Черчилль. Я все-таки считаю, решение о расчленении нельзя принять в течение нескольких дней.

Рузвельт. Я предлагаю, чтобы три министра иностранных дел в течение 24 часов подготовили план процедуры изучения расчленения Германии, и тогда можно было бы составить подробный план расчленения Германии в течение тридцати дней.

Черчилль. Британское правительство готово принять принцип расчленения Германии и учредить комиссию для изучения процедуры расчленения.

Сталин. Я поставил этот вопрос для того, чтобы было ясно, чего мы хотим. События развиваются в сторону катастрофы Германии, и я бы не хотел, чтобы союзники были застигнуты врасплох. Что касается советской делегации, то мы против расчленения Германии. Германия должна сохраниться как единое государство, а мы, союзники, должны создать такие условия, чтобы она развивалась как демократическая, миролюбивая страна, где никогда больше не будет фашизма, нацизма, милитаризма, чтобы Германия никогда больше не угрожала своим соседям или сохранению мира во всем мире. Опыт истории показывает: Гитлеры приходят и уходят, а народ германский, а государство германское остается. Мы ведем войну Отечественную, освободительную, справедливую. У нас нет таких целей, чтобы захватить чужие страны, покорить чужие народы. Мы хотим освободить нашу землю от немецко-фашистских захватчиков. Правда, гитлеровцы, нападая на Советский Союз, заранее распределили, кому что достанется: кому пироги и пышки, кому синяки и шишки. Себе они, конечно, предпочитали пироги и пышки, а нам — синяки и шишки. Но вышло все наоборот. Теперь им приходится делить между собой синяки и шишки. (Смех в зале.) В нашем народе издавна говорят: «Не за то волка бьют, что он сер, а за то, что он овцу съел». (Общий смех.)

Рузвельт. Это верно. Коль у нас существует разное понимание, я предлагаю поручить министрам иностранных дел изучить эту проблему дополнительно.

Сталин. Против этого мы не возражаем.

Черчилль. Теперь я хотел бы выслушать ваше мнение о предоставлении зоны оккупации Франции, на чем настаивают французы. Я считал бы возможным предоставить Франции самостоятельную зону оккупации. Франция является наиболее крупным соседом Германии. И Англии нужна в будущем сильная французская армия. По мере роста своих сил Франция должна будет принимать на себя все большую часть бремени по предотвращению нападения Германии. Англия не хочет принять на себя всю тяжесть возможного нападения Германии в будущем. Англия хочет, чтобы Франция была начеку в отношении Германии, поэтому Англии нужна сильная Франция.

Сталин. Это правильно. Франция должна быть сильной страной и иметь хорошо вооруженную армию.

Рузвельт. Я согласен.

Черчилль. Возникает еще один важный вопрос. Что будет с Германией? Призрак голодающей Германии, с ее 80-миллионным населением, встает перед нами. Кто будет ее кормить? И кто будет за это платить? Не получится ли, в конце концов, так, что союзникам придется хотя бы частично покрывать репарации из своего кармана?

Сталин. Да, эти вопросы рано или поздно встанут.

Черчилль. Если хочешь ездить на лошади, то ее надо кормить сеном и овсом.

Сталин. Но лошадь не должна бросаться на нас.

Черчилль. Да, метафора моя неудачна. Но если вместо лошади для сравнения поставить автомобиль, то все равно для его использования нужен бензин.

Сталин. Аналогии тут нет. Немцы не машины, а люди.

Черчилль. Верно, согласен. Что касается репарации, нужно создать репарационную комиссию, которая вела бы всю эту работу.

Рузвельт. Время наступило для создания этой комиссии по изучению нужд прежде всего Советского Союза и других европейских стран. Я также согласен, чтобы эта комиссия работала в Москве.

