этого нам сегодня нельзя.

Глава десятая

Как мы уходили

Новые лица на политической сцене

Ход исторического процесса объективен, однако его составляющие всегда связаны с ролью личностей. В эпопее возвращения наших войск домой ключевыми фигурами, безусловно, являются М. С. Горбачев и доктор Наджибулла. Впрочем, справедливости ради, отметим, что еще Ю. В. Андропов в пору своего недолгого правления пытался исправить допущенную с его прямым участием трагическую ошибку.

Помощник генсека А. М. Александров-Агентов вспоминает, что, едва став у кормила власти, Андропов встретился с Бабраком Кармалем. Юрий Владимирович хорошо знал афганского руководителя (будучи председателем КГБ, он не раз негласно приезжал в Кабул). Он прямо сказал Кармалю: «Имейте в виду — мы долго оставаться у вас не намерены. Готовьтесь к тому, что скоро вам самим придется справляться со всеми проблемами».

Для Кармаля эти слова были неожиданными, он попробовал уговорить советского руководителя не спешить с выводом войск: «Я вас понимаю, но нам еще требуется время, чтобы как следует научить воевать свою армию». «Нет! — был непреклонен Андропов. — Мы уйдем…»

Однако судьба отпустила Андропову слишком мало времени на активную деятельность — всего несколько месяцев. С его кончиной этот вопрос опять завис.

Наступила весна 1985 года. Высшим руководителем стал М. С. Горбачев. Во время одной из первых бесед со мной в новом ранге, рассказывает Андрей Михайлович, он высказался решительно и вполне определенно: «Афганскую ситуацию надо как можно быстрее менять. Достаточно увидеть поток писем, поступающих в ЦК от советских граждан, чтобы понять: наши люди терпеть это дальше не хотя г».

В октябре 1985 года афганская партийно-правительственная делегация во главе с Б. Кармалем прибыла в Москву. Вот как рассказал об этих переговорах корреспонденту журнала «Международная жизнь» принимавший в них участие Наджибулла:

— Я не был тогда в первых номерах кабульского руководства, сидел третьим или четвертым от центра стола. В один из моментов переговоров Михаил Сергеевич сказал: «Надо вместе подумать о том, чтобы советские войска были выведены из Афганистана». Когда этот вопрос был поставлен, реакция с афганской стороны стола была в основном отрицательной. Б. Кармаль, лицо которого и так темновато, потемнел еще больше. «Если вы сейчас уйдете, в следующий раз придется вводить миллион солдат». Так он и сказал.

Я тогда не стал просить слова, не высказал своего мнения. Но когда в перерыв вышли из зала, где происходили переговоры, сказал своим коллегам, что Б. Кармаль не прав, что его слова не должны считаться позицией всего афганского руководства.

Примерно то же самое рассказывал нам об этой встрече и Александров-Агентов. А вот реакция Б. Кармаля на интервью Наджибуллы оказалась резко отрицательной. В беседах с одним из авторов этой книги он неоднократно называл слова своего политического преемника клеветническими, утверждал, что сам был инициатором скорейшего вывода советских войск.

…Для наших политиков стало ясно, что время Бабрака Кармаля кончилось. В нем не видели человека, способного повести страну новым курсом, который впоследствии получит название «политика национального примирения». В Кабуле стали расти акции будущего преемника Б. Кармаля. Было решено, что этим преемником станет Наджибулла. Он, начальник секретной службы Афганистана, неожиданно назначается секретарем ЦК НДПА. А еще через полгода он заменяет Б. Кармаля на посту генсека. Бывший руководитель, как водится, просит освободить его от обязанностей «по состоянию здоровья».