Приготовив рацию к работе, Адзумо проверил пистолет, гранаты и, чтобы скоротать время, достал из кармана вяленое мясо, принялся жевать. Но нервный зуд не давал покоя. Он приложился к фляжке, пара глотков крепкого сакэ успокоила разгулявшиеся нервы. Адзумо откинулся на спину, и перед глазами возникли таинственно мерцающие звезды. Но это были не его, а их звезды. Бесконечно долгих девять лет они светили над ним, и все эти годы он жил в постоянном напряжении. Ночной стук в дверь, появление вблизи американского патруля могли закончиться арестом. Сегодня всем испытаниям должен наступить конец. Ему уже не надо будет таиться перед женой и дочерью. Разведчик Адзумо снова станет Хэйхатиро Хиросо, вернется под крышу родного дома и полной грудью вдохнет родной запах цветущей сакуры в старом отцовском саду.
За этими мечтами Адзумо не заметил, как наступил рассвет. Пелена тумана, укрывавшая бухту, рассеялась, и перед ним, будто на шахматной доске, проступили застывшие у причалов и на внутреннем рейде корабли американской эскадры. Он поднес к глазам бинокль и поежился: на него зачехленными орудийными стволами грозно надвинулся крейсер. Его палуба была пуста, и лишь сизый дымок, курившийся над камбузом, да фигуры вахтенных на командирском мостике, юте и баке говорили о том, что экипаж находится на корабле. Беспечность американцев поражала. Адзумо поежился от страшной мысли: через несколько минут все это — крейсер, люди, дома — превратятся в груду искореженного металла, руины и пепел.
Пронзительный писк морзянки подбросил его на ноги. Рация ожила. Он торопливо надел наушники. Далекий и неведомый радист передавал боевой приказ, но и без радиограммы нетрудно было догадаться: час «X», которого он терпеливо ждал столько лет, пробил.
Война безмолвно и грозно возвестила о себе множеством черных точек у края горизонта. Они приближались и росли на глазах. В утреннюю, хрупкую тишину вкрался еле слышный комариный писк; он быстро нарастал и вскоре перерос в грозный клекот.
На американских кораблях заметили надвигающуюся опасность. Надрывный вой сирен воздушной тревоги взорвал покой и мирную жизнь базы. Но было поздно. Сигнал тревоги потонул в зловещем реве авиационных моторов. Эскадрилья за эскадрильей заходили на бомбардировку и торпедометание. Робко тявкнули зенитные батареи на входе в бухту и тут же исчезли в клубах дыма и огня. Свинцовый вал, сметая все на своем пути, пронесся над палубами кораблей и зловещими гигантскими черными грибами поднялся к небу.
Палец Адзумо так и не коснулся ключа передачи — корректировать было нечего. Японские самолеты, не встречая на своем пути преград, уверенно, как на учениях, заходили на цели.
Бомбовый водопад обрушился на беззащитную американскую эскадру. Корабли, дома и люди были погребены в огненном смерче, который бушевал в воздухе, на море и на суше.
Адмирал Нагумо торжествовал победу. Успех оказался ошеломляющим. От американской эскадры ничего не осталось — она перестала существовать. Его же потери были самые минимальные — два десятка самолетов и экипажей оплатили собой эту блистательную победу. Он повторил подвиг легендарного предшественника — адмирала Хэйхатиро Того. Тридцать семь лет назад под Цусимой тот наголову разгромил русскую эскадру адмирала Рожественского, и крохотная Япония поставила на колени колосса — Российскую империю.
Тщеславная мысль — сегодняшний успех станет первым камнем в фундаменте его бессмертной славы и будущей победы над американцами — наполняла гордостью сердце Нагумо. Радист флагмана японской эскадры с невероятной быстротой нажимал на ключ, спеша передать в Токио шифрованную радиограмму адмирала. Его доклад был сух и лаконичен — беспристрастные цифры американских потерь говорили сами за себя. Столица долго молчала. В Генеральном штабе и императорском дворце не могли поверить докладу — слишком невероятным был успех и ничтожно мизерной оказалась его цена. Спустя сорок минут, флагману поступила ответная радиограмма. В ней содержались только превосходные эпитеты и одни восклицательные знаки. 7 декабря 1941 года стало триумфом адмирала Нагумо.
