Шагнул на крыльцо, но его сильно шатнуло, и Гюнтер схватился за косяк двери.

— Черт! — тихо выругался он. Не хватало, чтобы от полученного стресса он свалился на пороге дома, и завтра утром его здесь обнаружила полиция. Он постоял немного, прислушиваясь к себе. Земля под ногами казалась зыбкой, в теле ощущалась необычная легкость и пустота.

“Ничего, — решил Гюнтер, — до машины как-нибудь доберусь”. Он отпустил дверь, протер место, за которое держался, платком и сделал несколько быстрых шагов. Его сильно повело в сторону, и он почувствовал, что падает на левый бок. Инстинктивно Гюнтер выставил руки, но они так и не встретили земли. Вначале он не понял, что с ним происходит, и только затем, к своему ужасу, увидел, что висит более чем в метре над землей и продолжает медленно подниматься. И еще он чувствовал, что неведомая сила влечет его по улице куда-то к центру города.

Вначале он плыл по воздуху неподвижно, совершенно ошарашенный происходящим, затем стал дергаться, брыкаться, но это ни к чему не привело. Неведомая сила продолжала нести его по воздуху, медленно поднимая все выше и выше. Когда он достиг площади, из переулка верхом на метле вылетела ведьма с совой на плече. Увидела его, засмеялась и лихо очертила вокруг Понтера круг.

— Что, поросеночек, помочь? А то к утру не доберешься!

Гюнтер буркнул что-то невразумительное, затем догадался, что его принимают за своего, и недовольно, чтобы отвязаться, отрезал:

— Я сам.

— Тогда — до встречи! — махнула рукой ведьма и умчалась.

Гюнтера охватила злость. Все представлялось как в дурном сне. Нереальном, жутком, кошмарном, как офорты Гойи. “Сон разума рождает чудовищ”… Кажется, так сказано у Гойи? Крепко спит разум в Таунде, если он позволил возродиться суеверному ужасу перед силами зла, позволил сну материализоваться, чтобы сонм мистических чудовищ тенями бродил по улицам города. Почему все это случилось? Откуда они взялись? Неужели во всем Таунде нет ни одного бодрствующего человека?!

Гюнтера несло прямо на ратушу, но возле самого здания направление движения чуть изменилось, и он поплыл по воздуху мимо башни, как раз напротив циферблата часов. Часы показывали без десяти час. Он рванулся, попытался дотянуться до большой стрелки, но не хватило буквально нескольких сантиметров. Тогда он, отпустив ремешок книги и используя его как петлю, все-таки достал до стрелки, подтянулся и ухватился за нее руками. Но, как он ни напрягал мышцы, подтянуться еще ближе ему не удавалось. Неведомая сила тянула его все сильнее и сильнее — еще немного, и руки бы не выдержали.

— Я не ваш… — выдавил он сквозь сцепленные зубы. — Мой разум не спит!..

Пальцы разжимались. И тут Гюнтера захлестнула ярость.

— Нет! — закричал он. — Не верю! Не верю в вас всех: колдунов, ведьм и всех прочих! Не может вас быть!..

Его швырнуло о циферблат часов, он больно ударился о него и повис на стрелке. Неведомая сила отпустила Гюнтера, и он снова ощутил притяжение Земли и почувствовал, как стрелка часов под его весом прогибается. Тогда Гюнтер быстро нащупал под ногами опору и застыл, прижавшись к циферблату.

Он стоял так, судорожно сжимая стрелку и дрожа всем телом, и никак не мог прийти в себя. Только когда часы стали бить час ночи, Гюнтер словно очнулся, посмотрел вниз и стал думать, как ему спуститься с башни. Карабкаться по стене вниз было невозможно, и тогда он осторожно забрался на крышу, через слуховое окно попал на чердак, откуда мимо книгохранилища госпожи Розенфельд спустился по лестнице на первый этаж. Лаура Розенфельд была права — открыть окно и выбраться из ратуши оказалось пустяковым делом.

И только когда Гюнтер уже стоял на площади, он подумал, что можно было выйти и через дверь — он совершенно забыл, что в кармане лежит отмычка. Гюнтер машинально потянулся к карману и ощутил, что его кисть сдавливает ремешок книги. Он поднял книгу к глазам и увидел на ней латинскую надпись. Вероятно, одно из названий из списка Лауры Розенфельд.

