— Все спокойно, Саныч. Анна дежурит внизу, если что, предупредит, — сообщил он и подкрутил фитиль лампы.
Пламя зубастыми тенями заплясало на стенах и осунувшемся лице Дервиша. Прошедшие сутки вымотали его основательно. Он повел плечами, мельком глянул на Павла, задержал взгляд на повязке и потухшим голосом спросил:
— Как себя чувствуешь?
— Нормально. А как у ребят?
— У них хуже.
— Что с ними?
— Трое ранены. Двое убиты. Володю и Антона взяли, — обронил Дервиш.
— И это еще не конец, — с ожесточением произнес Дмитрий.
— Да? А Люшков? — упавшим голосом спросил Павел.
— Живой, сволочуга!
— Не может быть! Я в него всю обойму всадил!
— Может, и еще как может! Сопли не надо было жевать, а сразу валить! — сорвался Дмитрий.
Павел опешил, его растерянный взгляд метался между Гордеевым и Дервишем, а с губ срывались обрывки слов:
— Люшков… Живой… Я… Я… не мог.
— Не мог? А Володя смог, когда тебя прикрывал!
— Дима, перестань! — пытался погасить ссору Дервиш.
— Я, что? Мы таких парней потеряли! А у него ручки затряслись! — не унимался Гордеев.
— Чт-о-о? Что ты сказал? — Павел задохнулся от возмущения.
— Что слышал!
— Если бы не осечка. И мальчик… Я…
— Белогвардейская шлюха с сученком!
— Так он же ребенок! Как можно? Как?
— И что? Значит…
— Дима, хватит! Мы с детьми и женщинами не воюем! — осадил его Дервиш.
В Гордееве все кипело, он не мог остановиться и бросал одно обвинение за другим:
— Наше слюнтяйство — это удар по всей операции! Мы провалили задание Центра! Мразь Люшков топчет землю и плодит выводки! Дожалеемся! Так они и до советской власти доберутся! Я…
— Стоп, Гордеев! Говори да не заговаривайся, — оборвал его Дервиш и отрезал: — Ты советскую власть не трогай! Она Люшкова и всех их переживет. Давили и будем давить эту мразь! Но мы, Гордеев, не душегубы.
— Да? Много в белых перчатках навоюете? — огрызнулся Дмитрий.
— Все, хватит! — потребовал Дервиш, перевел взгляд на Павла и спросил:
— Крепко задело?
— Не очень, за недельку отлежусь. Вот только как в конторе объяснить?
— О ней забудь! — отрезал резидент.
— Почему? Надежная крыша, — недоумевал Павел.
— И не только про нее, а и про квартиру. Дулепов ждать не станет!
— Выходит, мне уходить в группу Володченко?
— Исключено! — был непреклонен Дервиш.
— Так что же делать? — растерялся Павел.
— Ничего. Залечь на дно. Встанешь на ноги, переправим за Амур. Этим займется Дмитрий, вот там и доспорите. Всем все ясно?
— Да, — согласились оба.
— Раз так, то расходимся! — закончил встречу Дервиш.
Он, Павел, Дмитрий, Свидерские и их помощники-подпольщики, несмотря на понесенные потери, не теряли надежды, что главное задание Центра им удастся выполнить. В Москве также верили в них и рассчитывали получить информацию, которая позволит Плакидину сделать еще один важный шаг на пути к цели.
Глава 13
Центр Пилигриму.
«С Вашими выводами и предложениями по организации последующей работы с Саном в качестве основного канала доведения информации до Друга согласны. С учетом этого дальнейшие контакты с Грином прекратите, ему на этот счет даны соответствующие указания. Основные усилия сосредоточьте на непосредственной работе с Саном. В этих целях необходимо провести с ним экстренную встречу и довести информацию о планах японской военщины.
Так, по достоверным данным, подтвержденным надежным источником в посольстве Японии в Москве, кабинет Тодзио планирует в ближайшие дни нанесение ударов на суше и на море по вооруженным силам США и Великобритании в Юго-Восточной Азии и на Тихом океане.
