— Ну и что дальше? — жестко спросил Гектор. Он не признавал отчаяния, покорного ожидания. Считал, что это приоритет слабых. — Что, конец света наступил, что ли? Великий Потоп начался? Что?

— Они придут за мной, папа, — шепотом сказала Лидка.

— Не придут, — отрубил Гектор.

Девушка встрепенулась и внимательно посмотрела ему в лицо:

— Папа, что случилось?

Похоже, они поменялись ролями.

— Ничего не случилось, — ответил Гектор. — Сегодня утром я ездил к одному человеку, моему старому приятелю. Он теперь большая шишка. Приятель при мне позвонил какому-то начальнику, тот проверил по своим каналам, и выяснилось, что мужчина этот, которого ты сбила, жив. У него парочка ушибов, но он жив. Мой приятель пообещал, что съездит в больницу, переговорит с этим человеком, заплатит ему деньги, поможет с лекарствами, ну и так далее. Короче говоря, дело скорее всего будет закрыто.

Врал Гектор неумело — сказывалось отсутствие опыта, — но зато щедро компенсировал сей недостаток фантастическим энтузиазмом. В целом же получалось очень даже неплохо. Он не думал о том, как станет оправдываться перед дочерью, если дело провалится и за ней все-таки придут. Нет, оно не могло провалиться.

Лидка продолжала вглядываться в лицо отца. Девушка, похоже, никак не могла поверить в чудесное разрешение проблемы. Надвигающийся ураган на деле оказался всего лишь мелким дождиком.

— Это правда? — Голос ее дрогнул.

— Чтоб я сдох, — со «штирлицевской» искренностью поклялся Гектор.

Лидка вдруг порывисто обняла его, заголосила:

— Спасибо, папочка! Я знала, что ты меня спасешь! Я знала, честно!

Гектор почувствовал: еще несколько секунд — и дело кончится потоком слез. Такими рыданиями, каких свет не видывал. И, возможно, обоюдными.

Он отодвинул дочь и, скрывая хрипотцу в горле, грубовато сказал:

— Ты вот чего… Лучше пойди плащ мне протри, поскользнулся тут, в парке, а мне вечером нужно к этому самому приятелю подъехать. И вообще, возможно, я неделю-другую буду здорово занят.

— Чем? — Слезы в голосе дочери сменились настороженностью. — Он требует от тебя чего-то?

— А-а-а, — махнул рукой Гектор, — пустяки, ерунда, мелочь. Нужно с сотрудниками его фирмы позаниматься. Поднатаскать их.

— Поднатаскать в чем? — недоверчиво спросила Лидка. — Ты будешь учить их прыгать через «козла»?

«Надо же, — подумал Гектор, — мы даже говорим одинаково».

— Я, по-твоему, совсем уже развалина, да? — обиженно спросил он. — Больше ни на что не гожусь? Перед тобой, между прочим, спортсмен-пятиборец. В прошлом — чемпион Союза, черт побери. Кстати, в стрельбе из пистолета я до сих пор могу многим из молодых фору дать.

— Ты будешь учить их стрелять?

— Вот именно. — Гектор был рад тому, что сумел выкрутиться, а заодно и оправдать грядущие отлучки из дома. — Службу безопасности придется потренировать. Но это ненадолго. Неделя, может быть, две. Три, в крайнем случае. Ты плащ-то протри. Сама понимаешь, нужно выглядеть. Это тебе не ПТУ. Там другие люди.

— Хорошо. — Лидка подхватила плащ и выпорхнула из комнаты.

«Вот, она уже и забегала, — подумал Гектор. — Это здорово. Просто отлично». На секунду ему показалось, что неприятности и правда канули в прошлое, растворились в прошедшем дне, но мгновением позже он вспомнил: ничего еще не ясно. Самое сложное — впереди… «Нет, ясно, — категорично сказал себе Гектор. — Предельно ясно. Он сделает невозможное, вылезет из шкуры, будет жрать землю, сдохнет ради того, чтобы это мнимое благополучие сохранилось и превратилось в реальность».

Джузеппе уводили как настоящего борца за права человека — с заломленными до затылка руками, подпирая подбородок резиновой дубинкой. Вцепляться в немытые волосы никому не хотелось.

