Его срубили уже в самом конце коридора, где обычно стояли пятикурсники. Доброволец ударом юп-чаги буквально опрокинул Пня. Его удар сначала приподнял тело Пня в воздух, а затем опрокинул на пол. По всем признакам это должен был быть чистейший и глубокий нокаут, но Пень выказал признаки жизни уже через несколько секунд. Сначала он шевельнулся, потом сел, непонимающим взглядом обвел глазами окружающих, окончательно вернулся в этот мир, и это, похоже, не очень обрадовало его. Пень предпочел бы оказаться в другом месте и тем более в другой ситуации. Затем он встал и, сильно хромая, попытался добраться до стены зала, но это ему не удалось. Его остановил Мегрэ, схватив за шиворот. Развернув Пня лицом к себе, он быстро задрал ему штанину, осмотрел голень, достал баллончик, заморозил ее, затем втолкнул парня обратно в «коридор». На этот раз Пень двигался не так резво, и его свалили, когда он не прошел и одной трети пути.

Следующим был Абдула, натуральный азиат, кривоногий, с раскосыми глазами и желтоватой кожей. При этом на русском он говорил без малейшего акцента. Его втолкнули в «коридор», и Абдула сразу начал неудачно. Вместо того чтобы спрятать голову за кулаками, поплотней прижав ее к подбородку, и прикрыть корпус локтями, он попытался подвижным блоком прикрыться от удара в живот и на миг открыл голову. Пропустив сразу два удара, Абдула лег, едва войдя в коридор. Табак поднял его, посмотрел в глаза и, заметив в них осмысленное выражение, заставил курсанта двигаться дальше.

После ужина Абдула стал предметом насмешек, на Пня посматривали с некоторым уважением, а Забора увезли в больницу.

На другой день, перед самым отбоем, Вечер прокрался к хозпристройке. Он обошел ее вокруг, пытаясь определить, в каком отсеке держат Ефима. Здесь было три двери, к каждой пришлось припадать ухом, и лишь за последней он услышал кашель.

— Ефим! — негромко позвал Вечер.

— Да? — спустя какое-то время раздалось в ответ.

— Как ты там?

Послышалась непонятная возня, а через некоторое время Ефим, наверное подобравшийся теперь к самой двери, ответил:

— Жив пока. Только холодно, и есть хочется. Это ты, Вечер?

— Я. Как ты догадался?

Ефим за стенкой коротко усмехнулся.

— А кто еще придет, кроме тебя? Остальным до фонаря. А мы с тобой, по крайней мере, не соперники.

— Я поесть принес, — сказал Вечер.

— Под самой крышей отдушина есть, протолкни через нее, — сказал Ефим.

Вечер нашел небольшое отверстие в стене в полутора метрах от двери и, поднявшись на носки, просунул туда сверток с отбивной, которую дали на ужин, и большим куском хлеба.

— Спасибо, — поблагодарил Ефим. — Я уже сутки ничего не ел. Мегрэ вместо обеда отпинал по свежим болячкам. Меня, когда поймали, так били, что думал, забьют до смерти. Теперь вот Мегрэ подмолаживать приходит. Гад! Я же в наручниках, и ноги связаны.

— А почему ты бежал? — спросил после короткого молчания Вечер.

— Я случайно разговор Директора по телефону со Свибом подслушал. Свиб этот — редкая сволочь. Я про него слышал, когда еще на третьем году здесь был. Потом уже на выездах его пару раз видел. Гнида! Из двух наших выпускников уже сделал инвалидов, теперь вот меня собирается у Директора купить. Если Директор согласится, мне пять лет на этого ублюдка пахать придется. Попробуй тут уцелей. И не сбежать. На мне мокруха висит. Директор же нас вместе с компроматом продает, тогда цена выше. Они же понимают, что одним договором нас не удержать. У наших ведь репутация не дай бог. Другие менеджеры еще какое-то понятие имеют и более-менее бойцов берегут, а этот гад чуть что орет: «Все, иду в милицию!» Я детдомовский. Мы по малолетке ларек подломили. Конфеты, печенье, шоколад, кока-кола и прочее. У Софьи день рождения был, хотели по-человечески отпраздновать. А нас дворник засек, он хоть и пьяный был, но очень прытким оказался, за нами бросился. Я самый старший в компании. Сам бы ушел, а вот Витек с Бубой еще сопляки совсем, выдыхаться начали. Я встал за углом с фомкой, подождал, когда дворник выскочит, и тюк его по темечку. Он мордой в грязь и лежит не дышит. Взяли нас через три дня. Вот я и решил не от Свиба, а от Директора уйти. Он в ментовку не побежит, сам искать будет до победного. В меня же деньги вбуханы. Но ведь может и не найти, а там, глядишь, и срок давности наступит.

