Изменить стиль страницы

Проше говоря, в человеческой породе я разочаровался.

Пока мне не с чем было сравнивать, меня все устраивало, я считал, что человек — венец творенья бога, он сильнее и умнее всего на свете, но сейчас понял, что это далеко не так. Единственное его достоинство, да и то довольно сомнительное — людей слишком много, поэтому, где появляется человек, через короткое время исчезает все живое.

Леса он сводит огнем, зверей — стрелой и железом. Человек словно опухоль на живом теле природы. При этом сам почти ни на что не годен: не умеет ни быстро бегать, ни высоко прыгать, ни драться, а в темноте слеп, как крот…

Когда я проснулся, солнце уже опускалось за горы. Меня это обрадовало, потому что человеческое тело от лежания на твердом камне отказывалось двигаться, язык от жажды распух и заполнил весь рот, к тому же в горле появилась неприятная хрипота.

Когда солнце скрылось, мне тут же захотелось превратиться в волка, но я не знал, как это сделать…

Прождав еще час, я понял, что сам по себе в оборотня не превращусь, тем более, что и лунный лик был закрыт тучами. Требовалось найти что-то, тот запускающий механизм, который переводит человека в волка.

Сначала попрыгал и покатался на спине, как зверь, но от этого стало только хуже — мое слабое тело болело, мышцы и кости стонали и каждое касание земли было болезненным, уже минут через пять я просто лежал на камне и плакал, не зная, что делать дальше. Кстати, я перестал стесняться плакать и казаться слабым — мне было плевать на обычные человеческие мерки, а волчьих правил не знал.

Я знал — если не превращусь в зверя, то умру от простуды и жажды. Меня уже колотила дрожь так, что зубы стучали друг об друга — того и гляди раздробятся.

Превращение не получалось. Раньше все происходило само собой без моего участия, а вот теперь, когда потребовалось сознательное превращение, то сразу оказалось, что ничего о себе не знаю.

Я лежал, хрипел и вспоминал, что меня раньше заставляло превращаться. Обычно это происходило тогда, когда испытывал жуткий страх, или мое тело подвергалось серьезной опасности — например, замерзало, но только это сейчас почему-то не действовало. Может быть требовалось как-то помочь?

Я сразу разделся, подставляя кожу с редкими волосиками северному ветру — посинело оно сразу, потом скрючилось, продолжая дрожать мелкой, потом и крупной дрожью.

В какой-то момент даже испугался, что могу упасть вниз, меня так и тянуло к краю, я цеплялся разбитыми пальцами, но дрожь превратилась в крупные толчки, подбрасывающие меня вверх.

Кости заскрипели, челюсть стала выдвигаться вперед, и я облегченно вздохнул — превращение началось.

Немного боли, потом еще, потом так, что терпеть невозможно, а потом… нет лучше сейчас об этом не думать — упаду и разобьюсь…

Горло исторгло какой-то сиплый вой, но я быстро пришел в себя и сумел остановиться. Тело было на месте, нормальное волчье, а не уродливое — человеческое…

Пора было подкрепиться, тем более, что легкий прохладный ветерок нес запах свежей крови.

Подползя к раю уступа, я посмотрел вниз и негромко зарычал. Твари, что шли внизу, мне не нравились, вид у них был омерзительный, и от них веяло опасностью. Часть из них были ранены, и запах свежей крови меня сводил с ума.

Конечно, хорошо было бы поохотиться в лесу, догнать какого-нибудь зайца или олененка, рот наполнился слюной от предвкушения и часть ее закапало вниз, и должно быть попала на оду из тварей идущих по расщелине. Та подняла голову вверх и раздраженно взревела, я, прежде чем моя человеческая составляющая успела взять управление на себя, гневно зарычал в ответ.

В ответ нечисть запустила в меня камнем, пришлось отскакивать назад к скале и, ждать.

Бежать по уступам у меня не получалось, на мое несчастье между тем, на котором я находился, и следующим, оказалась слишком большое расстояние — метров двадцать, перепрыгнуть ее даже в зверином облике я не мог.

