Самое главное — надо жить. Ну как они там будут без меня? Ведь голова-то у меня еще работает. Я многое еще могу сделать. Значит, надо бороться.

Не нервничай. Не выплевывай ту гадость, какой тебя пичкают врачи. Выполняй все процедуры, какие они предписывают, и, как говорится, дыши глубже. Это только слабые умирают. А тебе еще жить и жить. Эх, сбросить бы сейчас лет пятнадцать…

— Слушай, — сказал я жене, когда она пришла ко мне. — Ну посмотри, на кого ты похожа? Зачем тебе ездить в такую жару, да еще каждый день? Ведь свалишься! А кто за тобой будет бегать? Некому. Зачем мы снимали дачу? Сиди там спокойно. Ну ладно, звони в Москву. Чуть что — тебе сообщат. Со мной ничего не случится, понимаешь? Мне лучше.

Глава VIII

ИРА

«Сегодня я увидела, как у нас в лесной зоне играют в пинг-понг. Я подошла ближе. Играло человек пять, по железному закону — проигравший вылетает. Выигрывал все время один парень, которого (ты угадал) звали Игорь. Ребята показывали неплохой накат и хорошую подрезку.

Потом Игорь сказал:

— Ребятишки, мне надоело вас высаживать, уступите место девушке.

Очевидно, это его метод знакомства. Учти, может, тебе пригодится в Красноярске.

Ребята меня осмотрели, обменялись между собой тихими замечаниями и стали усиленно меня уговаривать.

Я сказала, что играла очень давно и очень плохо.

— Я буду нежно играть с вами, — сказал Игорь.

— Я не хочу нежностей, — сказала я (естественно, общий хохот), — давайте серьезно.

— Ладно, — сказал Игорь, — пятнадцать очков форы.

Я играла еле-еле, перекидывала и смотрела, что он может. Он не тянул сильной подрезки и укороченных мячей. Но я послала только два таких мяча, для проверки.

Счет был двадцать один — девятнадцать в мою пользу.

Полное ликование публики. «Проиграл — уходи!» — кричали Игорю.

— Что-то у вас получается, — сказал он, — десять очков форы.

Эту партию я тоже выиграла. Случайно, на последних мячах.

— Так вы умеете играть! — сказал Игорь.

— Я просто разыгралась, — сказала я.

— Повторим, десять форы.

— Пять, — сказала я.

Он свистнул.

— Пять? Держитесь, я буду играть серьезно.

Мы начали играть серьезно. Он старательно и сильно бил справа (но мячи почему-то шли в сетку). И я опять еле-еле выиграла.

— Черт возьми, вам повезло, — сказал Игорь.

— Да, — сказала я, — играем на равных.

Он очень старался. Публика улюлюкала. Я перешла в нападение. Он не держал сильных ударов. Но у меня тоже не все получалось. Опять я выиграла на двадцати двух. Можешь представить энтузиазм его товарищей.

— Теперь я вам даю пять форы.

— Ах, так! — сказал он.

Я думала, он разобьет мячик, сломает стол или порвет сетку. Я выиграла.

— Десять форы, — сказала я.

Ребята уже не могли ни кричать, ни смеяться. Они катались по траве. Я его совершенно забила ударами слева. Причем на примитивной тактике. Увожу его направо, потом сильная подрезка в левый угол. Если он бьет, то в сетку. А подрезать он как следует не успевает. Дает высокий мяч. Я бью. Элементарно.

Давать ему пятнадцать форы было легкомысленно. Он все-таки неплохо накатывает. Но расчет был психологический. Правда, я ушла в глухую защиту (при такой игре нельзя рисковать), но он просто уже не видел мяча и со злостью лепил удары в сетку.

Выиграв, я поблагодарила его и сказала, что устала.

Меня провожали до калитки нашей дачи. Пришлось сознаться, что когда-то давным-давно у меня был хороший второй разряд.

Об этом матче по поселку ходят легенды.

Вчера я пришла на волейбольную площадку. Там были мои недавние знакомые, но кто-то из ребят спросил меня:

— Ира, вы играете?

— Когда-то играла, слабо, — сказала я.

— Все понятно, — сказал Игорь. — Ставьте ее на четвертый номер и давайте ей второй пас.

Вот так я развлекаюсь. И еще читаю английские книжки. Неплохо, не скучаешь, — скажешь ты. А что мне остается?

