К счастью, у Хэ Тайчжэня давно уже было все устроено, и его солдаты в результате непрерывной тренировки чувствовали себя в полной боевой готовности. Едва получив императорский указ, он велел Юй Хучэну той же ночью поднять солдат и побатальонно вывести их из города, а сам, уладив все дела в провинциальном управлении, захватил наиболее преданных чиновников и отправился вслед за войсками в Тяньцзинь. Там он намеревался с помощью диктатора севера закупить лучшие винтовки и скорострельные орудия, а также получить в министерстве налогов жалованье для солдат. Но в Тяньцзине он неожиданно столкнулся с множеством трудностей: даже заказанные орудия и винтовки нельзя было получить в срок.
Время мчалось быстро, в хлопотах промелькнули три с лишним месяца, а обстановка становилась все хуже и хуже. Японцы глубоко вторглись в китайские земли, взяли города Фэнхуан, Порт-Артур и Вэйхайвэй. Даже мертвые богдыханы в страхе заворочались в своих могилах. Столица бурлила. Всегда веселый лик вдовствующей императрицы омрачился: теперь она сдвинула брови, погрузилась в самосозерцание и велела приостановить торжественные приготовления к своему шестидесятилетию. Старый князь Благонамеренный был введен в военное ведомство на правах главнокомандующего всеми пехотными и конными силами. Он же разрабатывал планы военных действий. Из Тайного совета вывели двух канцлеров, заменив их Гун Пином и Гао Янцзао. Генерала Лю Икуня послали в качестве императорского уполномоченного контролировать войска, действовавшие против Японии. Хэ Тайчжэнь был придан ему в помощь со строгим приказом о немедленном выступлении.
В это страшное время, когда все кругом чувствовали себя очень тревожно, Хэ Тайчжэнь по-прежнему умудрялся сохранять такой спокойный вид, будто он в праздничной одежде и шелковом поясе ехал на прогулку. Расквартировав свою армию возле заставы, он стал терпеливо дожидаться винтовок и пушек. Только после Праздника фонарей[302] губернатор с большим шумом выступил за заставу и, приблизившись к Хайчэну, разместил свой штаб в большом старом храме.
Перед храмом была широкая площадь, как будто специально созданная для занятий по стрельбе, а это вполне соответствовало замыслам Хэ Тайчжэня. Его подчиненные могли видеть, как губернатор каждое утро, забрав с собой триста только что обученных гвардейцев, которых он прозвал «батальоном тигров», отправляется на плац и целый день тренирует их в стрельбе по цели. Проделав эту операцию, он возвращался в свой кабинет и принимал посетителей. После обеда он обычно приглашал к себе кого-нибудь из своих любимцев, рисовал с ними пейзажи, снимал отпечатки с надписей на камнях, а с наступлением вечера закрывал двери и читал при свете лампы.
Все забеспокоились. Особенно тревожился за губернатора редактор академии «Лес кистей» Ван Цзышэн, который давно уже хотел усовестить его, но не находил подходящего случая.
Однажды утром, когда чуть забрезжил рассвет, птицы издали свой первый щебет, а Ван Цзышэн еще сладко дремал, не в силах оторваться от теплого одеяла, в комнату вошел унтер-офицер с криком:
— Командующий отправился на стрельбище! Все генералы ждут его там. Мой начальник тоже пошел туда и велел срочно позвать ваше превосходительство!
С этими словами унтер-офицер удалился. Ван Цзышэн вскочил, прополоскал рот, оделся по форме и не спеша вышел на улицу. Северный ветер бил в лицо, все было покрыто снегом, поэтому по пути на плац Ван Цзышэн успел сильно продрогнуть. Возле храма он увидел множество военных, сновавших взад и вперед. У ворот торчали два длинных шеста, покрытых красным лаком. На одном из них развевался огромный флаг с иероглифом «Командующий», а к другому был прикреплен широкий щит, на котором старинным угловатым шрифтом было написано: «Сдающимся даруется жизнь». Справа от ворот, на выбеленной стене, красовалось большое объявление, написанное небрежным почерком в манере Хуан Тинцзяня[303]. Все надписи были сделаны самим губернатором. В объявлении говорилось:
«Настоящим довожу до всеобщего сведения, что я получил приказ государя командовать хунаньской армией. После трехмесячного обучения мое войско выступило из заставы Шаньхайгуань на восток и в скором времени начнет решительный бой с японцами. Я полтора десятка лет изучал искусство стрельбы, и сейчас обученные мною воины поставлены в авангарде с лучшими винтовками и скорострельными пушками. Неколебимы мои позиции, грозно развеваются знамена. Армия моя только идет вперед, а не отступает, побеждает, а не терпит поражения. Могут ли истощенные долгой войной японские солдаты соперничать с моими воинами?! Но я командую армией, выступающей за гуманные и справедливые принципы, и никогда не считал подвигом убийство. Я сочувствую японскому народу, которого по приказу генералов гонят на кровопролитную войну, чтобы ценой жизни тысяч людей снискать радостную улыбку Отори Кэйсукэ. Я хочу сохранить жизнь народам обоих наших государств и поэтому откровенно заявляю вам, что после боя японским солдатам и офицерам бежать будет некуда. Видите ли вы щит с надписью «Сдающимся даруется жизнь», который я вывесил? Если японцы бросят оружие и встанут на колени под щитом, то я вышлю парламентера и приму их в свой лагерь. Обещаю кормить пленных два раза в день и обращаться с ними точно так же, как с китайцами. После окончания войны их отправят на родину. Пусть небо и духи подтвердят, что я не нарушу своего обещания. Если же варвары будут сопротивляться и упорствовать, то я берусь разбить их всего лишь в трех схватках. Когда они потерпят поражение во всех трех битвах, пощады им не будет. Пусть подумают над этим, чтобы потом не раскаиваться!»
