Вернувшись из Гималаев, я понял, что с этого времени вся моя жизнь будет посвящена исследованию неизвестных и малоизвестных областей.

Теперь уже можно было подумать и о возвращении в Кинтана-Роо. Я хорошо понимал, что нельзя рассчитывать на денежную помощь какого-либо музея, и собирался совершить второе путешествие на свой счет.

Я хотел вернуться в те же места, где уже побывал, надеясь найти там новые развалины, которые проглядел раньше. Теперь я был лучше подготовлен и имел опыт первого путешествия, поэтому чувствовал уверенность, что на этот раз сумею исследовать побережье более основательно.

Готовиться к экспедиции я начал в Париже. Рассматривая карту Кинтана-Роо и вспоминая злоключения своей первой поездки, я решил, что лучше всего ехать туда морем, а потом использовать судно как плавучий лагерь. Это создаст максимум удобств и облегчит поиски пропущенных раньше храмов.

Теперь надо было найти себе попутчиков, а по опыту гималайской экспедиции я уже знал, как это трудно, особенно если ты ограничен в средствах. Но все-таки в Париже нашлись желающие поехать со мной, и среди них молодая французская журналистка и молодой юрист — исследователи не ахти какие, зато хорошие друзья. У обоих достаточно времени и средств для такой поездки.

Из Парижа я улетел снова в Нью-Йорк, рассчитывая раздобыть там необходимые для экспедиции средства. Однако мне пришлось проболтаться в Нью-Йорке целых три месяца. Чтобы как-нибудь заработать деньги, я пытался писать статьи о Гималаях, но в то время они никого не интересовали. Единственное, что могло привлечь внимание журналов и газет, был пресловутый снежный человек, а мы привезли из экспедиции сведения, опровергающие его существование, что делало меня еще более непопулярным. Многие годы газеты печатали под броскими заголовками сообщения о снежном человеке, основанные на довольно скудных или просто вымышленных свидетельствах о «его» существовании.

К концу сентября мне уже казалось, что сборы мои будут длиться вечно. Из Франции пришло письмо от моего друга юриста, который сообщал, что его свободное время истекло и ехать он не может. Я уже готов был впасть в отчаяние, когда вдруг совершенно неожиданно сбылись все мои надежды.

Благодаря стараниям Джима Драута, молодого редактора объемистого американского еженедельника «Текущая неделя», я получил часть необходимых мне средств, и почти в то же самое время мне встретился владелец яхты, готовый сдать экспедиции свое судно за очень умеренную плату.

Судно называлось «Каролина». Это была шхуна пятидесяти шести футов в длину с роскошными, обшитыми дубом каютами — всего на десять человек. Ее капитан, граф Грабовский, друг моего младшего брата, был обаятельный и смелый человек. На этом судне он сумел за восемьдесят четыре дня один пересечь Атлантический океан от Гибралтара до Нью-Йорка. Нельзя было найти более подходящего капитана, чем Грабовский, и он охотно отправлялся со мной в это далекое путешествие.

Не имея возможности нанять для яхты команду, я искал попутчиков, готовых не только разделить со мной все невзгоды в джунглях, но и пуститься в долгое морское путешествие, которое должно было закончиться в голубых водах Юкатанского пролива.

Из Парижа я получил только один благоприятный ответ — от Мари-Клер де Монтеньяк, моей приятельницы, чье страстное желание принять участие в экспедиции можно было сравнить разве что с ее привлекательной внешностью и отсутствием всякого опыта. Она не так давно окончила школу и теперь пробовала свои силы в журналистике. Сначала я даже слышать не хотел о том, чтобы взять ее с собой. Кинтана-Роо казалась мне совсем неподходящим местом для женщины. Что же касается морского опыта Мари-Клер, то он сводился к единственной увеселительной поездке вдоль побережья Французской Ривьеры на маленькой парусной лодке. Грабовский просто пришел в ужас от этой кандидатуры, и я приложил немало усилий, чтобы уговорить его взять Мари-Клер в команду «Каролины».

— По крайней мере она сможет готовить, — рискнул я вставить слово. На самом деле готовить она не умела.

Не теряя времени, Мари-Клер вскочила в первый же реактивный самолет до Нью-Йорка и на следующий день явилась на «Каролину» вместе с семью чемоданами, содержимое которых было так же необходимо для нашей экспедиции, как меховая шуба для индейцев майя.

