— Но мне необходимо, — возразил я, — знать, какого рода почву будет проходить бурав: песок, глину или лесс — каждый вид почвы требует особого обращения.
— Ну, скажем, слизь, желе, — ответил Челленджер. — Да, теперь мы будем рассчитывать, что вашему бураву предстоит пробить слой слизи. А теперь, мистер Джонс, я должен обратиться к довольно важным делам и поэтому пожелаю вам доброго утра. Формальный контракт с упоминанием суммы и всего прочего вы можете подписать с моим главным производителем работ.
Я поклонился и повернулся, но, не дойдя до двери, остановился. Любопытство одолело. Он писал тупым пером, отчаянно царапал бумагу и сердито посмотрел на меня.
— Ну, сэр, чего еще? Я надеялся, что вы ушли.
— Я только хотел спросить вас, сэр, какова может быть цель невероятного эксперимента.
— Прочь, сэр, прочь! — сердито крикнул он. — Старайтесь возвыситься над меркантильными и утилитарными областями торгашества. Пошлите к чертям ваши испытания и деловые стандарты. Наука ищет знания. Пусть знание ведет нас, куда захочет, все равно мы должны стремиться к нему. Узнать раз навсегда, кто мы, почему и где мы находимся — разве это само по себе не величайшая мечта человечества. Идите, сэр, идите.
И опять его огромная косматая голова склонилась над бумагами, и борода разметалась по столу. Тупое перо заскрипело еще пронзительнее прежнего. Я ушел от этого необыкновенного человека, а в голове моей вихрем кружились мысли о странном предприятии, участником которого я только что стал.
Придя в свою контору, я застал там широко улыбающегося Тэда Мелоуна, ожидавшего результатов моего визита к Челленджеру.
— Ну? — воскликнул он. — Не стало хуже? Ни скандалов, ни битвы, ни покушения на вашу жизнь? Наверное, вы были с ним очень тактичны. Что вы думаете о старике?
— Самый тяжелый, наглый, нетерпимый, самовлюбленный человек из всех, кого я встречал, но…
— Вот, вот, — перебил Мелоун. — Все мы доходим до этого «но». Верно, он именно таков, как вы говорите, и даже много неприятнее, но чувствуешь, что такого большого человека нельзя измерять нашей обычной меркой и от него можно вынести то, чего не позволишь никому на свете. Не так ли?
— Ну, я не настолько близко его знаю пока, чтобы уверенно ответить, но должен признаться, что если он не просто буйнопомешанный и то, что он утверждает, правда, тогда он действительно выдающаяся личность. Но правда ли это?
— Разумеется, правда. Челленджер всегда прав. Ну, до чего же вы договорились? Говорил он вам о Хенгист-Дауне?
— Да, мельком.
— Ну, так поверьте мне, что это предприятие колоссально — колоссально по замыслу и колоссально по выполнению. Он ненавидит всех газетчиков, но доверяет мне, зная, что я не сообщу больше того, на что он меня уполномочит. Поэтому мне известны его планы, по крайней мере многие из них. Это такая хитрая старая птица, что никогда не знаешь, что у него творится там, на донышке. Как бы то ни было, я знаю достаточно, чтобы уверить вас, что Хенгист-Даун совершенно конкретное предложение, почти законченное. Мой вам совет: пока просто ждите событий, но потихоньку подготовляйтесь к ним, приводите в порядок свои материалы. Вы довольно скоро получите известия или от него, или от меня.
Известия пришли от самого Мелоуна. Через несколько недель он спозаранку явился ко мне в контору в роли вестника.
— Я к вам от Челленджера, — заявил он.
— Вы вроде рыбы-пилота при акуле.
— Я горжусь тем, что значу что-то для него. Он в самом деле удивительный человек. Все готово, и все его расчеты подтвердились. Теперь ваша очередь, а затем он даст сигнал к поднятию занавеса.
— Не поверю, пока не увижу собственными глазами, но у меня все готово, упаковано и остается только уложить на грузовик. Могу приступить в любой момент.
— Тогда приступайте теперь же. Я отрекомендовал вас как на редкость энергичного и пунктуального человека; смотрите, не подведите меня. Итак, отправимся по железной дороге, и по пути я вам сообщу, что вам предстоит делать.