Спуститься вниз на четырех лапах я не мог. Перепрыгнуть, не хватило бы скорости и силы, получалось, что оказался в ловушке. Конечно, можно было вернуться назад, но смысла в этом тоже не было никакого.

Я решил, что лучше всего ненадолго вернуться в человеческий облик, быстро проскочить на следующий уступ и дальше снова двигаться в волчьем облике.

Опять передо мной встала та же проблема. Все мои превращения происходили сами собой без моего участия: стало страшно и больно, обратился в волка, появился первый солнечный свет — вернулся обратно. А как обратиться в человека, если нет ни солнца, ни луны, даже звезд?

Небо было затянуто серыми тучами, остро пахло влагой — похоже, скоро должен был пойти дождь.

Я стал подпрыгивать вверх, надеясь этим что-то разбудить в себе — увы… ничего не дало. Потом вытащил из котомки зубами меч и нож и стал прыгать через них. Однажды я слышал, что оборотни втыкают нож в пень и, прыгая через него, превращаются в человека.

И это ничем не помогло, но когда наступил на лезвие меча, уже собираясь убрать его обратно, то ногу обожгла жгучая ни с чем не сравнимая боль.

Я отдернул лапу, внимательно ее осмотрел и стал зализывать. Порез оказался неглубоким, правда, главная неприятность заключалась в том, что кровь никак не хотела останавливаться. Это меня даже пугало.

Еще не совсем понимая, что произошло, я взглянул на меч, ища то, что сыграло со мной такую злую шутку и увидел серебро, которым было проковано лезвие. Сразу вспомнилось, что и этот меч я взял именно потому, что собирался драться с нечистью, которое можно убить только этим священным металлом.

Но теперь я и сам стал чем-то подобным, нечисти, а значит, оно и на меня воздействовало.

Но возможно, серебро мне поможет превратиться в человека?

Я лег боком на лезвие меча, подвывая от подступившей боли.

Надежда у меня была на то, что оборотни, когда их серьезно ранят или причинят им сильную боль, всегда совершают обратные превращения.

При перевороте тело перестраиваясь из одной сущности в другую лечит само себя, мгновенно исцеляя болезненный орган.

Боль и на самом деле оказалась жуткая, убедился в том, что серебром легко убить любого оборотня. Я только наступал на лезвие, а не воткнул в тело, а уже терпеть не было сил.

Зверь во мне рвался и хотел убежать, но я его держал всей своей человеческой сущностью, хоть от боли уже терял сознание. Когда мне стало совсем плохо, а сознание затуманилось, меня подбросило в воздух примерно на половину моего роста, а когда приземлился, то стало ломать так, что я понял — начинается обратный переворот.

Боли добавилось, но я уже стал привыкать к ней.

Утешало то, что она всегда заканчивается. Если знаешь, что все скоро закончится, терпеть легче.

Когда подбросило вверх в очередной раз, то опустился уже человеком, отбив при приземлении колени и ладони. Пришлось лечь, дрожа и поскуливая от уходящей боли, ждать, чтобы окончательно стать человеком.

Очень было глупо превращаться в волка, а потом обратно.

Но имелся в этом и положительный опыт, кажется, нашел способ легко и быстро переходить из одного состояния в другое, что было само по себе неплохо.

Когда минут через десять пришел в себя, то скрипя суставами, стал одеваться, чтобы спрятаться от ледяного северного ветра, вспоминая с тоской волчью теплую шкуру.

Закинул мешок за спину, убрал в него оружие и стал спускаться вниз, горестно причитая о том, что человеком не могу разглядеть ничего под своими руками и ногами.

Как же плохо им быть, и жаль, что волки не могут лазить по скалам. Спускаться было трудно, несколько раз терял равновесие и не падал только чудом.

Правда, в самом низу все равно сорвался, пролетел метра три и ударился спиной так, что выбил весь воздух из легких и какое-то время лежал, стонал и не мог подняться, ожидая, когда немного уйдет боль, и я смогу двигаться. Плохо быть человеком, даже боль терпишь по-другому, чем зверь. Те-то уж точно не плачут. Тут еще разболелась нога — та, что порезал мечом.