Сталин. По моему мнению, основным принципом при распределении репараций должен быть следующий: репарации в первую очередь получают те государства, которые вынесли на своих плечах основную тяжесть войны и организовали победу над врагом. Эти государства: СССР, США, Великобритания.

Черчилль. Мне нравится принцип: каждому — по потребностям, а от Германии — по ее силам.

Сталин. Я придерживаюсь другого принципа: каждому — по заслугам.

Рузвельт. Вот это правильно. Теперь можно приступить к обсуждению вопроса о международной организации безопасности. Нашей задачей является обеспечение мира на планете, по крайней мере, лет на 50. Основной вопрос, который следует согласовать, — это процедура голосования в Совете Безопасности. Наше предложение требует безусловного согласования и единогласия постоянных членов Совета по всем важнейшим решениям, которые относятся к сохранению мира, включая все экономические и военные принудительные меры. В Совете Безопасности все государства, которые не являются постоянными членами, должны иметь право излагать свою точку зрения без всяких ограничений. Если такая свобода обсуждения в Совете Безопасности не будет обеспечена, то создание всемирной организации может быть серьезно затруднено или даже стать совершенно невозможным.

Черчилль. Было бы нежелательно создавать впечатление у народов мира, будто три державы хотят властвовать над всем миром, не давая другим странам высказывать свое мнение.

Сталин. Я думаю, среди присутствующих нет ни одного человека, который оспаривал бы право наций высказываться в Ассамблее. Однако не в этом суть дела. Страна, которая поднимает какой-либо вопрос в Ассамблее, хочет не только этого, а хочет того, чтобы ее выслушали и приняли — и это главное — решение по нему. Господин Черчилль высказывал опасение, как бы не подумали о том, что три великие державы хотят господствовать над миром. Но кто замышляет такое господство? Соединенные Штаты? Нет, они об этом не думают. (Смех и красноречивый жест Рузвельта.) Англия? Тоже нет. (Смех и красноречивый жест Черчилля.) Итак, две великие державы выходят из сферы подозрений. Остается третья — СССР. Значит, СССР стремится к мировому господству? Или, может быть, Китай стремится к мировому господству? (Общий смех.) Ясно, что разговоры о стремлении к мировому господству ни к чему. Так что мой друг, господин Черчилль, не сможет назвать ни одной державы, которая хотела бы властвовать над миром.

Черчилль. Я, конечно, не верю в стремление к мировому господству со стороны кого-либо из трех союзников. Однако положение этих союзников столь могущественно, что другие могут подумать так, если не будут приняты соответствующие предупредительные меры.

Сталин. Господин Черчилль говорит, что нет оснований опасаться нам чего-нибудь нежелательного в наших отношениях. Да, конечно, пока все мы живы, бояться нечего. Мы не допустим опасных расхождений между нами. Мы не позволим, чтобы имело место новая агрессия против какой-либо из наших стран. Но пройдет 10 лет или, может быть, меньше, и мы исчезнем. Придет новое поколение руководителей, которое не прошло через все то, что мы пережили, которое на многие вопросы, вероятно, будет смотреть иначе, чем мы. Что будет тогда? Мы как будто бы задаемся целью обеспечить мир по крайней мере на 50 лет вперед. Самое же главное условие для сохранения длительного мира — это единство трех держав. Если такое единство сохранится, германская опасность не страшна. Поэтому надо подумать о том, как лучше обеспечить единый фронт между тремя державами, к которым следует прибавить Францию и Китай. Надо создать возможно больше преград для расхождения между тремя главными державами в будущем. Надо выработать такой устав, который максимально затруднял бы возникновение конфликтов между нами. Это — главная задача.

Рузвельт. Все верно, маршал Сталин. Я полностью с вами согласен. Я думаю, мы к этому вопросу еще вернемся. А пока предлагаю сделать перерыв.

Берлин. Имперская канцелярия.

В бункере Гитлер, Геббельс, Борман, Геринг, Гиммлер, Кейтель, Кребс.