— Я слышал, что на иностранных кораблях очень просторно, — сказал Цзинь Вэньцин. — Даже каюты второго класса там значительно больше, чем салоны у нашей Коммерческой пароходной компании. Зачем же мне ехать в первом классе?

— Посланник — представитель целой страны, — возразил Куан Чаофэн. — От того, как он держится, зависит авторитет государства. Все наши бывшие посланники в Германии и России ездили в первом классе — я проверил это по старым архивам. Нельзя ради мелкой экономии унижать достоинство страны!

Тут Дай Босяо приблизился к Цзиню и прошептал ему на ухо:

— Имейте в виду, что сопровождающие едут третьим классом, хотя в отчете я поставил второй. Благодаря этому господин может и повеселиться вволю, и респектабельность сохранить!

Цзинь Вэньцин кивнул.

— А вот донесение о сроке отъезда, — проговорил Куан Чаофэн, засунув руку в голенище сапога и вытащив оттуда бумагу. — Оно уже переписано начисто. Вам остается только просмотреть, поставить дату, и можно отсылать.

Посланник взглянул на бумагу и помялся в нерешительности.

— Пароход отправляется двадцать второго, это день…

— Об этом не беспокойтесь, — подхватил Дай Босяо. — Выезжая на сто — двести ли, я и то выбираю счастливый день. Вы же отправляетесь в далекое путешествие, от которого зависит судьба отечества, разве я посмел бы пренебречь этим?! Дату отъезда выбрал самый искусный геомант во всем департаменте, и она как раз совпала с днем отплытия корабля. Само счастье сопутствует вам, Ваше превосходительство!

— Ну, раз тут действовал геомант, можно не волноваться: назначенный им день непременно будет удачным!

Последующие несколько дней Цзинь Вэньцин был занят неизбежными в таких случаях прощальными визитами. Только к полудню двадцать второго числа сборы были наконец закончены, и Цзинь со своими спутниками поднялся на борт корабля «Саксония». Русские и немецкие военные суда, которые стояли на рейде, приветствовали медленно выходящий из порта корабль поднятыми флагами и пушечными выстрелами.

На протяжении всего пути море было спокойным. Пароход шел по обычному курсу Азия — Европа. Цайюнь в первый раз путешествовала по морю, и хотя качки не было, она чувствовала себя неважно и целыми днями лежала в каюте.

Цзинь Вэньцину нечего было делать. Он часто приглашал к себе Куан Чаофэна поболтать, а иногда и сам ходил к нему. В шумном Гонконге, Сингапуре, портах Цейлона — повсюду Цзинь Вэньцин встречался с местными консулами, учеными, коммерсантами. Цайюнь тоже часто сходила на берег развлечься, видела множество новых вещей, слышала массу удивительных разговоров и потому не ощущала скуки. Так незаметно они миновали Аден, проплыли Красное море и приблизились к Суэцкому каналу.

Однажды после обеда Цайюнь снова немного прилегла, а Цзинь Вэньцин с тремя слугами отправился на поиски Куан Чаофэна. Еще издалека он услышал в салоне шум. Не понимая, в чем дело, Цзинь послал одного из слуг вперед, чтобы тот все разузнал. Через мгновение до него донесся голос другого слуги, Афу:

— Идите скорее смотреть, как иностранец фокусы показывает!

Посланник подошел к дверям салона, заглянул внутрь и увидел трех китайцев, сидящих в ряд, с опущенными головами и закрытыми глазами. Перед ними стоял бородатый иностранец средних лет. Со всех сторон эту группу окружали люди; шеи их были вытянуты, на лицах застыло изумленное выражение. Куан Чаофэн с двумя переводчиками также были в этой толпе. Заметив Цзинь Вэньцина, они подозвали его.

— Вы пришли как нельзя кстати! — воскликнул Куан Чаофэн. — Посмотрите на необыкновенное искусство господина Бешкова!

Цзинь Вэньцин ничего не мог понять. Иностранец быстро подошел к нему, пожал ему руку и, оглянувшись на Куан Чаофэна и обоих переводчиков, спросил:

— Это его превосходительство Цзинь, который едет послом в мою страну?

Услышав, что иностранец говорит по-китайски, Цзинь Вэньцин ответил сам:

— Ну, зачем вы так величаете меня! Я действительно Цзинь. К сожалению, не имею чести знать вашу фамилию и имя.