Задержание было обставлено в лучших традициях документальной хроники семидесятых, проходившей под рубрикой «Их нравы». Лениво прогуливающийся по залу милиционер сделал замечание грязной, хорошо поддавшей нищенке, та ответила, как и положено «порядочной женщине», матом, страж порядка попытался грубиянку погнать, «случайно» оказавшийся рядом Джузеппе вступился, за что и был задержан. Когда его уводили, насовав для реализма дубинкой под ребра, пьяная нищенка мутно взглянула вслед и, звучно хлебнув из безразмерной бутылки ядовитого пойла, отрыгнула на весь зал:

— Не… Нельсон Мандела ты наш…

Сергей Боронин ожидал агента в просторной комнате, некогда бывшей «ленинской». Во всяком случае, светлый абрис от пенопластовой, знакомой с детства головы еще сохранился на стене. Окна, забранные решетками, выходили на привокзальный тупичок. Света сквозь них проникало ничтожно мало, и от этого в «ленинском зале» витало ощущение давящей тяжести и нехватки свежего воздуха. Во дворе периодически громыхали составы, доносился невнятный бубнеж диспетчера. В дежурке кто-то «сопливился» виновато, а сидящий за огородкой капитан отвечал устало и монотонно. Хлопнула входная дверь, послышался оживленный гвалт. Словно ворвался в застоявшееся болото тесного помещеньица ручеек свежей воды. В «ленинку» вломились двое патрульных, конвоирующих Джузеппе. Агент дергал кудлатой, как у дворового пса, башкой и громко приговаривал:

— Ну руки-то, руки-то отпусти. Отпусти руки-то!

Один из патрульных кивнул Сергею:

— Вот, товарищ старший лейтенант, доставили.

— Доставили бы вы, кабы я сам не пошел, — отвечал в пространство Джузеппе.

— Поговори еще, — подтолкнул агента дубинкой второй патрульный, сержант. — Давай, давай, шевели копытами.

— Лучше копытами, чем рогами, — парировал быстро Джузеппе и, не дожидаясь, пока до сержанта дойдет смысл сказанного, шагнул к столу, придвинул стул, сел. — Приветствую вас, начальник. Вот и я.

— Да уж вижу, — усмехнулся Сергей. — Ребята, — обратился он к патрульным, — оставьте нас минут на десять.

— Хорошо, товарищ старший лейтенант, — кивнул сержант, пристально глядя на подопечного, и добавил, обращаясь непосредственно к Джузеппе: — А насчет рогов мы с тобой попозже поговорим.

— Попозже я буду занят, — хмыкнул тот и отвернулся.

Когда за патрульными закрылась дверь, Сергей достал блокнот, ручку, кивнул:

— Чего нарываешься-то?

— Так ведь если я отсюда без синяка на морде выйду, кто поверит, что меня просто так загребли? Натурализм в нашем деле — первая вещь.

— Ну ладно, Семен, давай рассказывай, что у тебя за информация.

— Надо же, — расплылся Джузеппе, — вы еще имя помните.

— Я много чего помню.

— А вот я уже нет. — Агент придвинулся поближе. На Сергея пахнуло невероятной смесью протухшей еды, какой-то кислятины и почему-то чеснока. — Значит, так, по поводу Жнеца, — заговорщицким шепотом забормотал Джузеппе. — Он собирается провернуть какое-то большое дело. Очень большое. Сейчас подбирает людей.

Сергей вздохнул. Снова, снова и снова. Информация не стоила ни копейки. Такие данные попадали к нему раз в две недели. Абстрактные фразы, не дающие ни единой зацепки. Он не закрыл блокнот и не ушел сразу исключительно потому, что жаль было времени. Торопился, договаривался. Может, в разговоре Джузеппе и ляпнет что-нибудь интересное. Почему он испытывает неловкость? Наверное, потому, что неприятно ощущать себя дураком, наступившим по пятому разу на одни и те же грабли.

— Это все?

— Если бы это было все, я бы не потащил вас сюда, — заметил Джузеппе. — Короче, дело в следующем. Есть у меня один кореш. Не то чтобы очень уж близкий, а так. У этого кореша племянник, — му…к редкостный, доложу я вам, — звать Лаврентием, фамилию толком не знаю, то ли Букин, то ли Бучин. Отчество — Викторович. Короче, молодой и наглый, как все они сейчас, бычары. Я его пару раз встречал у корешка этого своего. Правда, он пить с нами никогда не садился. Брезговал.

«Я бы на его месте тоже не сел. Не такой уж он, значит, и м…к», — подумал Сергей, однако вслух этого не сказал, не хотел обижать агента.

— Сколько лет племяннику-то?