Успешная атака на Пёрл-Харбор подогрела воинственные настроения генералов и офицеров Квантунской армии, а наиболее нетерпеливые жаждали сойтись в схватке с русскими. В кабинетах оперативного отдела начали спешно перекраивать план «Кантокуэн». Трезвомыслящие предлагали не торопиться и выждать, но эйфория легкой победы в Пёрл-Харборе кружила даже самые холодные головы.
Харбинская резидентура захлебывалась от противоречивой информации, поступавшей от агентов Абэ, Леона, Сая и других. Новый ее резидент Консул, рискуя попасть в лапы японской контрразведки, каждый день встречался с ними, а затем подолгу засиживался на конспиративной квартире, пытаясь выловить из этого моря разрозненных и противоречивых фактов те, которые могли пролить свет на истинные планы японского командования.
Его шифровки в Москву сразу ложились на стол наркома внутренних дел Берии.
Консул Центру.
12.12.41 г.
«По перепроверенным данным Сая, Леона и других наших источников в штабе Квантунской армии и управлении жандармерии, 7 декабря 1941 г. авианосная военно-морская группировка Японии совершила внезапное нападение на базу Тихоокеанского флота США Пёрл-Харбор.
В результате воздушных ударов японской авиацией было потоплено и повреждено большинство линейных кораблей, шесть крейсеров, эсминец и значительное количество вспомогательных судов, подбито и уничтожено около двухсот пятидесяти самолетов и надолго выведены из строя системы береговой охраны. Потери японской стороны незначительны и составили двадцать самолетов и несколько мелких судов.
По оценке Сая, результаты военной операции на Гавайях и в Малайе, успешное наступление японских войск на Филиппинах усилили воинственные настроения среди командования Квантунской армии. Многие офицеры штаба открыто говорят о необходимости выполнения плана „Кантокуэн“. Они полагают, что наступил подходящий момент для захвата Дальнего Востока и южной части Сибири.
В Токио такое выступление считают преждевременным. По высказываниям лиц, близких к начальнику Генерального штаба, нападение на Советский Союз, вероятнее всего, состоится не ранее весны следующего года — после разгрома американо-британской группировки на Тихом океане и создания необходимых резервов топлива для флота, авиации и бронетанковых сил.
По информации „Леона“, введенное США весной 41 г. эмбарго на поставки нефти существенно сказалось на военных возможностях Японии. Имеющиеся запасы топлива позволяют вести полномасштабные боевые действия на советском театре не более трех недель. Поэтому основные операции японской армии и флота в ближайшие месяцы будут вестись в южном направлении с целью захвата нефтепромыслов.
Другим существенным обстоятельством, которое учитывается японским командованием при выборе сроков нападения на СССР, являются погодные условия. Сильные морозы и обильные снегопады в декабре-феврале могут серьезно осложнить применение авиации и бронетехники в условиях Сибири, особенно на направлениях Благовещенск — Белогорск, Борзя — Чита и свести на нет это преимущество.
В связи с провалом явочной квартиры Доктора и его захватом японской контрразведкой, а также арестом Ли, мною принято решение в целях сохранения агентуры в штабе Квантунской армии и управлении жандармерии временно законсервировать работу с Саем, Леоном и Фридрихом. Ольшевский и Смирнов переведены на нелегальное положение».
Центр ответил через три дня. Его ответ был сух и лаконичен:
«Благодарю за работу. Примите все меры для сохранения агентуры. Обеспечьте вывод Ольшевского и Смирнова к границе. Окно для прохода нами будет обеспечено».
Глава 17
Жизнь постепенно возвращалась к Павлу. Это было просто чудом, что ему и Сергею Смирнову удалось вырваться из засады, организованной японской контрразведкой в доме Свидерских. Далеко отъехать им не дали. Выпущенные вдогонку пули пробили колеса, и машина, пропахав десяток метров по мостовой, вылетела на тротуар и врезалась в фонарный столб. Сергей подхватил Павла под мышки и затащил в подворотню. Запоздалый залп просыпался на их головы кирпичной крошкой. Последнее, что осталось в меркнущем сознании Павла, — кромешная темнота сарая на задворках заброшенного строительного склада.