Изменить стиль страницы

Он обрадовался и стал есть прямо из мешка, доставая зерно своими мохнатыми маленькими ручками, которые вылезли у него неизвестно откуда. Она и оглянуться не успела, как он съел полмешка, отчего стал ещё больше и круглее. И он бы ещё наверно съел, но тут из норки вылез домовенок.

— Это мое зерно, — закричал он. — Ты зачем ему мое зерно отдала? А он теперь всё его съел!

— Ты сам говорил, что оно невкусное, — сказала Паля. — И что ты его есть не будешь…

— Ну и что? — спросил домовой. — Я бы все равно его ел, хоть так сказал, а теперь мне есть нечего, он все съел, этот большой и круглый, и ещё какой-то лохматый. Циркус подкатился к Пале.

— Это кто кричит? — спросил он. — Он нас, что, напугать хочет, да? Он — плохой?

— Нет, ты не пугайся, — сказала Паля и погладила циркуса по шерсти. — Это мой домовенок, он любит покричать и ест много, но иногда он тоже добрый и хороший.

— Ничего я не добрый и не хороший, а очень даже злой, — сказал домовенок, опасливо косясь на циркуса. — Я — домовой, а мы домовые, сильные, ловкие и умные, и никого не боимся.

— И очень хвастливые, — добавила Паля. — А на него не кричи, это мой друг, циркус, он теперь с нами жить будет, потому что у него мамы нет, и он совсем один.

— Не буду я с ним знакомиться, — крикнул домовенок. — Вон он сколько ест, почти весь мешок зерна съел. Он ещё возьмет и меня съест.

— Он ест не больше, чем ты, — сказала Паля. — И он домовых не ест. Правда, циркус?

— Не буду я его есть, — сказал циркус. — Потому что он хоть и маленький, а похож на большого человека. Может быть, ты его мама, раз он на тебя так похож?

— Она мне не мама, у меня своя мама есть, — крикнул домовенок. — А ты точно меня есть не будешь?

— Не буду, — сказал циркус. — Если ты друг этой девочки, то, значит, и мой тоже, а друзей нельзя есть. Им нужно помогать, так она мне сказала.

— Ты её не очень-то слушай, — сказал домовенок и подошел поближе. — Она знаешь, какая глупая и противная. Он потрогал циркуса за его шерсть и засмеялся.

— Ты зачем такую шубу носишь, как орк какой-нибудь? Носил бы штаны и курточку, как я, было бы красиво.

— Не знаю, — ответил циркус. — Шуба всегда у меня была, а штанов у меня никогда не было.

— Насчет штанов, это я так просто сказал, они все равно на тебя не налезут. Домовенок обошел вокруг циркуса.

— А руки и ноги у тебя есть?

— Есть, — сказал циркус, и у него откуда из шерсти появилась рука и схватила домовенка, отчего тот испуганно заверещал. Циркус поднял его и стал рассматривать своими маленькими черными глазами.

А потом циркус отпустил домовенка, тот отбежал в сторону и стал ругаться на незнакомом Пале языке. А циркус ему стал отвечать, и они долго так ругались, но Паля ничего не поняла, потому что языка такого не знала.

— Ну, может быть, уже хватит? — спросила она. — Чего вы все время ругаетесь? Вы же теперь друзья, а друзья не должны ругаться.

— Никакой он мне не друг, — крикнул домовенок. — Он мое зерно съел, а ещё меня схватил, и чуть не съел. Ты сама с ним дружи, а я не буду.

— Какой ты сам противный, — сказала Паля. — Зерна тебе стало жалко, хоть ты его и не ешь, потому что оно тебе не нравится. И он совсем не хотел тебя съесть, а просто посмотрел на тебя.

— Врешь ты все, ничего я не противный, — крикнул домовенок. — А то, что я — умный, издалека видно, и не надо меня рассматривать потому, что я этого не люблю…

Циркус снова подкатился к Пале, из шерсти у него вылезла лапа с розовыми ладошками, и он её погладил по ноге.

— Он — хороший, — сказал циркус. — Мы с ним подружимся, только он кричит очень громко…

— Это у него порода такая, крикливая, — сказала Паля. — А так он хороший, когда молчит…

— Глупые вы оба, — сказал домовенок и полез в свою норку. — А этому мохнатому шару скажи, что на кровати я буду спать, и он пусть туда не лезет, это моя кровать, я её первый нашел.