Вечеру было слышно, как вздохнул за дверью Ефим.

— Ладно, мне пора, — сказал Вечер. — Завтра еще приду.

Мешков с песком было десять. По верхней их части, где они были не такими твердокаменными, били кулаками и внешней стороной руки, начиная от ребра ладони и заканчивая локтем. Теперь уже в полную силу. По низу, где мешок был особенно плотным, лупили ногами, набивая голень и подъем стопы. На завтрак курсантам стали давать какую-то остро пахнущую траву. Старшекурсники говорили, что она из Таиланда, употребляется для лучшего образования хрящевых наростов.

Они били по очереди, стоя по одному с обеих сторон мешка. Двадцать ударов одной ногой, двадцать другой, потом то же самое руками. Удары по мешку отнимали гораздо больше сил, чем удары по бумаге, через полчаса такой работы всех начинало пошатывать, но Табак был неумолим.

Потом наступило время спарринга. Вечер лежал на кровати, уставясь в дальний угол казармы. Мыслей в голове не было никаких. Он просто наслаждался отдыхом. Оказывается, можно прекрасно обходиться без размышлений, просто лежать и тихо блаженствовать целых два часа, пока не наступит время следующей тренировки. Время, когда он думал о том, выдержит или нет, ушло в прошлое. Более того, ему стало нравиться то, чем он занимался. Вечер замечал, что его умение растет, а кроме того, увеличивается и мышечная масса.

Потом в спальне появился Мегрэ.

— Подъем! — скомандовал он и, видя, что курсанты неохотно поднимаются со своих кроватей, добавил: — Живей-живей. Люди тратят на вас деньги, которые вы должны будете отработать и только после этого стать свободными. — Мегрэ ухмыльнулся. — Но за это время у большинства из вас уже не останется мозгов. Их все вышибут, если будете плохо драться, — надзиратель коротко хохотнул. — И вы станете такими же, как Зефир, отслужившим свое хламом с трясущейся головой.

Мегрэ умел ободрить.

— Реверс! Где реверс? Не сгибай сразу после удара ногу, сначала втягивай ее в себя бедром! — орал над ухом Вечера Табак.

За этим последовали два чувствительных удара по плечу и спине.

«Хорошо хоть не по суставам», — подумал Вечер. Табак иной раз проделывал и такое, и это было особо больно.

— Запомните, кретины! — обращался уже ко всем Табак. — Ваши ноги — веревки, а ступни — гирьки, к которым они привязаны. И первое движение при ударе делается бедром. Вы как бы толкаете им эти гирьки. И только в момент, когда пятка начинает касаться противника, вы вкладываете в удар силу ноги. Иначе ее преждевременное напряжение замедлит удар. На долю секунды вы всем ресурсом, который у вас есть, даже своими мозгами, вкладываетесь в удар. Вы все в нем. И тут же моментальное расслабление. Начали! А теперь в движении. Пошли!

И коробка двинулась по залу, пронзая ногами воздух перед собой. Слышались резкие хлопки штанин.

После ужина Вечер, выбрав момент, отнес Ефиму три холодные котлеты и хлеб. Возвращаясь обратно в казарму, он на крыльце едва не столкнулся с Мегрэ. Тот подозрительно посмотрел на него и направился в сторону пристройки. Вечер вошел в тамбур, но дверь до конца не прикрыл. В щель ему было видно, как Мегрэ достал ключ и вошел в дверь, за которой держали Ефима. Некоторое время Вечер стоял в тамбуре, а потом вышел из него, подошел к пристройке и прижался ухом к двери. Ефим и Мегрэ о чем-то спорили.

— Ну, как хочешь, — произнес Мегрэ, потом раздался звук удара, за ним еще один. — Ну что, не передумал? — спросил Мегрэ.

Вечеру было слышно, как Ефим послал его подальше, и тогда удары посыпались как град.