Хотя я иногда думаю, что плохих существ не надо было так создавать, всем было бы лучше, если бы они уже все умерли, и этот мир стал бы тогда гораздо более безопасным…

— А кухонные феи? — спросила Паля. — Они откуда взялись?

— А вот этого никто не знает, — улыбнулся старичок. — Известно только, что они появились позже всех остальных, и что они обладают своей магической силой, а значит тоже умеют творить волшебство. Они пришли сюда сами, их не создавал тот одинокий волшебник.

Сначала они совсем не любили людей, и старались держаться от них в стороне, предпочитая глухие леса, но потом, когда люди почти везде вырубили деревья, чтобы построить себе дома и посадить полезные для себя растения, они тоже заключили договор с человеком и стали жить вместе.

Они готовят пищу, это их любимое волшебство, но они умеют делать и многое другое, и мы не знаем, что они ещё умеют. Знаем только, что их не очень много, и что они сами решают, с кем они будут жить. Чаще всего они живут с волшебниками, но только с теми, кто творит добро. Но иногда они живут и с простыми людьми, и никто не знает, как они выбирают людей, с которыми они будут жить.

— Вот у меня нет кухонной феи, — грустно улыбнулся старичок. — Может быть потому что, когда я был гораздо моложе, я был таким же, как Кноп, я, как и он, хотел всем доказать, что я самый сильный, и случилась большая беда…

— Ну и пусть, кухонных фей я тоже не люблю, — сказал сердито Кноп. — Я и сам умею готовить кашу, я и всему другому научусь. Подумаешь, какая ерунда, кухонная магия, для меня это совсем просто. Паля улыбнулась.

— Ничего, это не просто, ты только хвастаешься.

Старичок вздохнул, посмотрел на огонь, а потом сказал.

— Солнце уже спряталось, пришло время вам ложится спать. Теперь у каждого из вас есть своя кровать, а я дам вам одеяла, подушки и перины…

— А продолжение истории ты нам расскажешь? — спросила Паля. — А то как-то непонятно, как он дальше жил этот волшебник…

— Конечно, расскажу, может быть завтра, — сказал Гром и, шаркая ногами, пошел в угол, он вынес оттуда два мягких и теплых одеяла, две подушки и две перины. — А теперь ложитесь спать, а то, если вы будете мало спать, меня потом ваши мамы будут ругать.

Паля взяла одеяло, подушку, перину и пошла в тот угол, куда поставила свою кровать. Она легла и стала смотреть оттуда на огонь, около которого сидел старичок. Он вздыхал и что-то бормотал, но, что он себе рассказывал, она разобрать не смогла.

Паля вспомнила свою уютную комнату, свою кровать, маму и папу, немного загрустила и незаметно для себя заснула.

Утром она проснулась оттого, что услышала, как рядом на её подушке кто-то шумно возится и сопит. Паля осторожно чуть открыла свои глаза и посмотрела, кто это. Конечно же, это был домовенок, он громко вздыхал, прыгал на подушке, при этом хитро посматривая на Палю.

— Ты чего мне спать не даешь? — спросила она, чуть улыбнувшись так, чтобы он этого не заметил. — Тебя же здесь нет, ты же ушел совсем домой.

— Ушел, да не дошел, — сказал домовенок. — А ты и обрадовалась, подумала, как тебе хорошо будет жить без меня. А я вот обратно вернулся, решил, что тебе без меня скучно будет.

— Врешь ты все, — сказала Паля, сладко потянувшись. — Никуда ты не ходил, а просто спрятался, и думал, что меня обманул, а я совсем не такая глупая. Я сразу догадалась, что ты остался. Лучше расскажи — зачем ты меня разбудил?

— А мне скучно, — сказал домовенок. — Солнце уже встало, я проснулся, а все спят. Делать здесь нечего, дома нет, и работы никакой нет, а пыль в этой пещере я выметать не буду, здесь её знаешь сколько, сто лет будешь мести, — никогда не выметешь. Так что ты уже просыпайся, давай что-нибудь вместе делать будем.

— А что мы будем делать? — спросила Паля, садясь на кровати и зевая, она бы конечно ещё поспала, но, она знала, что с домовенком больше не поспишь.

— Как что? — удивился домовенок. — Дом будем делать. Ты же волшебница, вот, давай делай.

— А я ещё не умею, — сказала Паля. — Я же ещё маленькая, и я ещё всему только учусь.

