Анна, конечно, использовала свои тесные душные апартаменты и часто завидовала морякам — свежему воздуху и тому, как естественно они относились к такого рода вещам. Она часто подкалывала свои юбки, чтобы не зацепиться за сети и не замочить их трюмной водой, но не решалась сменить их на бриджи и блузку, помня предостережение Кэсби насчет «проституции». К тому же Бонни испытывал все больше отвращения к ее поведению. Он часто отчитывал ее за то, что она без дела слоняется среди матросов. Вначале девушка старалась объяснить, что они ей интересны, что это — вынужденное развлечение в скучном путешествии. Но потом, видя, что он ей все же не доверяет, сказала, чтобы он оставил ее в покое, и что она будет разговаривать с кем захочет, а приказывать ей может только капитан. Джеймс сознавал, что не может ударить ее, не вызвав на себя гнев и враждебность команды, и замкнулся в угрюмом молчании. Анна проводила все больше времени, усевшись на сырой бочке в углу полубака, посмеиваясь над историями, которые рассказывали матросы для ее удовольствия.

После короткого десятидневного путешествия «Акула» прибыла в гавань Нью-Провиденса. Анне он показался истинным прибежищем пиратов. Это был лесистый остров, размерами двадцать восемь на одиннадцать миль, с колодцами пресной воды, фруктами, рыбой, черепахами, голубями, дикими кабанами и крупным рогатым скотом. Так как им обладали и французы, и испанцы, он стал столицей контрабандистов всего южного полушария. Отсюда все награбленное переправлялось для продажи в Каролину.

На первый взгляд Нью-Провиденс казался раем. Из гавани Анна увидела белые пляжи, зеленую воду, высокие коралловые рифы, качающиеся на ветру пальмы, голубое безоблачное небо. Все это воодушевило ее. Она слышала, что Нью-Провиденс был свободен от всех условностей общества, и во сне пират мечтал не о небесах, а о том, чтобы еще раз оказаться на этом острове.

Когда она приложила к глазам подзорную трубу, протянутую ей Кэсби, берег словно ожил и стал похож на разрастающийся гниющий фурункул. Он был заполнен пьяными, нищими, калеками, сводниками, проститутками, высматривающими клиентов. Голубая вода набегала на песок и уносила с собой деревянные обломки, гнилые фрукты и дохлую рыбу. В бухте находились суда всех видов. Некоторые аккуратные, ухоженные, другие — запущенные, полуразвалившиеся, разграбленные. Все говорило о том, что они побывали в переделке.

— И весь этот позор называется пиратским флотом? — Анна скорчила недовольную гримасу.

Кэсби пожал плечами:

— Они не тратят время на внешний вид. Если одно судно выходит из строя, они захватывают другое. Ну что, ты передумала?

— Нет. Все-таки это лучше, чем тюрьма в Чарльзтауне, — девушка изо всех сил постаралась усмехнуться.

Главную лодку спустили на воду и Анна, Джеймс и Кэсби поплыли к берегу. На захламленном берегу собралась толпа.

Джеймс вспотел в своем бархатном костюме. Бледный, он осторожно с опаской оглядывал город. Анна сидела в лодке на возвышении и казалась спокойной. Ее медные волосы были уложены и напоминали волшебный свет маяка. На ней было платье изумрудного цвета с лифом настолько низким, что это было слишком откровенно даже для Чарльзтауна. Кэсби оценивающе взглянул на нее:

— Ты хочешь стать королевой и этого Богом проклятого острова?

Она натянуто улыбнулась:

— По крайней мере, постараюсь, — но в желудке у нее заныло, и ей вдруг ужасно захотелось вернуться на «Акулу» и уплыть отсюда далеко-далеко.

Лодка приближалась к берегу, Анна могла уже рассмотреть ветхие жилища, которыми он был усеян и косогоры. Их встретил тяжелый запах рома, пота, отбросов, и девушка сморщила нос от отвращения.

— Возьми пистолет, девочка.

— Он всегда при мне. — Она пригладила складки платья.

— Хорошо. Эти ребята не такие безобидные, какими кажутся на первый взгляд. Покажи, что ты их боишься, и они набросятся на тебя, как голодные собаки.

Теперь они были совсем близко к докам, заполненным бочонками с ромом, тюками шелка, мешками со специями и всем, что Бог послал.

