— Совсем не обязательно, что должен, ты же не любишь поп-культуру? Вообще-то это женский сайт «Дабл-Ю Дейли», позиционирующий себя как новостной проект для женщин. Поэтому новости тут соответствующие. Кстати, там писали про нашего покойного шефа. Покупал картины известных мастеров. Говорят, участвовал в престижных международных аукционах, прикинь? Я закладку сделала.

— Что, правда? — поразился я.

— Ну, да. О, вот это действительно занятно: «Недавно в Сеуле за четыре миллиона долларов ушла с молотка картина Шагала, сделавшись самым дорогим предметом европейского искусства прошлого века». Тут так и пишут: «Полотно “Бестиарий и музыка” стало наиболее дорогим лотом в истории восточных торгов». Ну, не знаю… по-моему, этот Шагал вообще рисовать не умел.

— Считается, одним из самых продаваемых художников двадцатого века, — возразил я.

— Считается, — согласилась Маша. — Для меня художники подразделяются на тех, кто своим творчеством изменяет мир; на тех, кто истолковывает, как мир устроен; и всех остальных, которые ничего не делают, не объясняют и не имеют никакого значения. Ну, ты понял, да? А Шагал… ну, не дал ему Бог таланту. А художником стать хотелось, вот он и оказался в нужном месте и в нужное время. Да и связи помогли. В результате раскрутили бедного Шагала так, что сделали одним из самых модных живописцев двадцатого века. Он сам потом в это поверил. А художник из него, как из меня балерина.

— Если постараться, — задумчиво изрек я, — из тебя вполне можно сотворить балерину.

— Нет уж, спасибо. Вот ещё новость, слушай. «Кристен Стюарт пришла на премьеру фильма в кроссовках. Недавно она на одном из телешоу показала то, что не стоит демонстрировать даже бойфренду: утягивающее нижнее белье...»

— А кто такая Кристен Стюарт? И почему бойфренду не стоит демонстрировать утягивающее нижнее белье? — начал было я,  поражаясь  нелепости  описанной  ситуации.

— Понятия не имею почему, — поддержала меня Маша, — тут так сказано. Она же «сумеречной саге» про вампиров снималась, наверное — неправильно выбрала трусики, они ей врезались в попу и натерли там. Главное в белье — правильная подборка, на это уходит масса времени и сил.

— Зачем тебе это всё? Вот уж не думал, что для тебя это так уж важно!

— Важно! — не смутилась Маша. — Я всегда обожала посещать магазин женского белья! То самое запретное царство, куда мужикам заходить стыдно. Охотно разбирала кружева и просто красивые шмотки, хорошо понимая, что не смогу себе это позволить. Рассматривала обеспеченных и красивых баб, задумчиво запускающих свои пальцы в паутинки и маленькие кусочки материи. При этом у них сосредоточенно-задумчивые лица, и я отлично понимаю, о чем размышляет каждая из них. В такие моменты спадает обыденность, уходят печали и прочие нехорошие проблемы. Неважно, что у нас не Италия. Наплевать, что климат и удобство не велят носить подобную «кружевную фантазию». Любая женщина в глубине души знает, что сотворена для любви и пышности, а строгая реальность и туповатый эгоизм любовника ничего не могут поделать с влечением ходить на тонких шпильках по кривым тротуарам. Мы все такие. Смотрим на эти тряпки, решая, что лучше — белое с кружевной оторочкой или черное с красной шелковой лентой? А то, что на самом деле удобно, в сей момент не столь уж и важно. В конце концов, здесь продают женские мечты. А потом… В итоге получается в лучшем случае неплохой секс, чуть-чуть нежных льстивых слов и не более того...

— Как красиво ты умеешь говорить! Какой-то плач обиженных и не умеющих красиво одеться по погоде. Но ты же сама носишь стринги? Зато от рассказа о мечтах меня слегка заклинило и даже захотелось его записать.

— Ты ничего не понимаешь! От этого рассказа и должно клинить. Вообще, сейчас только и пишут о какой-то мерзотной хуйне, так что из дома выходить не хочется. Сколько можно о глупостях, свинствах и человеческих пороках? Неужели самим приятно потом это перечитывать?

