Так странно, стихи выражают всю мою сущность до самого основания. А иногда и предвещают события моей жизни. Я это давно заметила, но тем не менее всякий раз поражаюсь этой, их заранее известной точности.

Внезапно в комнате послышался сильный грохот. Я спрыгнула с подоконника и побежала на звук. Разгулявшийся ветер разбил вдребезги большое зеркало, висевшее в коридоре. Мой враг равнодушно подмигивал мне из многочисленных осколков и улыбался, как бы прощаясь со мной раз и навсегда. А когда я, основательно поранив руки, сложила все зеркальные куски в огромную кучу, пришло облегчение. Я поняла, что больше не увижу ту женщину. Сразу в квартире сделалось очень уютно и просторно. Меня стало клонить ко сну — в совершенно другое измерение вечности.

Какое все-таки счастье избавиться от врага раз и навсегда. Так мне казалось в тот вечер. И я была счастлива.

В ту же ночь меня посетил прекрасный юноша с ангельским ликом. От его лица шел такой ясный и такой чистый свет, что я поневоле зажмурилась.

— Не бойся, — сказал он мне и бережно взял за руку.

— Это сон? — спросила я.

Какая глупость — спрашивать столь очевидные вещи! И не все ли равно мне? Я протянула руку своему спутнику. Мы полетели.

Чувство полета, оно невероятное. Теплый ветерок нес меня осторожно как большую драгоценность. Я полностью, по-детски безотчетно подчинилась стихии и вдруг поняла одну важную особенность: стоит мне хоть немного, хоть чуть-чуть, самую малость, приложить мысленные усилия, как я сразу окажусь в нужном месте.

Как мне этого не хватает в нашей обычной жизни, где приходится ежедневно напрягаться изо всех сил, понапрасну растрачивая себя — причем, как правило, — на сущие пустяки. Чего уж мечтать о больших делах, которые даются с громадным трудом? В мире, где я живу наяву, многое, слишком многое решают деньги и связи, и горе тому, у кого всего этого нет.

Снизу доносился пряный запах свежескошенной травы, и еще я успела разглядеть невероятно ярких зеленых светлячков. Их было так много, что мне показалось, будто я в сказочном ночном городе. Ночная мгла стала постепенно рассеиваться, забрезжил рассвет.

— Хочешь увидеть Вавилон? — спросил прекрасный юноша с ангельским ликом.

Я изумленно взглянула на него, и мы спустились на землю. Башни как таковой я не увидела. Ее только-только начали строить. Молодые мужчины весело укладывали камни, постоянно друг над другом подтрунивая. Неподалеку текла небольшая река, через которую на толстых веревках был протянут мост. В небольшом овраге паслись стада овец, за которыми, лежа на травке, присматривал ленивый пастух.

Поскольку мы были полностью невидимы, то смогли подлететь достаточно близко, чтобы услышать незатейливую пастушью песенку:

Мы посмеялись над пастухом и поднялись ввысь. Ветер нас быстренько отнес на высокую, невероятно красивую гору, откуда открывался вид на причудливый древний город с широкими стенами и высокими башнями.

Настал час нашего расставания.

— Ну прощай, прощай, милый спутник, — сказала я, улыбаясь юноше с ангельским ликом, и открыла глаза.

— Увидимся, — нежно прошептал он и исчез.

Глава вторая

Жители неба

Начиналось обычное серое утро, зазвенел будильник, мне нужно было собираться на работу.

Ничем не примечательное утро состоит из множества брызг. Все они рождаются, мгновенно отражают в своих сферах частицы этого мира и сразу умирают. Все правильно: мир им не нравится, и получается, незачем жить. Вот бы нам, людям, знать заранее, нужно жить или нет?

На этот вопрос я ответа не нашла даже тогда, когда все необходимое для жизни уже купила, а все равно продолжала работать на трех работах. Работать, как привыкла, до полного изнеможения. Ра-бо-то-по-треб-ность. Так я для себя определила жизненный путь. Но сегодня мне, в сущности, нужно сделать малое: взять интервью для отдела рекламы.