Ван Цзышэн, одним духом прочитавший объявление, еще восхищался его необыкновенным стилем и мудрым смыслом, когда в храме вдруг раздался громкий крик, извещающий о приходе командующего.
В воротах показался Хэ Тайчжэнь в собольей шапке с коралловым шариком и синем шелковом халате на лисьем меху с узкими рукавами, отороченными выдрой. Поверх халата была надета небесно-голубая куртка для верховой езды, перетянутая поясом из белой чесучи с двумя кистями, символизирующими верность и сыновнюю почтительность.
С гордо поднятой головой он медленно шел вперед, сопровождаемый несколькими стражниками и целым отрядом гвардейцев, которые, словно осиный рой, высыпали из храма. Ван Цзышэн приблизился к командующему, отвесил поклон и последовал за ним на стрельбище. Здесь, на почтительном отдалении, уже стояла мишень с красным кружком. Триста «тигров» в одинаковой форменной одежде выстроились шеренгой по обе стороны от Хэ Тайчжэня, держа на плечах скорострельные винтовки с примкнутыми штыками, на которых сурово поблескивало холодное утреннее солнце. Рядом собрались гражданские и военные чиновники с разноцветными перьями на шапках. Хэ Тайчжэнь, остановившийся в центре стрельбища, громко произнес:
— Сегодня мы первый день на передовых позициях. Возможно, через сутки-двое нам придется вступить в решительную битву с врагом, поэтому я хочу воспользоваться сегодняшней показательной стрельбой и сказать вам несколько слов. Вы, наверное, думаете: «Вот, наш генерал рвался в бой, словно его поджаривали, а стоило нам прибыть сюда, как он уже три месяца стоит на месте и не торопится». У многих из вас, должно быть, зародились сомнения. Так вот знайте: это не означает, что я струсил, просто генерал-ученый отличается от генерала-солдафона! Сначала я мечтал уничтожить врагов до последнего и проглотить все Восточное море. Но потом, во время обучения солдат, я еще раз перечитал «Военное искусство» Сунь-цзы и в третьей главе под названием «Стратегия нападения» встретил чрезвычайно поучительную мысль. Мне стало ясно, что слова Сунь-цзы «покорить чужую армию, не сражаясь», имеют тот же смысл, что и слова Мэн-цзы: «Для гуманного нет врагов». Благодаря им я поднялся на новую ступень в командовании армией: я понял принцип неба — любить все живое — и не хочу стяжать себе славу убийством людей. Достаточно уничтожить тысяч пять японских солдат, чтобы как следует припугнуть их, и тогда можно спокойно переходить к гуманным действиям: японское войско распадется само собой. Объявление и щит «Сдающимся даруется жизнь», которые вы сегодня видели, являются началом этой новой военной тактики. Но вы, конечно, захотите узнать, на чем основана моя уверенность в победе? Я отнюдь не собираюсь попусту хвастаться: мою веру обеспечивает отряд в триста храбрецов тигров, который находится сейчас перед вами. Я уже истратил двадцать тысяч юаней на одни призы, ибо по нашим правилам каждый, кто уложит за пятьсот шагов все пять пуль в красный кружок мишени, получает восемь лян. В последнее время я выплачиваю по тысяче и более юаней в день, некоторые бойцы получили уже по двадцать — тридцать лян, таким образом, количество отличных стрелков у нас все время возрастает. На Западе меткие стрелки тоже встречаются, но там их не наберется и нескольких десятков! Даже если нам придется воевать со всеми государствами Европы, мы дадим им сто очков вперед: стоит ли говорить о крошечной Японии? Поэтому я обращал главное внимание на обучение солдат стрельбе, а не на быстроту ведения войны, считая, что качество оружия и храбрость солдат — условия второстепенные. Победа лежит у нас в кармане — зачем же торопиться? Но сейчас мастерство солдат достигло предела и настало время показать себя. Я хочу только, чтобы вы крепко запомнили мое наставление: «Не бойся смерти и не помышляй о бегстве» — тогда мы отвоюем весь Ляодун, легко усмирив японцев. Я кончил. Сейчас мы еще потренируемся в стрельбе по мишеням. Как обычно, начну я, а остальные будут продолжать!