Бабушка испуганно отпрянула, как будто отец толкнул ее. Злобно взглянув на него, она встала с кресла, повернувшись к присутствующим спиной, подошла к камину. Взяла щипцы и с силой отодвинула в сторону слабо тлевшее полено. Огонь вспыхнул с новой силой.

Похоже было, что это занятие ее приободрило… Когда она снова повернулась к нам, лицо ее было бесстрастным, взгляд решительным.

— Ты пьян, Реджи. Не вижу никакой связи между моей личной перепиской и нашим сегодняшним разговором.

— Напротив, миссис Томас, — резко сказал Брайан. — Если бы ваш сын не задал этого вопроса, мне пришлось бы сделать это за него.

Бабушка стиснула рукой каминные щипцы. Отец медленно, покачиваясь, шел к выходу, не обращая на нее никакого внимания.

— Реджинальд! Ты куда? Реджинальд!

Но отец уже вышел, забыв закрыть за собой дверь. Были слышны его шаркающие шаги.

— Реджинальд, — она бросилась за ним. Брайан преградил ей дорогу прежде, чем она добежала до дверей. Она замахнулась на него щипцами.

— Брайан! Осторожно! — закричала я. Перехватив занесенную руку, он бережно отобрал бабушки щипцы и положил их на место, у камина.

— Присядьте, миссис Томас, — по-прежнему ровным голосом произнес он. — И успокойтесь. Давайте немного подождем.

Она беспрекословно повиновалась, что меня ошеломило. Снова села в кресло величественная, прямая, и принялась нервно вертеть пальцами свой серебряный крест. В наступившей тишине стал отчетливо слышен приглушенный скрежет металла. Шум доносился сверху.

— Варвар! Не знает, где ключ, и теперь ломает замок, — она презрительно поджала губы.

И тут произошло совершенно необъяснимое. Бабушка запрокинула голову и рассмеялась. Судорожный смех, похожий на рыдания, сотрясал старческое тело. Я уставилась на нее с раскрытым ртом.

Да, это было невероятно, но бабушка смеялась. Мне пришло в голову, что я ни разу в своей жизни не видела ее смеющейся.

Щум наверху прекратился, и бабушка снова стала серьезна. Взгляд темных глаз пронизывал меня.

— Нужно было бежать быстрее, Морин. Ты должна была подбежать к Сэму и оказаться в лодке вместе с ним. И не мучилась бы так сейчас, бедняжка. Увы, тебе выпал другой жребий. Остаток своей жизни ты проведешь в клетке, где будешь медленно гнить, как прошлогодняя картошка в мешке. Это тебе в наказание за то, что ты хотела отнять у меня моего сына. Ты, твоя мать и Сэм. Сэм поплатился за это жизнью, твоя мать стана шлюхой, а ты…. — она противно захихикала. — Ты когда-нибудь обращала внимание, как на яблочном боку проступают черные пятна гнили? Точно так же будут разъедать твой мозг воспоминания, всю жизнь, день за днем, год за годом. Ты будешь мучительно бороться с ними, гнать их от себя. Но тебе ничего не поможет.

Ее слова больше не трогали меня. Единственное, что меня по-настоящему напугало, было то, как быстро она сломалась. Я взглянула на Брайана, но он сделал мне знак молчать.

Если бы я даже что-то возразила, на бабушку это не подействовало бы. Она ушла в свой мир, замкнулась в нем. Внезапно она подняла голову и посмотрела на портрет дедушки, висевший на стене.

— Я буду писать тебе, Нэт, — прошептала она. — Этого они мне не вправе запретить, — и, обращаясь к Брайану, добавила почти с мольбой: — Не правда ли, Доктор, никто не может мне запретить переписываться со своим мужем?

— Да, миссис Томас, — спокойно ответил Брайан. — Никто.

Глава двадцать первая

Я стояла у окна библиотеки и смотрела вниз. Ночная мгла скрывала окрестности, в призрачных лучах луны слабо колыхался туман.

К машине Брайана направлялись трое. Отец, как обычно, ссутулившийся и неуверенный, Брайан шагал легкой, энергичной походкой. Между ними серой тенью скользила бабушка. Мужчины несли ее чемоданы. Словно далекий выстрел, донеслось эхо захлопываемой дверцы.