Рекламные интервью — это целая песня. Ты задаешь подобострастные, заранее согласованные вопросы, вроде: ваши творческие (производственные) планы? А тебе лениво-тупо отвечают заученными фразами, бесконечно «прощупывая» взглядом. И тошно, и противно. Но это тоже часть моей работы, которую я должна выполнять. Должна…

Вечер выдался просто замечательным. К концу рабочего дня оказалось, что мне нужно ехать в командировку, на Север. Ну что ж, хоть какое-то разнообразие. Север, насколько я знаю, очень разный. Но мне больше по душе дикий, далекий от цивилизации, где можно себя ощутить маленькой частичкой Вселенной.

Там и только там, на краю земли, где небо начинается прямо из ближайшего озера, я обычно всегда чувствую себя здоровой и любимой.

Вот она, явь: прошло-то всего ничего, а я вместо уютного редакционного кабинета нахожусь в оленеводческом совхозе.

Вместо привычных завтраков, обедов, ужинов и, конечно же, кофе я питаюсь бог знает чем. Непривычно жирная уха из огромной нельмы, оленье молоко (я до недавнего времени даже не знала, что оленей можно доить); здесь нет даже чая, вместо него пьют чагу. Это такой нарост на березе, говорят, целебный, но на вкус редкая гадость, которая к тому же безнадежно портит зубы! На десерт — мороженая морошка. Но поскольку ее собирают не руками, а специальным совком, то мусора в ней всякого видимо-невидимо, вплоть до окурков.

У здешних жителей вообще довольно своеобразное понимание чистоты. Хозяева чума, в котором я нашла временное пристанище, например, одежду стирают дважды в год — весной и осенью. Меховую чистят снегом один раз в году. А уж убирают в чуме только по большим праздникам и памятным датам, поэтому босиком по полу ходить нельзя — можно запросто проткнуть ногу рыбной косточкой.

В свободное время местные мужчины пьют самогонку, настоянную на рогах оленя. На вкус, как ни странно, настойка сладковатая, отдаленно напоминающая дешевый ликер.

Я приехала сюда с водителем. Однако хозяева чума, Нина и Иван Шайдера, не обратили особого внимания на тот факт, что водитель — мой подчиненный. Они тут же помогли ему снять дубленку, шапку, сапоги, накормили, напоили настойкой, повели в баню и предложили переночевать с соседкой. «Она, вишь, одна мается, а баба здоровая, тридцать четыре года всего. Да ты не смотри, что у нее зубов нет. Это ейный мужик все выбил, счас он в тюрьме. Четыре года дали ему. Ее многие наши мужики хотели взять, дак жрет много. Чан ухи за один раз наворачивает, попробуй такую прокорми. Она в стаде у соседа работает. Ну и мужики совхозные ходят к ней ночевать — у кого жена беременная или месячные, будь они не ладны, случаются», — так отрекомендовали гостю соседку Фаю.

Мне же налили пол-литровую кружку, чем-то напоминающую бидон, настойки, отломили кусок — рука не поднимается писать — пирога. Скорее, это очень своеобразный хлеб из манной крупы. Показали место за печкой на шкурах. Вот, собственно, и все гостеприимство. Здесь я просто баба — и все!

Но меня к этому в районной администрации немного подготовили, поэтому я взяла с собой постельное белье, влажные салфетки, запасные носки и еще много чего, выдающего во мне цивилизованного человека; бросила сумки на шкуры и… ушла в стадо. Сейчас здесь происходит самое интересное — оленихи дают приплод, а потому за ними нужен глаз да глаз.

Олени и в самом деле благородные животные — молча жуют сено, фыркают, подходят ко мне, обнюхивают и медленно отходят. У самцов чешется лоб — скоро, совсем скоро надо сбрасывать пышные рога, так напоминающие корону, вот они медленно и раскачивают головами направо-налево, направо-налево.