— Извини, ты… была незаконным ребёнком? — тихо говорю я и беру её за руку, подношу к губам и целую костяшки пальцев. Затем прикладываю к своей щеке. Элли это немного успокаивает, хотя я вижу, что она тяжело дышит, а в фиолетовых глазах по-прежнему затаившаяся боль, вырвавшаяся наружу после моего неосторожного замечания. Но ведь я не знал…

— Да, — она кивает и пытается спокойно глянуть мне в лицо. — К тому же, я хочу ещё кое-что рассказать тебе про себя… не знаю, как ты это воспримешь, — я вижу, как она напрягается всем телом, а глаза становятся почти чёрными, так расширяется зрачок.

— Говори, — я целую её ладонь и отпускаю руку. — Обещаю, что не упаду в обморок, как беременная девица, — шутливо добавляю я, надеясь разрядить обстановку. Но на мою красавицу это не действует, я чувствую, как она вся сжимается, как пружина, готовая распрямиться.

— Я… полудемон, Маюри, — она вскидывает на меня глаза, кажущиеся просто огромные.

Я едва не смеюсь в голос — тоже мне, удивила! А то я этого не определил, всё-таки, плохой был бы из меня маг, если б я не мог определять подобные вещи. Но делаю изумлённое лицо ради проформы. Я вообще-то люблю врать, но только не ей.

— И когда-то моя вторая половинка настолько обезумела, когда на меня пытался напасть… я тебе говорила о нём, Герцог, что меня отправили на землю, в Японию, где я некоторое время пролежала в одной клинике, которую умудрилась сжечь. Правда, вроде бы никто не пострадал. Я успела телепортироваться обратно.

— Значит, ты знала Судзаку Маюри? — вырывается у меня почти автоматически. Я вспоминаю рассказы дедушки и истории болезни, где не было имён, у него все больные лежал под номерами — странная причуда. — Но я вспоминал его слова о красавице, которая явно не была человеком, а являлась полудемоном, хотя в основном контролировала свою тёмную половину. В общем-то, у каждого имеется своя тьма в душе, только не у всех такая… активная.

Она вздрогнула и застыла, словно я только что вонзил меч ей в сердце… или катану. Или мой любимый скальпель. Её глаза расширяются, она почти забывает, как дышать. В глазах непередаваемый ужас, ступор, шок.

Я поднимаюсь на кровати и смотрю на неё сверху вниз. Элли тоже поднимается и заглядывает мне в глаза с таким жалким выражением, словно я её только что полностью сломал, раздавил.

— Это мой дедушка, — добавляю я неизвестно для чего. Мои губы кажутся мне самому неживыми, резиновыми. — Я как-то видел у него очень странную историю болезни… Но я в неё не поверил, — быстро добавляю я. — Мало ли, у старика вышло затмение мозга. Так я думал тогда. Да и фотографии не было, только приписка, что у пациентки — фиолетовые глаза.

— Да, — тихо добавляет девушка, опуская голову. — Получается, я лежала в клинике твоего деда, — сухой, хриплый смешок разрывает пространство между нами словно тонкую ткань.

— Вот так совпадение, — я качаю головой.

— Моя мать, насколько я знаю, никогда не была замужем, — пускается она в воспоминания. — Она всегда меня боялась, запирала на чердаке, считала, что я — тварь, которую нужно уничтожить. Естественно, ведь она родила меня от демона. Понятия не имею, как они снюхались, — качает она головой. — И однажды, моя милая мамочка решила покаяться, чтобы заслужить рай перед смертью. И сдала меня инквизиции.

Пальцы рефлекторно сжимаются, и я поглаживаю руку, позволяя ей расслабиться и разжать их.

— Они хотели меня изнасиловать, — с горечью добавляет она, впиваясь ногтями уже в мою руку, но я не убираю её, понимая, что её внутренняя боль куда сильнее моей. — Однако уже тогда моя демоническая половина спасла меня. Правда, не могла спасти от сожжения на костре — зато я уничтожила всех, кто пришёл полюбоваться на моё сожжение! — хриплый смешок словно разрывает полутьму.

— Не думай о плохом, оно уже прошло, — я быстро обнял её и снова повалил на кровать, нависая над ней, удерживая себя на локтях, чтобы не придавить, заглядывая в ставшие такими печальными и пустыми глаза.