Бабушка держалась прямо, ее выдержке можно было позавидовать — по-прежнему гордая, величественная. Она и отец заняли заднее сиденье, Брайан устроился за рулем. Шум мотора, яркий свет фар. Машина тронулась и скоро исчезла за поворотом. Все стихло.

За спиной послышались шаги. Уверенные, мужские шаги. Я обернулась и вздрогнула от неожиданности. Передо мной стоял Дэйв.

— Мы остались одни, Морин, — сказал он, — и я решил, что это как раз самый подходящий момент…

Я подошла к нему, ожидая, что он сейчас обнимет и поцелует меня. Но он не двигался с места.

— Подходящий для чего?

— Чтобы попрощаться.

Я покачала головой.

— Тебе так нравится в «Хогенциннене», Дэйв. Отец не отпустит тебя. А уволить тебя уж точно никому не придет в голову…

— Я не смогу здесь остаться, — возразил он. — Теперь ты хозяйка «Хогенциннена». И пока ты здесь…

— Прости, Дэйв. Я не хотела причинить тебе боль, — я обняла его, коснулась его лица. — Честное слово, не хотела…

Он высвободился из моих объятий ласково, но непреклонно.

— Об этом не может быть и речи, Морин. Доктор Питерс — счастливчик, он больше подходит тебе. Между нами ведь не было ничего серьезного. Крутить роман с наследницей «Хогенциннена» для меня равносильно сватовству к английской принцессе, — он улыбнулся. — Я прирожденный холостяк. Сегодня здесь, завтра там — вот мое правило.

— Спасибо, Дэвид. Ты хочешь меня успокоить.

— Тебя и себя.

— Но знай, что у тебя нет никакого повода отказываться от своей работы. В самом деле. Завтра утром я уезжаю из Ньюбери. Навсегда. И обещаю тебе никогда не возвращаться.

Он посмотрел на меня недоверчиво:

— А Брайан?

— Из Гейнсвиллской больницы его уволили. На этом настояла бабушка, и они отыскали какой-то предлог — ты же знаешь эти напечатанные мелким шрифтом условия на обратной стороне договоров. Теперь они, конечно, готовы сделать все, чтобы он остался, но он воспользуется возможностью, чтобы уехать вместе со мной. Прощай, Ньюбери. Прощай навсегда.

Дэйв не слишком долго раздумывал над моим предложением.

— Гм, тогда у меня нет никаких причин покидать замок. Работать у твоего отца совсем неплохо.

Я улыбнулась.

— И возиться со своими любимыми лошадьми и собаками.

Мы посмотрели друг другу в глаза и поняли всё недосказанное без слов. Возможно, наступила минута для сентиментального расставания с поцелуями, но в этот момент в дверь постучали.

Вошла Агнес.

Наверное, это было даже к лучшему. Дэйв официальным тоном попрощался, кивнул, и я знала, что больше никогда его не увижу.

Агнес была бледнрй как полотно. Она еле держалась на ногах.

— Для вас это, должно быть, большое потрясение, — сказала я сочувственно. — Ведь вы многие годы были единственным человеком, кому доверяла бабушка.

— Какой ужас, — заплетающимся языком пробормотала она, — какой ужас. Бедная миссис Томас.

— Мне тоже жаль ее, — сказала я. Кому, как ни мне, во всех подробностях известно то, что ей предстоит пережить.

И тут мне пришло в голову, что ее лечение нельзя и сравнить с моим. Ведь у нее есть деньги, она попадет в частный санаторий. Отдельная комната, телевизор, цветы. Ни соседок, громко стонущих по ночам, ни отвратительного запаха дезинфекции, ни шума спускаемой воды за стеной.

— Думаю, ей будет совсем неплохо, — заметила я. — Ни в чем себе не будет отказывать. Даже своему излюбленному вечернему коктейлю останется верна. Но вам, Агнес, похоже срочно нужно что-нибудь выпить.

Я подошла к бару, распахнула дверцу и обвела глазами стройный ряд бутылок.

— Я не пью, мисс Морин.

— В самом деле, Агнес? Знаете, когда мы с Сэмом однажды играли в прятки — нам нравилось бегать по всему дому, — мы заглянули и в вашу комнату. И что же мы нашли в вашем шкафу? Бутылки из-под «Бурбона». Видите, я даже знаю ваш любимый напиток…

С этими словами я протянула ей наполненный жидкостью бокал. Пробормотав заплетающимся языком «спасибо», она взяла его дрожащей рукой и жадно выпила.