Изменить стиль страницы

Углов ответил, что он очень рад этому. И он сказал правду: про аббата Паулуччи он боялся вспоминать, чтобы не нарушить настроения, в котором находился, в особенности с тех пор как к его личным счетам с этим человеком примешалось опасение, что тот воспользуется своею властью над племянницей, чтобы навсегда разлучить его с нею. Ему стоит только этого пожелать, и Клотильда перестанет приезжать в Париж, пока он здесь. Да и Потанто не посмеет ослушаться могущественного аббата и беспрекословно откажет ему, Углову, от дома по первому требованию брата своей жены. Ему нельзя было не видеть, каким авторитетом пользуется секретарь графа де Бодуара в семье своей сестры.

Владимир Борисович так боялся встречи с этим человеком, что, когда аббат прислал сказать ему через Клотильду, чтобы он зашел к нему за запиской для получения назначенного ему жалованья, он поспешил ответить, что деньги ему не нужны и что он просит продержать их в конторе графа, пока они ему не понадобятся. И аббат не настаивал.

От Годино тоже вестей не было; в секретных сношениях с Россией застой продолжался все лето. Ничего больше не слышно было и о Мишеле.

В конце июля супругов Потанто опять посетила таинственная личность. Углов тотчас же, к величайшему своему изумлению, признал в ней то самое загадочное существо, которое видел у пастора Даниэля, сначала в одеянии женщины, а час спустя — в виде мужчины. На этот раз личность явилась нарядной дамой, в карете, с ливрейным лакеем, и не успели лошади остановиться у входной двери, как она растворила изнутри дверцу и выскочила из экипажа, не дожидаясь, чтобы откинули подножку.

Углов смотрел на эту сцену из окна, и посетительница так заинтересовала его, что он перешел к другому окну, чтобы видеть, как она, подняв юбки одной рукой, другой стала высокой тростью стучать в дверь, в то время как лакей, прыгнув на запятки, приказывал карете отъехать.

Не успел Владимир Борисович хорошенько разглядеть сильно раскрашенное худощавое и продолговатое лицо посетительницы, с длинным носом и большими черными, блестящими глазами, под модной шляпой, утопавшей в перьях, как ей отворили. Она порывистым и громким голосом спросила: «Дома Потанто?» — и стремительно ринулась в сени.

А затем ее повелительный голос раздался в доме:

— Сейчас же послать за ним!.. Пусть все бросит и бежит ко мне… не могу долго ждать!

Прибежала хозяйка и стала что-то объяснять, но слова ее нельзя было разобрать.

— Я заехала в Париж, чтобы видеть его… остановилась у приятельницы… через час уезжаю на почтовых до границы, а там…

Что было сказано дальше, Углов расслышать не мог, так как хозяйка увела свою гостью в гостиную и затворила дверь.

Владимир Борисович снова подошел к окну и увидел со всех ног бегущего из лавки Потанто без шляпы. Он придерживал обеими руками парик, чтобы дорогой не потерять его. Но, прежде чем войти в дом, он завернул на двор и, крикнув что-то следовавшей за ним прислуге, юркнул в подвал, где у него хранилось вино. Несколько минут спустя, торопливые шаги книгопродавца раздались по дому, и он вошел в гостиную, из которой немедленно вышла его жена, чтобы побежать в столовую, откуда стали доноситься звон посуды и беготня прислуги в кухню и обратно. Затем хозяйка прошла мимо полурастворенной двери, из которой выглядывал Углов, и, гремя ключами, вошла в кладовую, но через минуту вышла оттуда с банками в руках. Готовилось угощение на славу. Прислуги в гостиную не впустили; госпожа Потанто сама понесла туда тяжелый поднос, уставленный закусками, сластями и винами.

Дверь за нею затворилась, и Углов начал с нетерпением ждать выхода посетительницы, чтобы поближе рассмотреть ее. Любопытство его было так возбуждено, что он для этого решился пройти в столовую, которую она не могла миновать, возвращаясь в прихожую.

Добрый час пришлось Владимиру Борисовичу ждать тут. Наконец плотно притворенная дверь, за которой незнакомка совещалась с хозяевами, растворилась, и на ее пороге показалась странная гостья в сопровождении книгопродавца и его жены. Тут она остановилась и громким, неприятным голосом повторила, чтобы Клотильду непременно прислали к ней, как только она приедет в Париж.