— Может и приятно. Но не думаю, что кто-то из авторов читает свою писанину. На человеческих пороках, глупостях и свинствах мир держится уже несколько тысячелетий. Поэтому трудно сейчас ожидать чего-то нового.

— Да, всё забываю тебя спросить: ты где работаешь?

— Там же. Институт социоведения, если коротко. Полное название пока ещё пишется так: «Учреждение российской академии наук Институт социоведения РАН»

— А почему — ран? — не поняла Маша.

— Ну, как. РАН большими буквами. Сокращенно — Российской Академии Наук. Ты же сама там работала, недолго правда.

— Что значит — работала? Сначала связались по емейлу, потом поговорили по телефону, через Интернет заключили договор подряда, я приняла техзадание к договору подряда, а когда выслала готовые эскизы, то подписали акт о приемке выполненных работ. В результате бабосы на мой счет даже не перевели, суки! Вроде бы кто-то там где-то накосячил с договором. Так и бросила всё, не стала из-за таких мелочей права качать, начала, но бросила. Я там у вас всего-то раза три была… Или четыре? Погоди… это что же получается, учреждение российской академии наук, институт такой-то, российской академии наук? Два раза?

— Выходит, что два, — усмехнулся я. — Причем все академические институты переименовали таким образом несколько лет назад. Со всеми названиями так. Но с первого января грядет новое переименование, теперь все документы переделывать, печати менять, договора перезаключать, допсоглашения оформлять, в общем — весело будет, не соскучишься. А звучать будем как «Федеральное государственное бюджетное учреждение науки Институт Социоведения Российской Академии Наук».

— Хос-с-спади, получается ещё длиннее! Делать кому-то нечего.

— Это ещё что. В своё время долго крутили, как произносить и писать короткое название нашего института. Аббревиатура должна была звучать как «ИНСРАН» или «ИСРАН», что неблагозвучно как-то. Выручило то, что «ИСРАН» уже занято Институтом социологии, с которым нас иногда путают. В результате кратко наш институт называется просто «ИНС» — ИНститут Социоведения. Коротко и ясно. Хотели назвать «ИНСАН», но вовремя одумались. Кто-то подсказал, что сура Аль-Инсан — семьдесят шестая сура Корана. Могли возникнуть неприятности.

— Я так и не поняла, чем там, собственно, занимаются?

— Не ты одна, — хихикнул я. — Каждый в отдельности занимается, или всё в комплексе?

— В комплексе. Про тебя, в отдельности, мне более-менее понятно и так.

— Как написано на нашем сайте: «основное направление работы Института — изучение восприятия человеком информации об окружающей реальности, и информационного взаимодействия между отдельными людьми и обществом в целом». На самом деле, в Институте Социоведения самим социоведением занимаются всего два с половиной человека: один на полставки, другой практически ничего не делает, а третий скоро уйдет на пенсию. Остальные — кто чем, но их темы каким-то образом включены в официальный научный план. Боюсь только, скоро вообще прикроют наш институт. Обанкротят или расформируют. После прихода нового директора поток финансирования настолько обмелел, что в ближайшем будущем станет нечем за коммунальные услуги платить. Вот и доизучались.

— А чего там изучать? Всё равно люди получают не что заслужили, а что попало, с этим ничего не поделаешь.

— Однако тянет на мудрость. Твоя мысль?

— Моя. Согласен?

— Вполне, — охотно признался я.

— Обычно сразу же спорить начинают, когда говорю такие вещи.

— Я спорить не буду… Да, у меня к тебе просьба. Выполнишь?

— Смотря что. Если смогу или если захочу, то — да. А если попросишь чего-нибудь особо изощрённого, затейливого и замысловато-причудливого, то извини друг, обойдёсся!

— Не, ничего такого аморального и сверхвозможного, — засмеялся я. — Продай мне несколько твоих картин? Стоимость сама назови, за сколько обычно продаешь? А то я не разбираюсь в ценах.

Давать Маше деньги просто так, мне почему-то показалось безнравственным, а, учитывая её катастрофическое материальное положение, как-то подкормить финансово было необходимо.