Бригада ремонтников перед стартом сошла на берег. Теперь все ее члены превратились в зрителей. Многие из них так и стояли, держа в руках инструменты — слесарные ножовки и распылители краски.

Чарли тащил мешки с парусами на переднюю площадку катамарана. Заметив нас, помахал рукой. Этой ночью он спал на судне. Я передал Скотто вещи: сумку с инструментами, еду на три дня, не позабыл и про бутылку «Феймоуз Граус» для Чарли и четыре пакета послеобеденного кофе Эгберта для себя. После чего отправился в летнее кафе на набережной.

В углу за столиком сидела Агнес, записывая что-то в блокнот. Как только я сел на соседний стул, она сложила свои записи и поцеловала меня.

— Где ты пропадал все эти дни? — воскликнула Агнес.

— Работал, — ответил я.

— Я соскучилась по тебе. — Она подняла на меня глаза.

— Как и я, — заметил я, наблюдая, как улыбка, словно солнышко, осветило ее лицо.

— Почему же ты ни разу не позвонил?

— Не был уверен, что ты этого хочешь.

— Ох! — Агнес всплеснула руками. — Ну и глупый же ты!..

— А ты ждала звонка? — Я обнял ее за плечи.

— Да, — ответила она, прижавшись ко мне.

На миг все отодвинулось — убийцы, стресс от гонок... Но тут сработала фотовспышка, я поднял голову и увидел Алека Стронга из «Яхтсмена», прятавшего усмешку в свою короткую рыжеватую бороду.

— Все в порядке, Агнес, — сказал он. — Я ничего не расскажу Жан-Люку.

Алек бросил взгляд на входную дверь:

— Ах, дорогая! Уже поздно...

Опираясь на одну из стоек тента, с неизменной сигаретой «Голуаз», свисающей с его губы, у входа в кафе стоял сам Жан-Люк. Он смотрел на нас, и его темное лицо в обрамлении черных кудрей было совершенно невозмутимым. Агнес улыбнулась и помахала ему рукой. Жарре кивнул, словно в подтверждение каких-то своих мыслей, известных ему одному, развернулся и пошел прочь.

— Извините, — произнес Стронг и отправился следом за ним. Снаружи расположился духовой оркестр, игравший «Марионеток». Мои нервы снова напряглись, сердце билось все сильнее по мере приближения регаты.

— Скажи, Терри Таннер, — посмотрел я на Агнес, — способен к насилию?

— К насилию? — уставилась она на меня. — Не думаю. Нет. Он предпочитает оставаться чистеньким.

— А его приятель Рэнди?

— Я думаю, что он просто наблюдатель. А почему ты спрашиваешь, Джимми?

— Алан Бартон, — пояснил я. — Он был год знаком с Рэнди, и тот послал Бартона на борт «Стрит Экспресс».

— Привет, Джеймс, — раздался чей-то голос с заметным акцентом. — Готовишься к большой гонке?

На стол оперся Невилл Спирмен, на его печальном лице играло подобие улыбки.

— Я всегда готов, — ответил я с такой же натянутой улыбкой.

— Должно быть, хорошо иметь спонсора? А?

— Он платит по счетам, — сказал я. Но вообще-то счета были оплачены еще накануне.

— Вдобавок ты получишь счет Гарри, — заметил Спирмен.

— Спасибо, что напомнил.

Мрачно кивнув, он удалился. Глядя ему вслед, я думал о словах торговца яхтами Чарльза Ллойда, который сказал не так давно, что купит нашу яхту, если я выйду победителем. Если же нет...

Победа или полный крах — так обстояло дело.

— Так ты думаешь, что Рэнди виноват в крушении «Апельсина»? — удивилась Агнес.

— Или он, или его босс.

— И что ты собираешься теперь делать?

— Ждать, когда он сам придет ко мне. — Я взглянул на нее. — Мне пора возвращаться.

На мгновение она прижала под столом свои колени к моим.

— Пока. И будь осторожен, — попросила Агнес, поцеловав меня на прощание. От нее исходил аромат нежности и тепла. Но как только я поднял голову, то снова почувствовал доносящейся с улицы свежий, пропитанный йодом запах моря.

Выйдя из кафе, мне пришлось пробивать себе дорогу сквозь толпу.

А народ все прибывал. Духовой оркестр пытался перекрыть гул голосов.

В громкоговорителях щелкнуло, и раздался голос:

— Джеймс Диксон, вас к телефону!

