Миркова писала трогательные письма и, видимо, уверилась вполне в его любви, так как обещала покориться судьбе и ждать, пока ее счастье вернется к ней снова.

С минуты на минуту ожидал Хмуров известий из Крыма, но не дошло еще до него и первое из писем Пузырева, как однажды вечером, заехав домой с намерением переодеться, он был словно громом поражен уже известною телеграммою Огрызкова.

В первый момент он страшно перепугался. Да и было чему, не шутя.

Тайна его женитьбы на Ольге Аркадьевне открыта. Что делать?

Конечно, лучше было бы посоветоваться с Пузыревым. Находчивость и испытанная вдумчивость Ильи Максимовича не подлежали никакому сомнению для Ивана Александровича…

Но где найти его? Где его адрес? В пути ли он теперь? Покончил ли он с обществом "Урбэн" все требовавшиеся формальности для страхования и выехал ли уже из Москвы?

Вот вопросы, зароившиеся в его воспаленном мозгу, сменявшиеся быстро один другим без точного, определенного ответа хоть на любой из них.

"Да, наконец, прекрасно, — думал в растерянности Хмуров, — допустим даже, что мне адрес Ильи Максимовича и был бы известен. Что же тогда? Не могу ведь я слетать к нему и попросить его совета, попросить его научить меня, как в данном случае поступить? Там, в Москве, Огрызков ждет с минуты на минуту ответа, а слетать в Крым даже и со скорым поездом немало времени нужно. Но что делать, что делать? Скандал неминуем. Тогда все набросятся и в клочья раздерут. Знаю я их, этих друзей-приятелей!"

Между тем компания его ждала, и нельзя даже было придумать повода, чтобы отказаться, отделаться от нее.

Не будучи в силах что-нибудь придумать путное и надеясь, что спасительная мысль явится потом, Хмуров стал поспешно переодеваться, как вдруг в его номер извне постучались.

— Войдите! — крикнул он, сам прячась за перегородку.

Кто-то вошел, но из-за драпировок Иван Александрович еще не мог разглядеть, кто именно? Он снова окликнул:

— В чем дело?

— Вам, барин, письмо, — ответил знакомый голос номерного лакея.

— По почте или посыльный принес? — спросил Хмуров.

— Нет, барин, по почте. Вот пожалуйте-с.

— Давай сюда.

Нервным, быстрым, порывистым движением схватил Хмуров конверт, и слуга вышел.

Но Иван Александрович никогда не умел различать почерк, притом глаза разбегались, и на штемпеля он не догадался посмотреть.

Конверт он поскорее раскрыл и бросил на пол… Наверху, в заголовке письма стояло: "Ялта".

Почему-то ему показалось, что в этом письме заключалось его спасение.

XX

ПО ТЕЛЕГРАФУ

Содержание полученного Хмуровым от Пузырева письма повторять не приходится: оно и без того известно. То было первое послание к компаньону от Ильи Максимовича, написанное им, едва он успел устроиться во флигельке Любарских в Ялте.

Ничего особенного оно не говорило Ивану Александровичу, и тем не менее он обрадовался ему, точно спасению.

Да, быть может, и в самом деле в нем заключалось то, чего в эту минуту искал и ждал более всего Хмуров.

В письме был адрес.

Молнией пронеслась в голове Ивана Александровича мысль.

Он быстро закончил свой туалет и, выйдя на улицу, приказал извозчику ехать не прямо в театр, а сперва — мчаться во всю рысь на телеграф.

Лихой возница — как в Варшаве их называют, "друшкарь первой кляссы", — щелкнул бичом, и пара добрых разгонных лошадей, в польской сбруе, почти с места пошла полным ходом.

На главной телеграфной станции Иван Александрович впопыхах, точно за ним гналась погоня, начертал следующую депешу:

"Ялта, набережная, дом Любарских. Срочная. Ответ оплачен 40 слов.

Сейчас получил следующую телеграмму: Прошел слух, что женат. Узнает невеста. Что делать? Огрызков. Отвечай мне в Варшаву, как поступить?

Хмуров".

Ему это дорого обошлось, но, по крайней мере, он успокоился. Выходя с телеграфа, он взглянул на часы. Было четверть восьмого.

