— Голову покажи, — нахмурился Ефим. — Что-то я крови на ней не вижу, неправду говоришь, а я этого не люблю.
Костик тихо выругался и сделал шаг к стене, готовясь к драке, да только сзади навалился подручный, схватив за плечи. Сила у парня была недюжинная, схватил так, что даже ребра затрещали. Староста за волосы его схватил, голову наклонил, внимательно всю осмотрел и вздохнул:
— Ни шишки, ни крови, как я и думал. Врешь ты все!
Костя невесело усмехнулся.
— И что дальше Убивать будете, или разрешите позвонить в город?
— Может, будем убивать, а позвонить не дадим, нет у нас в деревне ни колокола ни часовни, ни к чему это нам, вера она же в душе…
— Мне ваш колокол не нужен, я про телефон спрашивал…
— Теле… фон говоришь? — староста задумчиво покатал на языке незнакомое слово. — Мы о таком сроду не слыхивали, да и в соседних деревнях тоже, это у вас в городе такой есть? А он зачем вам нужен?
«Точно староверы, — подумал Костя и задергал плечами, чтобы его отпустил подручный, но тот убрал свои руки, только увидев разрешающий кивок Ефима. Юноше стало как-то нехорошо, словно умерла последняя надежда. — Вот попал, так попал. Где-то читал, что они все заодно — могут и убить, труп за околицей закопают и никто не узнает о нем. Матушка погорюет, поплачет, да толку-то? Пашка расскажет историю о Стоун Хедже, поищут, не найдут и успокоятся. А где он? Как сюда попал? Неужели все-таки не сон?»
— Телефон — это такая трубка, в нее говоришь, а на другом конце тебя слышат, звук по проводам идет, а они по всей России растянуты.
— Нет, не слышали о таком, если здесь поблизости где-то был бы, точно знали бы. А Россия что такое?
— Так вы и о телевизоре ничего не слыхали? — слова о России Костик пропустил мимо ушей, решив про себя, что над ним издеваются. Родную страну по всему миру знают, чуть ли не в каждую войну его соотечественники стараются влезть. — А радио у вас есть?
— Это еще что за невидаль?
«Все… попал, — Костя вздохнул, все больше понимая, что дело даже не в том, что деревушка глухая, даже если это было и так, все равно что-то бы знали, дело, похоже, гораздо хуже — он оказался в другом времени. Видать, все-таки сон. — Как же отсюда выбираться? Одно пока ясно, надо вести себя тихо и смирно, чтобы оставили в деревне, иначе погибнешь без еды и одежды, а в лесу наверняка дикие звери водятся…»
— Телевизор — это когда что-то происходит в одном месте, а картинка оказывается здесь.
— Да… — Ефим вздохнул. — Парень, может что другое придумаешь, не такое странное. Вранье должно быть более правдоподобным, иначе кто ему поверит. А может, для разнообразия правду скажешь? Так откуда шел?
— Не помню, — юноша развел руками. — Как по голове ударили, все забыл, а то, что шишки нет, ничего не значит, на мне все быстро заживает — природа такая…
«А что ему еще говорить? Мир незнакомый, ничего здесь не знает, стоит назвать что-то, как окажется, что такого в округе нет, как и с телефоном и телевизором, хорошо бы вообще молчать, только есть очень хочется…
Нет, зря пришел в эту деревню, определенно зря. Правда, шел сюда, потому что думал — это сон. А сейчас что думать?»
— Природа, говоришь? — староста внимательно его еще раз осмотрел с ног до головы. — Только что же твоя природа царапины не заживила от колючек? Или ты это специально нам сказал, чтобы мы тебя колом осиновым проткнули? Мы вообще-то только оборотней знаем, у которых все заживает. Их убить трудно, сердце проткнешь, а как только нож вытащишь, а он снова встает, разорвать тебя хочет. Не хочешь ли ты сказать, мил человек, что оборотень? Так мы с тобой быстро разберемся…
— Это я неудачно пошутил, — Костя испугался, тем более, что сзади снова придвинулся подручный и схватил за плечи, а кузнец снова взялся за заготовку меча, которую поднял с земли, она уже остыла — И о телевизоре просто так сболтнул…
— Нет у нас к тебе веры, парень, а правду ты говорить не хочешь. Подумай, стоит ли врать? Убьем же… нам это раз плюнуть!