Надо все время быть чем-то занятой. Иначе… Ты, конечно, будешь смеяться, но даже во сне я вижу тебя. Извини, я знаю, что ты не любишь так называемых сентиментальностей. Больше не буду. Ни за что не буду. Пойду играть с Игорем в пинг-понг и читать английские книги. Вот я какая. Самостоятельная.

Я считаю дни, когда ты приедешь. Я знаю, что дальше будет трудно. А может, вообще ничего не будет. Я хочу, чтобы ты приехал завтра, сегодня, сию минуту.

Не прилетай, слышишь? Это потому, что я все время о тебе думаю. Все время. Главное даже, чтоб не мы с тобой — главное, чтоб был ты. Ты очень способный художник. И надо, чтобы ты шел дальше. А сейчас ты на месте. Не обижайся, — ни нравоучения, ни советы, — но надо, понимаешь, надо, чтоб ты много ездил и много видел!

У тебя сейчас тяжелое положение — нельзя, чтобы ты замыкался в себе. Тогда кончишься. От твоих последних картин становится страшно. Не хочется жить. А разве это так? Разве тебе не хочется жить?

Да, ты обижен: выставляются художники слабее тебя. Но зачем ты на них равняешься? Ты равняйся на Валентина Серова, Врубеля, Ван-Гога, Сезанна. Это то, что тебе близко. Вот ты пытайся до них дорасти. А тогда уже не страшно. Милый, извини, я очень хочу, чтоб ты приехал, но ты еще не скоро снова туда выберешься. Ты опять будешь сидеть целый год в своей мастерской или шляться по старым переулкам Москвы.

И не думай ни о чем. Только смотри. А за меня не волнуйся. Я буду ждать. И ты знаешь, мне кажется, ты мне ближе, когда ты сейчас в Красноярске, чем потом, осенью, когда ты будешь в Москве».

Глава IX

ВАЛЯ

Жили-были старик со старухой тридцать лет и три года. Старик ловил неводом рыбу, старуха пряла свою пряжу. Вот, по-моему, идеальная семейная жизнь. И то, через тридцать три (!!!) года, пошли какие-то разногласия, весьма существенные.

Вот и мне бы, наверно, лучше всего было бы прясть свою пряжу, да чтоб мой старик каждый вечер возвращался с уловом пескарей или прочих продуктов из рыбного магазина.

Бывают же люди, которые созданы для обыкновенной жизни. Мне бы учить детей азбуке, а после работы, сготовив обед, сидеть с мужем, смотреть телевизор или, когда муж не очень уставший, ходить с ним в кино или театр. И муж мой должен был бы быть солидным, уравновешенным человеком, который после своих производственных дел на заводе мечтал бы посидеть дома с женой. Любил бы он только меня и находил бы счастье в семейной жизни.

Как это ни смешно звучит, но мне бы больше и не надо было. Ну бывают люди, созданные для дома, для семьи. Нормальная, тихая жизнь.

Куда там!

Началось с того, что я не поступила в педагогический и попала в медицинский. Что со мной творилось на первых двух курсах! Как я только приходила в морг, на вскрытие, тут же падала в обморок. Я не могла видеть даже порез на пальце. А теперь? А теперь я хирург в районной поликлинике. Чистенькая работа, не правда? Гнойные раны, аппендициты, травмы. И ничего. И говорят, я неплохой хирург. Хладнокровный.

Я как-то очень понимаю, как зайца можно научить играть на барабане. Привычка. Воспитание.

Но главное даже не это. Уж когда не везет, то не везет до конца. Я вышла замуж за Феликса. И ведь как чувствовала! Ведь сначала он мне не нравился. Ведь он год за мной ходил. Уговаривал. Когда он хочет, он все может. И случилось необъяснимое. Вышла я за него замуж и полюбила, да, наверно, так, как не могла никого полюбить.

А уж если и бывают люди, для которых семейная жизнь это ад, которым нельзя жениться, во всяком случае лет до шестидесяти, то вот пожалуйста — Феликс Алехин.

Первые два года — это сплошные слезы и ссоры. А ведь тогда-то он меня любил! Сколько мне пришлось мучиться, прежде чем я к нему привыкла, прежде чем я его стала понимать. По-моему, ни один, даже самый близкий Феликсу по характеру и по душевному складу, человек не смог бы с ним прожить более двух месяцев. Нет, зайца можно научить играть не только на барабане.