— Ой, мама! — заорал кретин. Терёт глаза руками, а ни фига не видно! Ну опустил придурка Робин Гуд!

— Потом я ему ещё много чего сделал, — признался слушателям переодетый принц. — Подсыпал в мыло наждака, подлил в шампуни клея, подменил духи мочой. От этого всего у фараона началась чесотка.

— А что, он так не отпустил твою родню в пустыню? — спросили у него.

— Да отпустил, — озабоченно почесался Робин Гуд, — Да только мне это всё на пользу не пошло. Я отошёл за куст посикать да и потерялся. Вот почему теперь я здесь, а царство моё — там.

— Хорошая история, — сказали постояльцы, заседатели корчмы, — но и у нас не хуже.

— Ну и что у вас такое было?

— Вы не поверите, — сказали братья, — Мы встретились с чудовищной медузой.

И рассказали вот что.

История про рыцаря Персика и чудовищную Медузу

— Было нас три злодея-братца. Мы с самого начала учиться грамоте не захотели и школу пропускали каждый день. Потом это стало у нас вредной привычкой. Потом переросло в порок. Потом от нас уж и вовсе никому житья не стало. Мы отнимали у детишек деньги, проигрывали их друг дружке в орлянку и даже воровали картошку, репу, лук, морковь. И вот решили, что квалификация у нас уже солидная, пора идти и промышлять на большаке. Старшему мама дала ножик, среднему — гвоздь, а младшему — ножку от стула.

— Идите и живите, как хотите, а я от вас устала.

С таким наказом мы были просто неотразимы. И вскоре от нас застонали окрестные леса. Кто ни едет по дороге, кто ни идёт, мы хоть тыкву гнилую, да отымем. Тут король как разозлился, надоело ему тыкв недосчитывать, и издал указ: кто трёх разбойников поймает да приведёт ко мне, тому дарю годовую контрамарку на "Трёх поросят". Это такой у них ансамбль.

Тут нашу маму алчность обуяла. Она подумала: хоть малый, а всё же прок от обормотов. Пошла и сдала нас, натурально, всех троих за контрамарку.

— Ну что, бездельники? — с усмешкой нас спросил король. — На контрамарочке попались? Не стыдно маленьких-то обижать?

Мы думали, что нас напорют. Возможно, что поставят в угол. А может, вкатят два за четверть. И не дадут смотреть кино.

Но вышло всё гораздо хуже. Король был тоже не дурак. Кинь нас в тюрьму, так мы бы живо набрались там науки всякой воровской. Оттуда вышли бы на волю, в кармане аттестат, квалификация, отмычки, большой авторитет на зоне.

Он поступил совсем иначе — недаром в университетах обучался! Велел поставить нам конфет и угостил нас кока-колой. Пока мы лопали конфеты, король нам в уши задувал. И вот надул такую лажу. Типа, дети, у нас тут есть одна принцесса. Прошу заметить, лишь одна. А вас, красавцев, целых трое.

— А что такого? — рассудил старшой братан, — Нам на покамест хватит и одной. Я вот женюсь, а братиков пристрою при дворе.

— Экой прыткий ты, — заметил братану король, — Да как бы всё бы просто! Принцессу-то чай надо от злова чудища спасти!

Тут бы нам в тюрягу попроситься, там спокойней. Да кока-кола в башки ударила. И конфеты шоколадные с ликером. Мы говорим:

— Фигня на палке! Подумаешь, чудовища какая! Мы её ножом пырнём, гвоздём тыкнём и ножкою от стула по башке как врежем!

— От молодцы! — сказал король, — Крутые пацаны!

И нам поведал нехорошую историю. Принцесса ихняя влюбилась в какого-то заморского пахана. Мужик-то, в общем, ничего, да больно много потребовал приданного за королевной. А отказать нельзя — не по-королевски! И тут король надумал неплохую штуку. Одно ведь дело, когда подсовывать принцессу в жёны, а совсем другое освобождать её от звери. Принц как намается с чудовищей, так ему жалко потом бросать трофей. Он приведёт принцессу в королевство, а король так скажет слегка со скукой: а мы уж думали, принцессочке кабзец и всё приданное уж на поминках съели. Хотите, милый друг, берите даром. Не хотите, бросьте где-нибудь в углу. Тот и подумает: на кой мне это сдалось? Да так принцессочку и бросит. Но покамест у дурака ума-то не хватает. Сидит он там, на берегу, и верит, что вот сейчас припрётся страшная зверюга и будет он, сердешный, за королевну биться, как герой.