Вместе с Мари-Клер к восточным берегам Соединенных Штатов примчался ураган Донна, чуть не потопивший «Каролину» у берега Сити-Айленда близ Нью-Йорка, где она стояла на якоре.

Нашему экипажу все еще не хватало по крайней мере двух человек. В то время все мои друзья, к сожалению, постигали хитрости фондовой биржи на Уолл-стрите или занимались каким-нибудь другим делом, начиная свою финансовую карьеру.

В конце концов бельгийская принцесса рекомендовала нам одного французского художника по имени Бруно, неутомимого путешественника, объездившего весь свет. Как и Мари-Клер, ему тоже никогда не приходилось плавать на большой яхте, но его физическая сила произвела впечатление на капитана Грабовского, и он взял Бруно на «Каролину». Время наше истекало, всем не терпелось поскорее отправиться в путь, поэтому мы решили начать свое путешествие, не дожидаясь дальнейшего пополнения команды.

День накануне отъезда был очень суматошным. Все пристани на верфи, где красили нашу «Каролину», были заставлены ящиками с продуктами, которые Мари-Клер закупила в магазине самообслуживания. Ее французский акцент и количество покупок просто свели с ума директора магазина. В течение трех часов она создавала заторы у всех касс, а десятки ньюйоркцев с удивлением разглядывали французскую девушку с таким непомерным аппетитом.

Пробираясь сквозь завалы продуктов на пристани Сити-Айленда, фотограф из «Текущей недели» делал снимки, стараясь, чтобы на них не отразился беспорядок и суета отъезда. Капитан Грабовский штудировал морские карты первого этапа нашего пути в тысячу пятьсот морских миль. Первая остановка предполагалась на острове Сен-Томас, самом крупном из Виргинских островов.

Мои родители, примирившиеся уже с мыслью, что их сын никогда не станет деловым человеком, снабдили нас французским вином и виски.

«Каролина» была элегантным судном, однако голландские судостроители не предназначали ее для экспедиций в тропиках или для путешествий с очень маленькой командой, особенно такой неопытной, как наша. Так же как Бруно и Мари-Клер, я опасался, что моряков из нас не выйдет.

Хорошо еще, что Грабовский был из тех людей, которых в среде моряков называют «сам себе капитан». Для нашего плавания именно такой капитан и был нужен. А что касается прогноза погоды, то хуже ничего нельзя было придумать. Только что пронесся ураган Донна, и теперь шторм сменялся штормом, как это всегда бывает после урагана. О погоде на побережье Кинтана-Роо мы, естественно, ничего не знали, я только мог молить бога, чтобы Донна не причинила слишком много вреда тем руинам, которые мы отправлялись изучать.

16 октября был поднят якорь, и тут же начались всякие неполадки. Когда мы отчаливали от пристани Сити-Айленда, в моторе «Каролины» сломалась коробка скоростей, пришлось решать, возвращаться ли на ремонт, который надолго задержит нас и повлечет новые расходы, или же плыть без мотора. Капитан Грабовский, второе лицо на яхте после бога, решил плыть под парусами. Теперь до Атлантического океана нам пришлось идти сто двадцать миль против ветра через пролив Лонг-Айленд вместо того, чтобы пересечь Ист-Ривер у Манхеттена. Без двигателя нам предстояло проплыть тысячу шестьсот миль.

Мы были так рады отъезду, что вначале это нас нисколько не беспокоило. Вместе с Мари-Клер и Бруно я смотрел, как Грабовский носится по палубе, выполняя все необходимые маневры. К трем часам дня мы прошли не больше пяти миль, а потом при полнейшем штиле торчали в проливе у Экзекьюшен-Рок и, как дураки, ожидали ветра — всего в двадцати минутах езды на автомобиле от центра Нью-Йорка, одного из крупнейших городов мира. Только вчера у нас было такое горячее и торжественное прощание, мы уплывали навстречу опасностям и приключениям, а сегодня вот сидим тут беспомощно при абсолютном безветрии в окружении быстрых моторок, которые по воскресным дням сотнями носятся по всему заливу Лонг-Айленд. Кинтана-Роо казалась нам далекой, как никогда.