Основная роль в операции отводится военно-морской группировке адмирала Нагумо, которая в своем составе насчитывает: восемь крейсеров, 20 эсминцев, 30 транспортных судов и 27 подводных лодок. На борту шести авианосцев сосредоточено 350 самолетов, в том числе 40 штурмовиков-торпедоносцев, 103 штурмовика-бомбардировщика, 129 бомбардировщиков и 78 истребителей.
По непроверенным сведениям, Курусу и Номура ведут интенсивные секретные переговоры в Госдепе на предмет возможного заключения сепаратной сделки между Японией и США. 20–23 ноября в ходе конфиденциальных встреч Курусу с неустановленным лицом из Госдепа обсуждался вопрос о нормализации отношений между Японией и США. В качестве первого шага рассматривался вопрос о снятии США эмбарго на поставки нефти и размораживании финансовых активов Японии взамен на ряд уступок с ее стороны в Китае и Юго-Восточной Азии.
С учетом важности данной информации немедленно задействуйте Сана и Друга для ее перепроверки. Нельзя исключать того, что в последний момент милитаристские круги Японии пойдут на заключение сепаратной сделки. Прошу Вас сделать все возможное и невозможное, чтобы сорвать ее. Крайне важно обеспечить выполнение этого задания в течение ближайшей недели. Необходимо убедить Друга и его высокопоставленные связи в необходимости принятия против Японии более жестких и решительных мер».
Тон радиограммы Центра вызвал у Плакидина раздражение. В Москве переоценили первые успехи работы Сана с Гопкинсом. Острая реакция Рузвельта и Хэлла на его информацию о планах японцев была обнадеживающей, но не давала достаточных оснований для того, чтобы рассчитывать на быстрое развитие операции. Иван полагал: в сложившейся ситуации было бы разумнее не форсировать события, а выдержать паузу и посмотреть на реакцию американцев.
Фитин же пережимал и торопил события. В Москве, видимо, в полной мере не представляли деликатность отношений Сана с Гарри. При всем уважении к нему и доверии к поступающим от него данным Гопкинс, будучи опытным и осторожным политиком, вряд ли полностью полагался на них. В силу своей близости к Рузвельту и Хэллу он обладал разноплановой информацией, которая стекалась к ним из различных источников — разведки, дипломатов, союзников — и позволяла видеть ситуацию глубже и шире. Для них были важны скрытые детали, которые позволяли увидеть за завесой искусной дипломатической лжи и тонкой разведывательной дезинформации, на которую так горазды дипломаты и агенты Германии и Японии, истинные намерения и конечные цели таких вероломных политических «кидал», как Гитлер и Хирохито.
«Именно детали и оттенки, — размышлял Плакидин над последней информацией Центра, готовясь к встрече с Саном. — Какие именно и как их обыграть, чтобы они стали неопровержимым доказательством? Акцент на цифрах, приведенных в радиограмме Фитина и отражавших мощь японской военно-морской эскадры, нацелившейся на США, может дать обратный эффект. У осторожного Гопкинса такая осведомленность Сана вызовет подозрение и, более того, может натолкнуть на мысль, что его банально используют, чтобы оказать давление на Рузвельта. И тогда пиши пропало. В лучшем случае — конец отношениям с Саном, а в худшем… Так что же делать?» — Иван ломал голову над этой пока неразрешимой задачей и каждый раз наталкивался на категоричный приказ Центра — задачу выполнить в ближайшую неделю!
«В ближайшую неделю? Они что, там, на Лубянке, с ума сошли? Всего неделя! Я, что им, — Господь? Почему семь дней? Почему?» — негодовал Плакидин и не находил ответа.
Ответ знали только в Кремле. 6 декабря 1941 года своенравная госпожа История круто изменила ход мировых событий. Но об этом в конце ноября не дано было знать ни президенту Рузвельту, ни премьер-министру Черчиллю с их всезнающими «Магией» и «Энигмой» — программами дешифровки. Добытые перед войной американской и британской разведками коды к дипломатической переписке Японии и Германии так и не стали ключом к разгадке тайны операции японского Геншаба по нанесению удара по ВМС США на Тихом океане (операция «Восточный ветер»), а тем более секрета — непостижимой души русского воина. В тот день именно его госпожа История сделала своим избранником.