— Пошел в "Европейский отель"! — скомандовал он друшкарю, стараясь выговорить по-варшавски на букву "о", то есть на первый слог, и не зная еще, что по-польски следовало бы сказать просто: "Отель "Европейский!"

Там, не выходя из экипажа, он приказал выбежавшему швейцару из немцев:

— Если мне будет телеграмма, сейчас послать в Большой театр. У меня кресло первого ряда, номер семь. Если до конца спектакля не будет мне доставлено депеши, я поезду в Стрелецкий клуб ужинать.

— Будет доставлена, — почтительно ответил швейцар, приподняв немного свою ливрейную фуражку с козырьком, после чего Хмуров уехал.

В Большом театре шла опера "Джиоконда" и отрывки из балета. Там ждали его приятели, в числе которых более близким знакомым был один только ротмистр Кломзин.

Иван Александрович немного запоздал и на расспросы ответил, что в гостинице было получено на его имя несколько важных писем.

Он старался скрыть свое волнение, но на этот раз ему это плохо удалось. Волнение и нетерпеливое ожидание ответа, напротив, возрастали с каждым действием, и он все чаще поглядывал на часы.

— Что с тобою? — спросил его ротмистр, давно все это подметив. — Можно подумать, что ты чего-то ждешь?

— Действительно жду! — ответил Хмуров, подавляя вздох нетерпения.

— У тебя rendez-vous? Вот как! Поздравляю. Уж успел подцепить какую-нибудь шикарную варшавянку?

— Далеко не то!

— А что же в таком случае? — засмеялся кавалерист. — Да притом разве кто из нас, и в том числе я первый, тебя за это осудит? Помнишь, в какой это оперетке поется: "Наша жизнь есть царство женщин"?..

— В "Бродягах", — отвечал Хмуров, большой знаток по этой части. — Повторяю: ты ошибаешься. Меня беспокоит ответ на одну депешу…

— А когда послал?

— Да вот как сюда к вам в театр приехал, — сказал Хмуров.

— Господи! И ты уже хочешь получить ответ! Опомнись, мой милый!

И депеша, и ответ мною оплачены срочно, по тройной цене.

— А куда телеграфировал?

— В Ялту.

— Ну, вот видишь! Послал ты свою телеграмму уже после восьми.

— Да, немного позже.

— А теперь одиннадцать. Всего три часа прошло. Немного еще.

— Конечно, немного. Хотя для срочной телеграммы уже мог бы быть ответ.

— Ты рассчитай время доставки телеграммы со станции в Ялте на дом, время на отсылку ответа на телеграфную станцию и, наконец, здесь…

— Все-таки уж пора бы.

Они направились из буфетной комнаты, где курили, в зрительный зал. Шел последний акт.

Вдруг кто-то склонился над Иваном Александровичем. Он оглянулся. То был капельдинер, тихим голосом спрашивавший его:

— Не к вам ли пришел посыльный из "Европейской гостиницы"? Приказано спросить кресло номер семь в первом ряду.

— Да, ко мне. Где он? Он должен был доставить мне депешу.

— Пожалуйте-с.

Капельдинер подал Хмурову сложенный пакетиком листок бумаги, но во время действия огни были настолько убавлены, что в партере ничего нельзя прочитать. Иван Александрович проговорил сидевшему с ним рядом ротмистру Кломзину: "Извини, пожалуйста!" — и тихонько, стараясь не шуметь, вышел в коридор.

Там, при входе в партер, стоял человек, которого он узнал за рассыльного из отеля. Кивнув ему слегка головой в ответ на его подобострастный поклон, Хмуров подошел к свету, развернул депешу и прочитал следующее:

"Телеграфируй немедленно Огрызкову так: "Давно невесте все известно, сама хлопочет о разводе".

Следовала подпись опытного во всяких житейских делах Пузырева.

Прочитав эти простые слова, Хмуров сразу понял, что действительно лучшего ничего не придумать. Одно оставалось средство: бравировать. Только этим еще и возможно было обезоружить врагов. К тому же он понимал, что Огрызков уже никак врагом по отношению к нему не являлся. Напротив, он выказал себя товари щем, предупредив его об опасности.