— А мы, что, так плохо и жить будем, пока ты не вырастешь? Ты, может, ещё тысячу лет расти будешь, а, может, и ещё больше. Вот ты же кровать сделала? Сделала. Стул сделала? Сделала. И дом сделаешь. Ну, если не дом, то хотя бы маленькую комнату, в которой мы с тобой будем вместе жить, а то как-то совсем здесь плохо.

— Ага, значит, ты за мной уже давно подглядывал?

— Не подглядывал, а приглядывал.

— А я, может, не хочу с тобой вместе жить, — сказала Паля.

— Ну и что? Я тоже, может, не хочу. Только меня к тебе прислали другие домовые, сказали — ты уже большой, вот и будешь с девочкой жить. Присматривать за ней, помогать ей, а если совсем будет плохо, нас зови. Хочешь, я сейчас всех своих родственников позову? Пусть они тебе скажут, чтобы ты дом делала…

— Не надо никого звать, и тебя одного здесь уже много, — сказала Паля. — А уж, если сюда все домовые сбегутся, здесь совсем будет жить нельзя, так и будут под ногами крутиться и только есть будут просить. Нет уж, не надо нам никого, но если тебе сказали, что ты — большой, то ты сам дом делай.

— Не умею я дома делать, — насупился домовенок. — Мы, домовые, дома не делаем, мы в них живем, это вы, люди, их делаете, специально для нас, чтобы нам было где жить.

— Конечно, конечно, — сказала Паля, — только все для вас и делаем, чтобы только вам все было хорошо. Но, если ты совсем без дома не можешь, я попрошу Грома, чтобы он меня научил, как комнату сделать, но только потом, попозже, а пока мне надо умыться.

Я утром всегда умываюсь, меня так мама научила. Ты, может быть, случайно знаешь, где тут ванная комната? А то я ещё здесь ничего не знаю, я же только вчера сюда пришла…

— Нет здесь ни ванны, ни чего другого, — сказал домовенок. — Ты, что, забыла, что это вовсе не дом, а пещера, и комнат совсем здесь никаких нет. А вода, чтобы умываться, в ручье течет, а ручей недалеко от пещеры. Вот туда и иди.

— Может, ты мне дорогу к ручью покажешь? — спросила Паля.

— Ещё чего выдумала, — крикнул домовенок. — Ты, может, ещё придумаешь, чтобы я в этом ручье умывался? Нет уж, ты сама иди и сама ищи, а нам, домовым, вода эта совсем ни к чему, от неё холодно, и заболеть можно…

— Ох, ты и дурачок, домовенок, совсем ничего не понимаешь, — Паля засмеялась, встала, одела свой комбинезон, сапожки и пошла к ручью.

Солнце ещё только вылезало из-за горы, и, похоже, тоже ещё не до конца проснулось потому, что было красным, а не желтым, как обычно.

Пели птицы, стрекотали кузнечики, ручей тоже что-то бормотал, только трудно было разобрать, что он там сам себе рассказывает.

Паля плеснула на себя воды, и она, как и дома, оказалась очень холодной, так что она снова замерзла, но все равно вымыла лицо, почистила зубы, а потом села на траву около ручья. Здесь было хорошо, тихо и спокойно, совсем по-другому, чем дома.

Из леса вышел олень, должно быть тот, что был старым знакомым Грома, он подошел к воде, попил немного, косясь своим желтым глазом на Палю, потом подошел к ней. Олень был большим, он склонил голову, чтобы получше Палю рассмотреть, и она погладила его по жесткой короткой шерсти.

Оленю это понравилось, и Пале даже показалось, что он улыбнулся. Он ещё немного постоял рядом с ней, а потом не спеша ушел снова в лес.

— Ты, давай, тоже уже иди, — услышала Паля голос домовенка. Она посмотрела вокруг и увидела его, он тыкал палкой в муравейник и довольно смеялся, когда муравьи начинали суетиться.

— А чего это я должна идти, мне, может быть, и здесь хорошо? — спросила Паля. — А ты сам к муравьям не приставай, они же тоже маленькие, как ты и я, а маленьких обижать нехорошо.

— Чего, чего, — проворчал домовенок, бросая палку. — Муравьев ей стало жалко, они, знаешь, какие противные, если их по-настоящему разозлить, кусаются, да ещё так больно, что кричать хочется.

— А ты их не зли, тогда они тебя кусать не будут, — сказала Паля.