Было ясное весеннее утро, — для точности 22 мая, — когда мы пустились в это фатальное путешествие, приведшее меня к событиям, отныне ставшим историческими. По дороге Мелоун передал мне письмо от Челленджера, являвшееся для меня инструкцией.
«Сэр!
По приезде в Хенгист-Даун благоволите явиться в распоряжение м-ра Барфорта, главного инженера, посвященного в мои планы. Мой молодой друг Мелоун, податель сего, также имеет к ним касание и может избавить меня от непосредственных переговоров. В настоящее время мы закончили обследование некоторых явлений шахты на уровне четырнадцати тысяч футов и ниже, которое всецело подтвердило мои гипотезы о строении тела планеты, но требуются еще более веские доказательства, прежде чем я смогу произвести известное впечатление на ограниченные взгляды современного научного мира. Эти доказательства надлежит добыть вам, а они будут свидетелями. Спускаясь в лифте, вы заметите, предполагаю, что вы обладаете редкой способностью быстро схватывать подробности, что проходите постепенно залежи вторичного мела, угольные пласты, девонские и кембрийские отложения, и, наконец, гранит, через слой которого проходит большая часть нашего туннеля. Дно его в настоящее время покрыто тарполином, и я запрещаю вам снимать его слой, поскольку всякое грубое прикосновение к чувствительной внутренней пленке земного ядра может привести к чудовищным результатам. По моему распоряжению поперек шахты укреплены две крепких балки с настилом в двадцати футах над ее дном, и между ними оставлено небольшое пространство. Оно будет играть роль зажима для ваших приборов артезианского бурения, в частности для трубы. Бура в пятьдесят футов длиной вполне достаточно; на двадцать футов он будет опущен под настил, так что коснется непосредственно слоя тарполина. Если вы дорожите своей жизнью, не опускайте его ни на дюйм ниже. Тридцатифутовая часть бура будет подниматься над настилом, и когда вы установите его, надо полагать, что в почву он войдет не меньше, чем на сорок футов. Поскольку субстанция почвы здесь чрезвычайно мягкая, я полагаю, что вам даже не понадобится двигательной силы, и труба собственной тяжестью проникнет в те слои, которых мы еще не вскрыли. Этих инструкций совершенно достаточно для нормально развитого человека, но я несколько опасаюсь, что вам потребуются дополнительные разъяснения, о которых сообщит мне наш юный друг Мелоун.
Легко представить себе, что к моменту прибытия на станцию Сторрингтон, близ северной границы Саут-Даунс, я был чрезвычайно взволнован. Несколько карет ждало у старого вокзала. Одна из них потащила нас за шесть-семь миль по проселкам и кочкам, глубоко взрытым колеями, доказывавшими, что здесь происходило оживленное движение. Сломанное колесо автомобиля лежало в стороне и показывало, что не нам одним путь казался тяжелым. Однажды сбоку показался разбитый остов крупной машины, и мне показалось, что я различаю клапаны и пистоны гидравлического насоса.
— Это все работа Челленджера, — ухмыльнулся Мелоун. — Говорят, что машина оказалась неточной на одну десятую дюйма, и он попросту вышвырнул ее вон.
— И, конечно, возникло судебное дело?
— Судебное дело. Дорогой мой, да тут следует открыть постоянное отделение суда. У нас дел в суде хватит на целый год. Да и правительству тоже. Старый черт никого не боится. Король против Джорджа Челленджера и Джордж Челленджер против короля — это наше нормальное состояние. Потом им обоим придется-таки потаскаться по судам. Ну, приехали! Дженкинс, вы можете нас пропустить.
Высокий человек с изуродованным ухом заглянул в автомобиль и подозрительно осмотрел нас. Узнал Мелоуна и приветствовал его.
— Ладно, мистер Мелоун. А я думал, что это от Американского «Ассошиэйтед Пресс».
— О, они тоже пытались попасть сюда.
— Сегодня они, а вчера парни из «Таймса». О, они тут рыщут, как охотничьи собаки. Вот посмотрите-ка. — Он указал на далекую темную точку на горизонте. — Не угодно ли? Это телескоп чикагской газеты «Дэйли Ньюс». Да, они здорово охотятся за нами. Я видел, как они галдели, как стая ворон, там у маяка.