— А мы при чём тут? — спросил наш старший, самый умный.

— Да вот при том, ребята. Пойдите вы туда к нему и выполните все его дурацкие затеи. Принц слегка повёрнут — сдвиг по фазе. Вы притворитесь, будто б верите во всё. Он угомонится и отвалит.

— А как его зовут?

— Да имя-то дурацкое какое! Прости, Господи, Персик ведь его зовут!

Тут мы расхохотались. Козла с такой дурацкой кличкой развести, как лоха, проще не бывает!

Пришли мы тут на бережок. Всё точно: принцесса на верёвке привязана у камня. А Персик этот славненько гуляет так по бережку. Тут глянули мы и обалдели. Ну, блин, вот параша! Как он одет и как мы одеты!

Тут младший среди нас, вот этот, с флюсом, выперся вперёд и говорит:

— А вы, босс, почём брали ситчик на штанцы?

Тот отвечает вежливенько так, с поклоном:

— Понятиев не имеем, почём нынче в Париже продают портки из полиэстру.

А сам так фалдочки поднял да перед нами гоголем и ходит.

— А рубашку бархатну почём на рынке брали? — спёртым голосом просипел наш средний братец.

— Ах, вы ошиблись. Это самый лучший кутюрье французский. У его в мастерской стоит такая чучела с названьем Манекен. Точь-в-точь мои размеры. Я как приеду за покупками в Париж, так первым делом к кутюрье, узнать: какие нынче моды завелись в Версале.

— А ножик-то у вас, чай, золочёный? — старший братец так обзавидовался, аж вспотел.

— Это шпага от самого лучшего оружейника в Париже. Вы не поверите, но ей завидовал сам Король-Солнце.

Он шпажкой повертел, и у старшого ум отшибло. Эт сколько ж можно золотишка наскрести с неё!

— А что это у вас такие зубы чёрные? — спрашивает франт.

— Эт мы конфеты ели, — отвечал старшой.

— А что это у вас сопля висит, милейший?

— Да эт я кокай-колай подавилси, — сказал второй.

— А вы когда-то умывались, пацаны?

— Да не. Мы родились в курятнике, а жили на болоте.

— Всё понятно. Заработать не желаем? Как вам мой кафтанчик?

Короче так. Послал он нас не куды попало, а прямо к трём таким старухам. Узнать, почём нынче зеркала на рынке. Да и купить одно такое круглое. И с этим зеркальцем пойти поймать ему медузу.

Ну, мы парни пробивные. Для нас такое дело — только плюнуть! Идём дорогой да смеёмся: вот ловко лоха провели! За золочёный-то кафтан пойди да и спроси про цену! Да ещё поймай ему медузу!

Однако что-то вскоре сильно поплохело. Всё больше камешки нам попадаются под ноги. Оно и ясно: чего им, королевичам, белы ножки колотить по камню! Да сапожки щегольские ломать на горках! А дальше ещё труднее. А мы друг дружке говорим:

— Мы братаны лихие. Нам что болота, а что камни — всё нипочём! Кафтанчик поимеем, да и посватаем к принцессе! Старшего запишем женихом, а младшие-то притулятся сбоку!

Запёрлись высоко мы это. Оглядываемси. Чуем: что-то тут не то. А тут старуха старая. Не знай, откеле. И говорит нам так:

— Хлопчики, да вы, видать, робяты бойкие.

— Да, мы такие.

— А вы зайдите к нам чайку попить.

И повела нас всех в свою избушку. Мы с братанами этак перемигиваемся. Типа ничего мы на фиг не боимся, и вообще нам по фигу все эти страсти.

Вошли туда, а там ещё сидят такие две страхолюдные старушки. И говорят:

— Миляты, вы нас не стесняйтесь. Садитесь тут вокруг стола да и рассказываёте: зачем припёрлись, кому должны, чего плохого в жизни натворили.

Тут мы сели и, как на духу, всё бабкам рассказали. Как в школе списывали у других, как воровали семечки у бабушки за печкой. Как учителей не уважали, как маму часто огорчали. Само собой, всё рассказали и про тыквы.

— Ага. Ага, — сказали бабки, — Нас тоже кое-как зовут. Вот эту, с большим носом, зовут Ля Лябра. Вторую, с большим ухом, зовут Ля Бокка. А третью — совсем просто — зовут Ля Блядя. Значит, так. Тебе, Ля Лябра, отдаём меньшого — чтоб было проще в рот совать. Второго пацана дадим Ля Бокке — она отлично умеет делать отбивные. А старшего, уж так и быть, пусть хавает Ля Блядя.