— Мне бы одежду, да поесть, и я бы ушел, — угрюмо проговорил Костик. — Хорошо бы еще меч, раз у вас тут средневековье, без него, похоже, будет никак…
— Одежда понятно, а меч-то зачем? Я понимаю топор, или там вилы, ими сподручнее…
— Вдруг лихие люди встретятся или зверь, а с дубинкой неудобно, — юноша показал на брошенную в угол кузницы свою самодельную дубину, которой так и ни разу не воспользовался. — Топором ни разу не пользовался, как и вилами, а мечом меня драться учили — убивать, правда, еще никого не пришлось…
— А где тебя учили с оружием обращаться? — поинтересовался староста. — Меч — оружие не крестьянское, для нас вилы привычны, и по-моему никто против рогатины хоть с каким мечом не устоит…
— Да хоть толпой со своими вилами налетайте, хоть по одному — мне без разницы, только меч дайте самому выбрать, — улыбнулся юноша, чувствуя как слабеет хватка подручного. Так и должно быть, невозможно в одном и то же напряжении долго мышцы держать. Сейчас он легко бы вырвался — одним движением, но спешить некуда, надо понять, куда разговор староста ведет, не из простого же любопытства о мече спрашивает. Только вот отвечать надо так, чтоб им понятно было. Не о секции же карате рассказывать и о деревянных мечах, которыми там сражались? Говорить надо так, чтобы решили, что он может им пригодиться для защиты. Предложить ему все равно больше нечего, за всю жизнь только и научился, что кулаками махать, да еще деревянным мечом и шестом…
— А откуда у тебя такое редкое уменье, парень? Кто учил ратному делу?
— Отец обучал с раннего детства, — Костя вздохнул, все еще чувствуя, как внутри адреналин бурлит. Ему было страшно, холодно и противно. — Он — воин.
Тут он не соврал, отец действительно был офицером, только его воинскую часть сократили, а всех офицеров отправили в отставку. Пришлось папе мастером на завод устраиваться, денег после этого в семье стало мало, а жить трудно.
— А ты чего по его стопам не пошел? Воинам в мирное время сытно и не обременительно, ходи себе в воздух плюй, тебя кормят, поят, одевают. Война — понятное дело плохо, убить могут, но когда ее нет — не жизнь, а одно удовольствие…
— Меня в армию не взяли, у меня отсрочка есть, я в институте учусь…
— Похоже, опять чего-то врешь, да не пойму что, — недоверчиво хмыкнул Ефим. — Но ладно, это твое дело, парень ты, может, и неплохой, да только не можем тебя к себе в деревню принять. Уже две семьи взяли — больше никак.
Хоть и жалко тебя, но деваться некуда, вас наверно сотни три, а то и четыре бездомных наберется, да, считай, деревни три пропало — не дай бог, объявятся. Нам всех пришлых не прокормить…
Руки у подручного разжались, тот отодвинулся и потянулся к бадье с водой.
— Дайте поесть что-нибудь, одежду, меч, и я уйду, если участкового нет … — Костик, пользуясь свободой, подошел к очагу, снова подставляя бока и руки теплу. — Немногого же прошу, доберусь до города отдам все, и даже денег пришлю электронным переводом, только не сразу, их еще мне заработать надо, я в кафе вечерами работаю иногда грузчиком, чаще официантом…
Он слушал себя и сам себе удивлялся. Чего это он несет? Какие могут здесь быть электронные переводы, если даже телевизора нет!
— Шустрый ты, парень, да только невнимательный, объясняю тебе, не можем мы…
— Подожди, Ефим, — вступил в разговор кузнец. — Что ты там о железе говорил, когда я за тобой с заготовкой по всей улице гонялся? Чем оно тебе не понравилось? Ты, что с кузнечным делом знаком?
— В кузнице работать не приходилось, но меня кое-чему учили, поэтому и сказал — не так куете. Плохие мечи у вас получаются, неудобные, баланс неправильный, это сразу видно…
— Одежда, меч и еда с неба не падают — все чьим-то трудом создано, — заметил кузнец. — Я дам тебе то, что просишь, да только за это придется отработать. А когда на кузнице потрудишься, тогда и решим, что с тобой делать. Спать будешь здесь же, если только Ефим что другое не придумает. Другого места кроме кузни у меня нет. По деревне не ходи, ни с кем не разговаривай, иначе мужики побьют. Согласен?