— А какая она, цель жизни? — спросил Лёня.
Лазарев засмеялся, будто Лёня задал глупый вопрос.
— Всеобщей формулы не существует, — сказал он. — Каждому приходится выводить её самостоятельно. Я вывел такую: «Цель человека — побеждать». Каждый день я обязан одержать победу. Хоть одну, хоть самую маленькую.
— Над кем? — полюбопытствовал Лёня, поняв учителя буквально.
Лазарев объяснил:
— Разве мало такого, что следует побеждать? Побеждай невежество, подлость, трусость, тугомыслие, лень, воровство, злословие, суеверие — всё, что цветёт махровым цветом на российской почве, густо унавоженной вековым рабством. Побеждай их в других, а главное — в себе. Одерживай победу над врагами внутри себя. Ты человек, и если сделаешь себя лучше, в мире станет одним хорошим человеком больше.
— Очень верно, — согласился Лёня. — Побеждать надо не «кого», а прежде всего — «что».
Лёня спохватился, что часто накладывает себе в блюдечко мёд и ест его ложкой, словно кашу. Стал прихлёбывать чай просто так, победив в себе сильное желание есть ароматный липовый мёд.
— Ни дня без победы! — весело сказал он.
— И оставь пока, Говоров, уважаемого Жюля Верна, — посоветовал Лазарев. — Займись историей флота. Я тебе завтра подберу список книг. О кораблях надо знать побольше, раз решил стать судостроителем. Кстати, интересуешься ли ты астрономией? Не-е-е-ет?! Фу, какой позор! Жить под звёздами и не знать, как их зовут? Не знать расстояния до Солнца, число спутников Юпитера и, наконец, — есть ли жизнь на Марсе?! Неужели не интересно? Ты разочаровал меня, Леонид Говоров. Ты живёшь, глядя под ноги!
— Что мне читать по астрономии? — спросил Лёня, смущаясь.
— Завтра же возьми в библиотеке «Астрономию» Фламмариона. Человек не может быть интеллигентным, не изучив эту книгу.
— Всему своё время, — подала голос с кресла Татьяна Сергеевна. — Ты бы рассказал, Лёнюшка, как семья твоя живёт, достаточно ли батюшка получает жалованья, какие твоя маменька умеет особые кушанья готовить?
Лёня ответил на вопросы запинаясь и без живописных подробностей. Но так как врать и приукрашивать действительность он не умел, картина скудного достатка семьи обрисовалась вполне выразительно.
В упор разглядывая тусклый бок самовара, Лазарев вспомнил:
— Нынче старший Леденцов приезжал в училище выяснять, зачем я ставлю его чаду прочную единицу.
— Ох, уж эти Леденцовы, — вздохнула Татьяна Сергеевна. — Прадед с лотком на пузе ходил, кренделями с маком торговал, а ныне гляди-ка: тысячами ворочают!
— Миллионами, — поправил любящий точность Александр Иванович.
— Такое число мне непонятно, — сказала старушка.
— Я растолковал его степенству, что нужно взять Аркадию репетитора, иным путём он не выкарабкается, — продолжал Лазарев. — Тот согласился на непредвиденный расход. Надо думать, испугался, что сынок, подобно маменьке моей, миллиона понять не сможет. Шаркнул передо мной лаковым штиблетом, вежливейше попросил найти толкового репетитора для наследника капиталов. Думаю, кого бы предложить…
Татьяна Сергеевна без промедления ткнула перстом в сторону гостя:
— Лёнюшку и предложи. Мальчик толковый и, сразу видно, порядочный. В заработке нуждается. Тебе пятнадцатый год? Пойди поучи бездельника. Ему польза, и родителям твоим послабление в недостатках.
— Не такие уж мы бедные… — начал было Лёня.
Старушка перебила его:
— Не мещанствуй, не чванься. Ты же крестьянского происхождения, из второго благородного сословия! Мы хоть и из первого, но тоже копеюшке счёт ведём… — вздохнула она. — Пусти его, Алексаша, в репетиторы.
— Слушаюсь, маменька, — кивнул Лазарев. — Вы у нас просто голова золотая… А ты, Говоров, подумай. Завтра доложи, согласен ли. Отца непременно спроси.
Лёня потупился, испытывая одновременно и радость и робость.
— Так неожиданно…
Лазарев положил ему в блюдечко большой кусок мёда.
— Освоишься. Вообще что-то учительское в тебе проглядывает: взгляд насупленный и странная озабоченность…
Настала пора прощаться, и Лёня поднялся из-за стола.