Испанские гравюры, серебряные чаши и золотые монеты были беспорядочно разбросаны среди награбленного добра. Все это охранялось лишь парой подвыпивших пиратов, один неустойчивой походкой направился к гавани. Невдалеке, явно уже очень долго, плавало тело. Крабы сражались за место на голове. Бонни что-то сердито промычал и прикрыл нос тыльной стороной ладони.

Девушка только усилием свойственной ей абсолютной воли могла побороть себя, чтобы не выказать сомнения. Она заставила себя не смотреть на это и старалась сконцентрировать внимание на красоте неба и моря. Они причалили. Кэсби помог ей перебраться через бортик. Анна почувствовала, как он сжал ей руку, как бы ободряя.

К этому времени новость о ее прибытии распространилась повсюду, и жители пиратской республики потихоньку спускались к воде, чтобы посмотреть на только что прибывшую цыпочку. Торопились матросы в широких хлопчатобумажных брюках. Одинокий моряк ковылял на деревянной ноге об руку с гигантским черным рабом. Те, кто хотел рассмотреть получше, протискивались вперед, шлепками раскидывая неуклюжих детей и толкая ногами лающих собак. Как только Анна ступила на берег, толпа смолкла. Девушка не улыбалась и не хмурилась, но держалась уверенно, гордо, с высоко поднятой головой, смело поворачиваясь спиной к тем, кто уставился на нее. Ее достоинство и красота на какое-то время парализовало толпу. Затем какой-то маленький человечек в лохмотьях, без гамашей выдвинулся вперед. На нем были обуты туфли с пряжками, вернее то, что от них осталось, треуголка, крохотное пенсне. Он приблизился к Анне и изобразил что-то похожее на поклон:

— Майор Томас Уолкер к Вашим услугам, мэм. Добро пожаловать на Нью-Провиденс.

Пират, стоящий сзади толкнул майора ногой, отчего тот свалился в воду. Он плескался, глотая воздух, в то время как его шляпу и парик уносил прибой, а лысая голова подскакивала в грязной пене, как поплавок.

Толпа извергала шквал ликования, кто-то палил из пистолета в воздух.

Кэсби взял Анну под руку и прошептал:

— Пойдем, девочка, иначе они раздавят нас, как муравьев.

Толпа отделилась от них, но неотступно следовала за ними с гиканьем и криками. Некоторые старались привлечь внимание Анны глупыми ужимками и свистом. Какая-то старая карга повисла на ее юбке, безумно кудахтая. В конце концов, Анна отшвырнула ее, и толпа заржала еще громче. Они свернули на узкую улицу, на которой располагались таверны и публичные дома. В одном из верхних окон шлюха с голой грудью приостановила свой сладострастный труд и застыла над невидимым клиентом с открытым ртом, увидев рыжие волосы и прекрасное платье Анны. Толпа плясала вокруг них, наконец, они подошли к переулку. На повороте стояли две бочки. На них лежала связка пистолетов и две грязные кружки с большими ручками. За бочонками притаилось красномордое животное в человечьем облике, с затуманенными от рома глазами. Одно его ухо было отрублено, и вместо него торчал отвратительный зарубцевавшийся огрызок. Мужчина направил пистолет в толпу и прорычал:

— Стоп! Никто не пройдет, пока не опрокинет со мной кружечку!

Кэсби наклонился к Анне и прошептал:

— Сделай глоток. Он берет пошлину со всех вновь прибывших.

Затем старый урод хитро посмотрел на Анну и, изрыгая винные пары, указал на нее:

— А эта красотка заплатит поцелуем!

Вся толпа разразилась гиканьем, в ожидании развлечений.

Зеленые глаза девушки зло сверкнули:

— Прочь с дороги! Я скорее поцелую ослиную задницу!

— Ого! — хихикнуло чудовище. Его глаза зловеще сверкнули, он опять протянул руку к пистолету:

— Целуй! Или умрешь, шлюха!

Кэсби выругался и потянулся за мушкетом, но в это время раздался выстрел. Сквозь клубы дыма пират увидел, что старик приложил руку к здоровому уху, а когда он отнял руку, ладонь его была в крови. Быстрый выстрел Анны превратил его ухо в месиво, наводящее ужас. Другая его рука так и застыла на полпути к пистолету.