— Ты, кажется, спрашивала, как я отношусь к тому, что ты полудемон? — поинтересовался я, склонив голову. Ловлю её взгляд, который внезапно стал таким живым… и напряжённым. Кажется, она всерьёз полагает, что я сейчас выкину её из своей жизни. Ага, возьму за шкирки — и вышвырну в окно! — Так вот, мне это безразлично. Мне всё равно, — говорю я уже в её губы, нежно целуя. — Ты — это ты. И ты мне нужна именно такой, какая ты есть. Целиком.

Элли облегчёно вздыхает и страстно отвечает на поцелуй.

— Обещай мне одно, — я с трудом отрываюсь от манящих губ и готового на всё тела.

Она ловит мой взгляд слегка расфокусированным взором и кивает, пытаясь выглядеть серьёзной. — Если ты решишь меня бросить, то не уходи по-английски, не прощаясь, а приди и скажи мне это в лицо, хорошо?

Девушка мотает головой, отчего её волосы очень мило растрёпываются.

— Нет, я не могу тебе этого обещать.

— Почему? — я немного отстраняюсь.

— Потому что я не собираюсь тебя бросать! — твёрдо заявляет она.

Я ощущаю, как неприятная усмешка кривит губы.

— Посмотрим, — тихо говорю я. — Ладно, хватит откровений на сегодня, — говорю я, желая перевести тему. — Пошли завтракать, а то на работу опоздаем. Хотя у меня операция только на два, — я поднимаю голову и смотрю на часы.

Почти встаю, но её рука резко ловит меня за запястье и удерживает на середине движения.

— Маюри, я действительно не собираюсь тебя бросать! Я люблю тебя, правда люблю! — серьёзно говорит она, завораживая блеском фиолетовых глаз.

Киваю, потому что не хочу говорить гадостей, шокировать её своим цинизмом, оглушать своей болью, и мучить недоверием.

Ведь я знаю правду. А она пока витает в иллюзиях насчёт моей дражайшей персоны.

… За завтраком нас окутала атмосфера обречённости, словно серая аура. Я смотрел на Элли, словно видел её в последний раз, не хотел отпускать, даже взглядом; она же смотрел на меня точно так же. Наши взгляды сплетались в единую, неразрывную сеть, как и наши души.

И, мне кажется, я перестану существовать, если эта нить разорвётся.

Запив еду кофе, мы вместе направились к дверям, но неожиданно обнялись, сплелись, словно две лианы, оплели друг друга и повалились прямо на пол, целуясь яростно, до крови, сжимая друг друга до синяков, до царапин — конечно, у Элли они сойдут раньше, но я согласен походить отмеченным ею.

Два махровых халата вскоре валялись где-то вдалеке, скомканные и ненужные, а мы яростно вжимались друг в друга, словно дикие звери прямо на полу, едва не сбив стол и пару стульев. Но в тот момент, когда она села на меня, сжав коленями, впуская в себя, позволяя мне быть в ней, но доминируя при этом, заявляя свои права, её глаза сияли ослепительным фиолетовым пламенем, когда её тело резко и быстро двигалось, позволяя мне проникнуть как можно глубже…

… Я с трудом отпустил её из квартиры, так как хотелось схватить это чудо в охапку и утащить в постель хотя бы на полдня, так как утренний секс на полу только раздразнил, но… у неё были свои обязанности, а у меня свои. Хотя моя работа представлялась мне нелепой, ненужной и никчемной и уже ни капли не интересовала.

Я мог думать только о своих последних днях с прекрасной Элли, неземным существом, моей богиней, которую я так неожиданно полюбил. Так не вовремя. Так безнадёжно.

С трудом, только после получаса прохладного душа, я смог вернуть мыслям ясность, одеться и отправиться в клинику пластической хирургии, где меня ожидала очередная звездулька… и очередное звено в моей цепи. Я ведь знал, что мне в любом случае понадобится оружие, когда я окажусь лицом к лицу с Йоширо… в безлюдном месте. Наедине.

От одной мысли остаться с ним наедине меня просто передергивало, и возникал удушливый, всепожирающий страх. Сразу вспоминалось, как он неслышно, как змея, проскальзывал в мою постель и насиловал меня, а я задыхался, кусал губы до крови, боясь кричать. И мне казалось, что я вот-вот задохнусь.