— Этого господина зовут Бешков, — ответил переводчик Хуан. — Он знаменитый русский ученый и художник, прекрасно знает медицину и обладает волшебной силой, с помощью которой командует чужими душами. Стоит ему применить свое мастерство к любому человеку, как тот во всех движениях начнет подчиняться его приказу, а когда проснется, ничего не помнит. Вчера господин Бешков рассказывал нам об этом, а сегодня проводит опыты! — Он указал на трех китайцев, сидящих на стульях. — Видите, Ваше превосходительство, как крепко спят эти слуги?

Цзинь Вэньцин не мог скрыть удивления.

— Волшебная сила тут ни при чем, — засмеялся Бешков. — У нас на Западе это явление называют гипнотизмом. Оно открыто итальянцами и является всего лишь продолжением науки об электричестве и психологии. Ничего удивительного здесь нет. Взгляните, господин, сейчас эти люди подымут левую руку.

С этими словами он устремил взгляд на трех сидящих китайцев и сделался похожим на буддийского монаха, читающего заклинания.

— Поднимите левую руку! — сказал он вдруг громко.

Все трое высоко подняли руки, словно их потянули за ниточку.

— Теперь я заставлю их поднять правую! — обратился иностранец к Цзинь Вэньцину. Он отдал приказ, и у слуг оказались подняты обе руки.

В салоне поднялся гром рукоплесканий и криков одобрения.

Цзинь Вэньцин, Куан Чаофэн, переводчики, сопровождающие и другие чуть не разинули рты. Бешков быстро сделал знак всем присутствующим, прося не шуметь.

— Господа! — сказал он. — Смотрите, сейчас эти люди задерут головы, высунут языки и будут аплодировать моему искусству.

Он отдал приказ, и китайцы стали хлопать в ладоши точь-в-точь как сказал Бешков. Все рассмеялись.

— Вы говорили, что можете заставить любого человека рассказать о своих тайнах, — сказал Куан Чаофэн. — Не устроите ли вы такой опыт?

— Нет ничего легче, — ответил Бешков, — но только это не совсем благородно. Лучше не пробовать.

Все стали умолять его провести опыт.

— В самом деле, — обратился Цзинь Вэньцин к гипнотизеру. — Почему бы вам не выбрать кого-нибудь из присутствующих?

— Ну, раз меня просит господин посланник, я готов произвести опыт вон на том старике, — согласился Бешков.

Он взял за руку одного из сидящих — пожилого слугу лет пятидесяти — и посадил его поодаль. Усыпив старика, он сделал ему внушение. Некоторое время слуга молчал, а потом вдруг опустил голову и начал что-то бормотать. Сначала его слова было трудно разобрать, но потом все услышали следующее:

— …Увидел я наложницу посланника, и даже сердце заболело. Люди говорят: она красивая, а разве моя барышня Сюэ была некрасивой? Помнил я о своем положении, вот и не смел согрешить с ней. А барышня Сюэ мне и говорит: «Даже императрица У Цзэтянь[163] благоволила к своим придворным, и они не отказывались от ее любви потому только, что стояли ниже ее. Говорят, многие готовы были пойти на плаху, лишь бы доставить своей госпоже удовольствие. А ты, чурбан, трусишь!» Тогда я согласился. Сейчас вспоминаю, так лучше этих дней и не было!..

Речь старика становилась все более неприличной. Боясь, что у Цзинь Вэньцина могут родиться нежелательные аналогии, Бешков поспешно прекратил опыт. Однако посланник не обратил на слова слуги особого внимания.

— Не знал я, что этот старик такой бабник! — сказал он со смехом Куан Чаофэну. — Воистину: «Не говори, что любовь не касается пожилых: персиковый цвет молодого женского личика волнует и старое сердце».

Все засмеялись вместе с ним. Цзинь Вэньцин крикнул Афу, чтобы тот набил ему трубку, однако мальчик-слуга доложил:

— Он ушел, пока этот старик разговаривал во сне!

Цзинь промолчал.

Тем временем Бешков прекратил свои эксперименты над китайцами. Они очнулись и стали тереть глаза, как будто только что пробудились ото сна. Все стали спрашивать их, что они чувствовали, но они абсолютно ничего не помнили.