— Мне непременно надо видеть ее сегодня же.

— Она должна была приехать к обеду; не понимаю, что могло задержать ее, — сказал Потанто.

— Ночует она у вас?

— Разумеется. Где же ей ночевать, если не у нас?

На тонких, подкрашенных губах гостьи зазмеилась ехидная улыбка.

— Девка на возрасте, за нею вам уж теперь не уследить.

— Напрасно вы так думаете о нашей племяннице, кавалер, — вступился за Клотильду обиженным тоном дядя.

— Ну, она столько же теперь ваша, сколько первого красивого молодца, который приглянется ей. Но не в этом дело; скажите ей чтобы она непременно сегодня же явилась ко мне, — прибавила гостья, входя в комнату.

Тут ее взгляд упал на Углова, и она, как вкопанная остановилась.

С минуту времени смотрела она на него, не отвечая на его поклон, но с наглою пытливостью разглядывая его с ног до головы, как редкого зверя, а затем обернулась к сопровождавшим ее хозяевам и, указывая на него пальцем, спросила:

— Это — тот самый?

— Тот самый, — ответил Потанто.

— Гм! — буркнула гостья и, не давая никому опомниться, поспешно зашагала решительной походкой, неловко волоча юбки к выходу.

Потанто проводил ее до кареты, а Углов ушел в свою комнату, откладывая до другого раза расспросы о загадочной личности, при втором свидании поразившей его своими странностями еще больше, чем при первом.

Что ей нужно от Клотильды? И какое право она имеет так повелительно обращаться здесь со всеми? И почему не показала она вида, что узнала в нем своего соседа за ужином у пастора? У нее несомненно есть важные причины скрывать, что она этой весной была в Блуменесте?

Потанто ушел в лавку, его жена заперлась в своей комнате, а Углов подошел к выходившему на улицу окну, чтобы раньше всех увидеть Клотильду. Прошло с час в напрасном ожидании, наконец, сегодня был положительно день сюрпризов, к подъезду подкатила карета, и из нее выпрыгнула возлюбленная Владимира Борисовича, в таком нарядном костюме, что он в первую минуту ее не узнал. Все кинулись к ней навстречу и закидали ее вопросами: откуда она? в чьем экипаже и почему приехала так поздно?

— Мы ждали тебя к обеду, — заметил Потанто, с любопытством оглядывая ее с ног до головы.

— Прошу извинить меня, но перед самым выездом из Версаля за мною приехала карета от Бланш: пришлось переодеться и ехать к ним на обед.

Клотильда была чем-то взволнована и радостно возбуждена. Из полурастворенной двери, из которой Углов смотрел на нее, он видел, что она беспрестанно озирается на эту дверь — ожидая его появления, может быть? Никогда еще не казалась она ему такой прелестной и никогда еще не хотелось ему так страстно сказать ей это.

— Ты обедала у Бланш? — спросила госпожа Потанто.

— Да. Сегодня ее день рождения. Мы этот день всегда проводим вместе. Мосье Вальдемар дома?

— Дома. А у нас новости…

— Какие? — воскликнула девушка с испугом, снова взглядывая на дверь.

Владимир Борисович понял, что она подумала про него, и его сердце забилось еще большею нежностью к ней.

— Приезжал кавалер д'Эон…

Девушка побледнела, глаза ее расширились, и она отступила назад.

— Он был здесь? Зачем? Что ему надо? — с усилием проговорила она.

— Он желает переговорить с тобою сегодня вечером и убедительно просит приехать к нему. У него до тебя очень важное дело, — начал было объяснять Потанто, но ему не дали договорить.

— Зачем вы не сказали ему, что я у него не буду? — запальчиво крикнула Клотильда. — Вы ведь знаете, какое отвращение внушает мне это чудовище!

— Мы не могли сказать ему это; вспомни, в каких он отношениях с Мишелем.

— Все равно! меня и дядя Мишель не заставит знаться с ним, когда я этого не хочу, — все так же твердо объявила девушка.

— Так ты, значит, не поедешь к нему?