Я изменил маршрут и теперь вынужден был идти в направлении яркой неоновой вывески на офисе организационного комитета гонок. Это оказался Дуг Сайлем.

— Извини, что беспокою тебя. Просто хотел сказать, что мы все желаем удачи и тебе и «Апельсину».

— Спасибо, — поблагодарил я, стараясь найти какие-нибудь наиболее дипломатичные слова, но напряжение, как нервный спазм в желудке, не располагало к светской беседе. Мой взгляд блуждал между открытым входом в кафе под тентом и маслянистой поверхностью бухты, устремляясь к понтону, где, как в ярких обертках конфеты, сгрудились гоночные яхты, готовые к гонкам. «Секретное оружие» — «Апельсин-2» выглядела отсюда лощеной и опасной.

— Мы будем наблюдать за тобой с «Геклы», — пообещал Сайлем. К двум часам дня изменилось приливно-отливное течение. Главный парус был поставлен на место и закреплен. Вышло солнце. Юго-восточный ветер в три балла поднимал блестящую рябь на поверхности воды гавани.

Хорошо было, отослав Скотто на буксирный катер и подняв стаксель, посидеть минуту-другую в относительном покое у приемника. Мы с Чарли послушали новости о гонках и прогноз погоды: ветер менялся на западный, и до буя СН1 у Шербура будет идти хорошо.

Дальше ожидается отклонение ветра к северо-западу и на следующем этапе, до маяка Ленд-Энд, придется более или менее полавировать. Ну а потом — легкий участок до дома в Плимут.

Я посмотрел в направлении стартовой линии. Сейчас там уже вырос целый лес белых парусов. Гонки на Кубок Уотерфорда — большое событие для яхтсменов. Это и хорошая проба сил перед регатой «Вокруг островов». Там, должно быть, находилось не менее двухсот яхт — однокорпусных, катамаранов, тримаранов, готовящихся к тридцатишестичасовой гонке по серым водам Ла-Манша. Большинство яхтсменов принимали участие в гонке ради собственного удовольствия. И лишь немногие — вроде нас, фанатиков, — под нажимом определенных обстоятельств.

Я заставил себя не думать обо всем этом и, щурясь от яркого солнечного света, смотрел, как он отражается в воде. И тут же меня захватили мысли и раздумья о том, как прийти к финишу без повреждений и выскочить первым на старт.

— Пять минут, — возвестил Чарли, оторвав взгляд от секундомера. Я подвернул штурвал, и главный парус с тяжелым хлопком наполнился ветром. Взглянув на Чарли, я спросил:

— Что ты думаешь?

Он улыбнулся. Его тонкое ироничное лицо выглядывало из воротника черного резинового комбинезона.

— Ну, — рассуждал Чарли, — существует просто тактика, но есть и тактика устрашения.

— Совершенно верно, — сказал я.

— У нас есть официальный спонсор, — заметил он. — И мы не обязаны платить в случае неудачи.

— Как далеко нам до стартовой линии?

Чарли замерил скорость и направление ветра, сверился с компасом. Черные цифры секундомера на экране из жидких кристаллов продолжали неумолимо бежать: три минуты пятнадцать секунд, три минуты десять секунд...

— ...Девять, — отсчитывал Чарли. — Восемь. Три минуты до линии. Шесть...

Он наклонился над главной лебедкой и запустил ее. А я включил гидравлическую систему грота-шкота. Он еще не окончил работать с лебедкой, а «Апельсин-2» резко прибавил скорость. Я поднял грота-шкот. Чарли выпрямился и сказал:

— Ноль!

Я чувствовал власть штурвала, в то время как «Апельсин-2», держась круто к ветру, мчался как стрела к бело-голубому судну организационного комитета, стоящему на якоре с подветренной стороны линии. Белые паруса приближались с ужасающей скоростью. Я взглянул на Чарли.

— Держись на скорости двадцать один узел, — сказал он, — и все будет в порядке.

Цифры на лаге показывали: 20, 21, яхта все ускоряла ход. Я сделал пару качков на гидравлической системе, чтобы поднять гик на один-два дюйма и дать парусу чуть повернуться.

Сигнальное устройство на главном парусе неистово трепыхалось. Наконец скорость достигла двадцати одного узла.

— "Апельсин-2" хочет двигаться быстрее, — сказал я.

— Держи скорость, — напомнил Чарли.