— Возьми медку для братцев, — сказала Татьяна Сергеевна. — Алексаша, отложи ему в горшочек. Да заверни в красивую бумажку, чтобы молодому человеку по улице прилично было идти.
— Спасибо, — сказал Лёня. — Вы очень добры.
Он понял, что отказом обидел бы Татьяну Сергеевну.
Лазарев сказал ему, прощаясь:
— Всё будет к лучшему, Говоров. Ты юноша самостоятельный, небалованный, и подозреваю я, что высоко метишь. Иметь основу и цель стремления — это главное. Направляй путь от первого ко второму, отбросив страх и сомнения.
— Ни дня без победы, — сказал Лёня. — Так?
— Молодец, усвоил. Ну, ступай, а то поздно, отец выпорет.
— У нас порка отменена, — улыбнулся Лёня.
— Да? А как же тебя наказывают, если набедокуришь?
— Ну, как вам сказать… Обижаются папаша с мамашей. Стыдят.
— Легко живёшь. А меня маменька пороли-с…
— Мало порола! — громко сказала Татьяна Сергеевна. — Мягкотелость дворянскую выколотить из тебя не сумела.
— До свиданья! — поспешил Лёня проститься, понимая, что до ушей долетает не то, что ему следовало бы слышать.
Дома он посоветовался с отцом насчёт репетиторства.
— Мне пришла в голову мысль, — сказал он, — что, пока человек не умеет передать свои знания другому, нельзя о нём сказать, что он хорошо знает.
— Эту мысль я одобряю, — ответил папаша. — Но если учиться начнёшь хуже, репетиторство немедленно прекратим.
8. ГЛАВА О ПОБЕДЕ
К Новому году господин инспектор подсчитал баллы успеваемости. В актовом зале вывесили красиво написанные «сведения». В своём классе первым по успеваемости шёл Леонид Говоров, вторым — Коля. Аркадий Леденцов барахтался в конце списка. Ниже спустился только Пашка Стахеев, но тому сам бог велел, наделив редкостным тупоумием. Пашка не интересовался ни одним предметом.
Учителя тащили Пашку за уши по каменистым тропам науки, зная, что сам он не способен переставлять ноги.
С Аркадием дело обстояло иначе.
Уже месяц Лёня «репетировал» Аркашку, но заметного сдвига не добился. Репетируемый оказался не только лодырем, но и великим хитрюгой.
Когда Лёня пришёл на первый урок, Аркадий встретил его, как родного брата, вернувшегося из дальнего странствия, разве что не обцеловал. Радостным восклицаниям не было конца. Запершись в комнате, где на широченной, обитой тёмно-зелёным шёлком оттоманке валялась медвежья шкура, они час проговорили о жизни. Если не обращать внимания на некоторые дикие взгляды относительно людских поступков, говорить с Аркашкой было интересно. Знал он порядочно, книг прочитал много, жил не просто так, а с размышлением.
Он извлёк из шкафа коллекцию древних монет, и на её осмотр угробили ещё час.
Перебирая монеты, порозовевший Аркашка рассказывал:
— Смотри, киевская гривна одиннадцатого века. А эта — новгородская двенадцатого века… Монеты тверских князей… Вот московские копейки пошли, смотри, какие малюсенькие! Их из серебряной проволоки делали, просто колотили по проволоке чеканом…
И так далее, с полным знанием дела.
Внизу, в гостиной глухо отзвонили стенные часы.
Время занятий вышло.
Лёня опомнился:
— Аркадий, а заниматься?! Давай уроки делать!
— Да ну их в чернильницу, — махнул рукой Аркадий. — Ступай домой, Говоров. Завтра приходи, я тебе весь восемнадцатый век покажу!
— Нет уж, — отверг Лёня. — Завтра разговоры только про алгебру!
— Увидим, — ухмыльнулся Аркадий. — Я тебе расскажу кое-что поинтереснее, чем «а» плюс «б» равно «икс». Такие случаи из истории, каких ни в одном учебнике не найдёшь. И про Елизавету, и про Екатерину Вторую, и про Николая Павловича, и про Александра Третьего. Ох, и пьяница же был его величество! Но неплохой художник.
— Тебе бы в гимназии учиться, — сказал Лёня.
Аркашка помрачнел.
— Нет у нас гимназии. Ближайшая в Чистополе. У нас там дядя торгует, да батюшка не хочет отпустить. Он меня по коммерческой части образовать намерен… Чего болтать попусту, может, я вообще в офицеры сбегу!.. Не люблю коммерцию хуже математики.