— Кровать, что такое кровать? — спросил циркус. — Почему на неё нельзя?

— Я все тебе покажу, — вздохнула Паля. — Я же теперь твоя мама, а домовенка ты не слушай. Он такой, кричит, кричит, сам не понимает кричит…

Циркусу кровать не понравилась.

— Мне не нравится, когда высоко, — сказал он. — Мне нравится, когда низко. Не буду я на ней спать, пусть этот крикливый сам на ней спит.

А вот ванная циркусу понравилась, он долго смотрел, на маленький водопад, который придумала Паля, а потом залез под струю.

— Хорошо, — сказал он, отфыркиваясь. — Лучше, чем в ручье. Всего тебя сразу мочит.

— Она же холодная, — сказала Паля строго. — Сейчас же вылезай, а то ещё простынешь.

— Ничего не холодная, — сказал циркус, — а очень даже приятная, такая же, как у меня дома.

— У тебя дома? — удивилась Паля. — Разве у тебя есть дом?

— Ну, может, совсем и не дом, но это место, где я появился. Там тоже была такая вода, только здесь её мало, а там было много, и она высоко падала, а здесь низко и приятно. Хорошо…

— Я рада, что тебе понравился водопад, я его сама придумала, — сказала Паля. — А теперь я уйду, мне уже что-то опять есть хочется, а ты здесь сиди.

— Ладно, — сказал циркус. — Буду здесь, здесь хорошо, и тобой пахнет.

— Ты уже идешь или только опять с ним болтаешь? — крикнул домовенок, выглядывая из норки.

— А ты, что, уже есть захотел?

— Я с утра ничего не ел, — крикнул домовенок. — И ты мне мало каши дала, потому что ты жадная.

— Ты утром всю мою кашу съел, — сказала Паля. — А тебе все мало…

— Это давно было, утром, — сказал домовенок. — Я уже и забыл про твою кашу, пошли быстрее снова кашу вспоминать.

— У же иду — сказала Паля, вышла из комнаты и пошла искать Грома, чтобы он её и домовенка накормил.

Старичка она нашла в высокой башне, он сидел за столом и смотрел в хрустальный шар, в котором мелькали какие-то странные тени, лицо его было задумчивым и немного сердитым.

— Гром? — спросила Паля, открывая дверь. — Ты уже нашел то, что искал, или мы лучше есть пойдем?

— Нет, ничего не нашел, — ответил старичок. — Много волшебства происходит вокруг, но все это делают мои друзья — волшебники. Может быть это существо уже ушло к себе, в свой мир, а, может быть, я его не там ищу? Не знаю…

Ты уже снова есть хочешь? Неужели уже прошло так много времени? Гром открыл тяжелые плотные шторы, не пускающие солнце в комнату и вздохнул.

— Да, уже полдень, — сказал он. — А ты ничего странного не увидела в лесу?

— Нет, — сказала Паля. — Ничего странного не видела. А какое оно странное?

— Я и сам не знаю, — вздохнул Гром. — Значит, ты хочешь есть?

— Да, — сказала Паля. — Хочу.

— Идем я тебя покормлю, — сказал старичок. — Все-таки плохо, что мне готовить все делать самому.

— А почему с тобой не живет фея? — спросила Паля. — Ты же волшебник, а феи любят волшебников.

— Это давняя и не очень приятная история, — грустно улыбнулся старичок.

— Расскажи, — попросила Паля.

— Когда-то у меня была кухонная фея, и мы с ней хорошо жили. Я был тогда молод, и только учился волшебству.

Я как раз начал изучать некоторые заклинания, которые открывали ходы в другие миры. Это немного другое волшебство, именно на нем построено заклинание, связывающее например ваш дом и мой, и это волшебство поддерживает проход между ними. Вот так же я открывал проходы в другие миры, их много, я бывал далеко не во всех, и там совершенно другая жизнь, и другие животные и растения. В одних мирах жарко, в других холодно, а в-третьих настолько странно, что это невозможно объяснить.

Мне было все это очень интересно, и такое волшебство у меня неплохо получалось. А кухонной фее оно не нравилось, она считала, что однажды я могу столкнуться с чем-то очень ужасным в другом мире и не смогу с этим справиться. Феи — волшебные существа, они мало что рассказывают о себе, мы только знаем, что они сами когда-то пришли к нам из какого-то другого мира, где им угрожала какая-то смертельная опасность.