Поэтому я должен сначала выразить чувство, которое, как я уверен, живет в сердце каждого, – именно чувство глубокой благодарности, которой мы обязаны благородному русскому народу. Доблестные советские армии, после того как они подверглись нападению со стороны Гитлера, проливали свою кровь и терпели неизмеримые мучения, пока не была достигнута абсолютная победа.

Поэтому, говорю я, глубокое стремление этой палаты, а эта палата говорит от имени английской нации, заключается в том, чтобы чувства товарищества и дружбы, развивающиеся между английским и русским народами, не только были сохранены, но и систематически развивались».

Говоря о Сталине, Черчилль заявил:

«Я лично не могу чувствовать ничего иного, помимо величайшего восхищения, по отношению к этому подлинно великому человеку, отцу своей страны, правившему судьбой своей страны во времена мира и победоносному защитнику во время войны.

Даже если бы у нас с советским правительством возникли сильные разногласия в отношении многих политических аспектов – политических, социальных и даже, как мы думаем, моральных, – то в Англии нельзя допускать существования такого настроения, которое могло бы нарушить или ослабить эти великие связи между двумя нашими народами, связи, составляющие нашу славу и безопасность в период страшных конвульсий».

По словам Черчилля,

«всякая мысль о том, что Англия преднамеренно проводит антирусскую политику или устраивает сложные комбинации в ущерб России, полностью противоречит английским идеям и совести». [399]

Появление этой корреспонденции в центральном органе партии вызвало у Сталина решительный протест. Он говорил, как можно быть настолько политически близорукими, чтобы не видеть резкого и враждебного изменения политики США и Англии по отношению к Советскому Союзу после разгрома фашистской Германии, а лицемерные хвалебные речи прожженных буржуазных политиканов, притупляющие политическую бдительность людей, принимать за действительную оценку вклада советского народа в разгром германского фашизма.

Сталин понимал, что лидеры западных стран послевоенный миропорядок видят как распространение капиталистической модели рыночной экономики и доминирование США и Великобритании, основанное на финансово–экономической мощи США и их монополии на атомное оружие.

Советских людей Сталин предупреждал, что строить социалистическое государство придется в условиях вражды и постоянных угроз новой войны со стороны бывших союзников по антигитлеровской коалиции – империалистических США и Англии и их союзников. В 1946 году Сталин назвал отставного премьер–министра Черчилля поджигателем войны. На его речь в Фултоне, преодолев тысячу километров, прибыл подлинный соавтор – президент США Трумэн.

Сталин провидчески отмечал:

«Господин Черчилль и его друзья поразительно напоминают в этом отношении Гитлера и его друзей. Гитлер начал дело развязывания войны с того, что провозгласил расовую теорию, объявив, что только люди, говорящие на немецком языке, представляют полноценную нацию. Господин Черчилль начинает дело развязывания войны тоже с расовой теории, утверждая, что только нации, говорящие на английском языке, являются полноценными нациями, призванными вершить судьбы всего мира. Немецкая расовая теория привела Гитлера и его друзей к тому выводу, что немцы как единственно полноценная нация должны господствовать над другими нациями. Английская расовая теория приводит господина Черчилля и его друзей к тому выводу, что нации, говорящие на английском языке, как единственно полноценные должны господствовать над остальными нациями мира». [400]

Сталин продолжал: «По сути дела господин Черчилль и его друзья в Англии и США предъявляют нациям, не говорящим на английском языке, нечто вроде ультиматума: признайте наше господство добровольно, и тогда все будет в порядке, – в противном случае неизбежна война».

В том же, 1946 году Сталин предсказывал, что Соединенные Штаты Америки и Великобритания будут сознательно создавать «капиталистическое окружение» «для Советского Союза». А на вопрос «Считаете ли Вы, что фактически монопольное владение США атомной бомбой является одной из главных угроз миру?», Сталин ответил:

«Я не считаю атомную бомбу такой серьезной силой, какой склонны ее считать некоторые политические деятели. Атомные бомбы предназначены для устрашения слабонервных, но они не могут решать судьбы войны, так как для этого совершенно недостаточно атомных бомб».

Одновременно Сталин выразил твердую уверенность, что возможности мирного сосуществования Советского Союза с Соединенными Штатами Америки и другими капиталистическими странами «не уменьшаются, а могут даже увеличиваться».

В ходе выборов послевоенного, нового состава Верховного Совета СССР И. В. Сталин 9 февраля 1946 года выдвинул целостную программу нового экономического рывка страны, рассчитанную на двадцать и больше лет. Вместе с тем он подчеркнул, что сохранение капитализма в западных странах является источником войн, а поэтому необходимо крепить обороноспособность СССР. Это был реалистичный завет Сталина партии, советскому народу. К сожалению, не только тогда, но и сейчас отдельные политики и ученые продолжают это толковать как идеологическое противоборство Советского Союза с Соединенными Штатами Америки, Великобританией и другими странами капитала.

СССР проводил внешнюю политику – политику мира и международной безопасности, политику равноправия и дружбы народов, политику уважения их свободы и независимости. Такая политика совпадала с чаяниями передового человечества. Характера и целей советской внешней политики не изменяло [401] обладание СССР атомным оружием. Это лишь усиливало позиции СССР в борьбе против агрессоров, поджигателей новой войны и их пособников. Наличие атомного оружия у СССР не давало никаких оснований для сомнения в его миролюбии, настойчивой защите коренных интересов других народов.

Еще и сейчас иные политики и ученые считают атомное оружие само по себе гарантом безопасности России, гарантом мира. Однако это отнюдь не так, и дело даже не в ослаблении ядерной мощи нынешней России. Дело в том, что сама ядерная мощь должна опираться и рассчитывать на экономическую и оборонную прочность страны, на научную выверенность внешней политики, ее принципиальность и выдержанность, на дипломатию, прямую и открытую, исключающую вероломство и предательство друзей и союзников.

Сохраняет силу вывод И. В. Сталина: чтобы не ошибиться в политике и не попасть в положение пустых мечтателей, надо исходить в своей деятельности не из отвлеченных «принципов человеческого разума», а из конкретных условий материальной жизни общества, как решающей силы общественного развития. В предвидении и распознавании событий настоящего и будущего, а не в обманах и интригах заключалась сила внешней политики и дипломатии эпохи Сталина.

Образ Сталина – военного и политического стратега – неразрывно сочетался с деятельностью Сталина–дипломата. Его дипломатическая деятельность и его заветы актуальны и в наше тревожное время. [402]

Вместо заключения

60 лет назад, 9 мая 1945 года, победно завершилась Великая Отечественная война. Это были 1418 дней и ночей наивысшего напряжения всех материальных и духовных сил советского общества, всего нашего многонационального народа. 24 мая 1945 года на приеме в Кремле в честь командующих войсками фронтов и армий Советской армии И. В. Сталин сказал, что «у нашего правительства было немало ошибок, были у нас... моменты отчаянного положения в 1941–1942 годах...»

За минувшие после войны полвека и особенно за последние десять–пятнадцать лет действительные ошибки и прежде всего вымышленные упущения советской эпохи недалекие политики и лживые историки, примитивные писатели и желчные телеобозреватели довели до такой крайней черты, что люди, еще не лишенные здравого смысла, не могут этого воспринять. И весь этот абсурд преследует только одну цель – во что бы то ни стало развенчать государственную и полководческую деятельность И. В. Сталина и тем самым забыть и пренебречь некоторыми главными выводами из сталинского стратегического руководства Великой Отечественной войной Советского Союза 1941–1945 годов.