Сознание неожиданно заработало четко и ясно. Гюнтер, кажется, начинал понимать, что держит в руках. Вспомнилось, как вместе с криком: “Не верю!..” его швырнуло на циферблат часов. И почему-то подумалось, что в это же время ведьма с совой на плече потеряла колдовскую силу и, кувыркаясь в воздухе, камнем летит к земле. Гюнтер расстегнул и застегнул застежки книги. Одно название сменялось другим с калейдоскопическим мерцанием, как информация о задержке рейсов на табло в аэропорту.

“Сон разума…” Гюнтер поднял голову и окинул взглядом площадь.

“Проснитесь! — хотелось закричать ему на весь город. — Посмотрите на себя — кто вы и что вы! До каких же пор!..”

Но Гюнтер не крикнул. Голос его потонул бы, как в вате, в пустыне города. И будь даже его голос гласом божьим, и подними он сейчас всех жителей с постелей, как из могил в судный день, и собери вокруг себя — не добился бы он желаемого. Смотрели бы на него, не отрывая взглядов, не было бы в их горящих глазах сна, внимали бы каждому его слову… Но жгучие зерна слов пробуждения падали бы в их души плевелами, потому что видели бы они в нем мессию, и бодрствовали бы их тела, но спал бы разум. Потому что разбудить разум можно только самому. Самому, в себе самом. И ни богу, ни сатане этого не дано. И никому, кроме самого Человека.

Гюнтер опустил голову. Все, что он мог сделать, он уже сделал. Оставалось одно. Он крепче намотал на руку ремешок книги и зашагал к дому бургомистра.

Дом бургомистра стоял такой же мрачный, с темными, закрытыми ставнями окнами, как и все дома в городе. Но Гюнтер знал, что в доме бодрствовали. Не мог доктор Бурхе спать в ночь полнолуния.

Открывая отмычкой дверь, Гюнтер краем глаза уловил движение какой-то тени у одного из деревьев на газоне. Он задержался на пороге, делая вид, что ищет что-то в кармане, но тень больше не шевелилась. Видно, почудилось, а может, просто ветер колыхнул крону дерева. На всякий случай он запер дверь изнутри, вставив отмычку в замочную скважину так, чтобы ее нельзя было вытолкнуть с другой стороны.

Вспоминая количество шагов бургомистра, повороты, количество дверей, Гюнтер поднялся по лестнице на второй этаж и остановился перед дверью, из-за которой пробивалась полоска света. Осторожно надавив на створку, Гюнтер приоткрыл дверь.

Доктор Бурхе сидел в своем кабинете. На столе, освещенном настольной лампой, стояли наполовину опорожненная бутылка “порто”, сифон с водой, стакан и блюдечко с лущеными орехами. Сам бургомистр сидел за столом и сосредоточенно раскладывал пасьянс, медленно шевеля губами. По стенам и потолку прыгали блики огня из камина.

Глядя на блики, Гюнтер вспомнил, что доктор Бурхе сегодня дома один — госпожа Шемметт отпросилась к сестре на день рождения. И только теперь Гюнтер подумал, что под днем рождения в ночь полнолуния госпожа Шемметт могла подразумевать шабаш суккуб. Впрочем, это его уже не интересовало. Он вынул из кармана пистолет и шагнул в комнату.

— Доброй ночи, доктор Бурхе, — проговорил он, аккуратно прикрывая за собой дверь.

Бургомистр застыл изваянием. Карта из приподнятой руки выпала и, перевернувшись, упала на стол картинкой вверх.

“Девятка червей, — отметил Гюнтер. — Любовь. Больше бы подошла восьмерка пик — неприятные разговоры”.

— Можете не вставать, — с сарказмом продолжил Гюнтер. — Но и резких движений делать не советую. Кое-кто сегодня уже получил свою порцию серебра. Я понимаю, что вас может устроить и медь, но не заставляйте меня поверить, что вам этого очень хочется.

Бургомистр медленно опустил руки на стол. Он, не отрывая взгляда, смотрел не на пистолет, а на книгу в руке Гюнтера. Гюнтер усмехнулся и подошел к столу.

— Чертовски хочется пить, — проговорил он и положил пистолет на стул возле себя. — Я понимаю, вы не ждали гостей и не приготовили лишний бокал. Позвольте воспользоваться вашим?

Он взял стакан, налил из сифона воды и залпом опрокинул в себя. Доктор Бурхе по-прежнему находился в прострации.