Ясно, он сумасшедший.

— Я замечаю, что ваш мозг, — продолжал он, — не приспособлен к охвату идеи. Но постепенно он переварит ее. Вы не замечали, как степь и вереск напоминают шерсть гигантского животного? Подобная аналогия существует во всей области природы. Потом вы заметите периодическое опускание и подъем суши, напоминающее медленное дыхание животного. Наконец, вы заметите, как природа волнуется и почесывается, что для нашего лилипутского состояния выражается в землетрясениях и конвульсиях.

— А вулканы? — спросил я.

— Те-те… Они соответствуют тепловым точкам нашего тела.

У меня голова закружилась, и я лихорадочно искал возражения на эту чудовищную гипотезу.

— Температура! — воскликнул я. — Разве не установлено, что она повышается по мере углубления в Землю и что центр Земли представляет расплавленную жидкую массу.

Он отвел мое возражение.

— Вам, возможно, небезызвестно, сэр, поскольку начальные школы сейчас стоят на высоте, что Земля сплющена у полюсов. Это значит, что полюса расположены к центру ближе, чем всякий другой пункт поверхности, и, казалось бы, должны быть больше подвержены действию тепла, о котором вы говорите. Разумеется, вы не будете отрицать, что температура полюсов несколько ниже тропической.

— Ваша идея настолько нова и неожиданна…

— Конечно, нова. Привилегия глубокого мыслителя состоит в продвигании идей, которые из-за своей новизны часто враждебно принимаются серой массой. Ну, сэр, что это такое?

Он взял со стола маленький предмет и помахал им перед носом.

— Я бы сказал, что это морской еж.

— Именно! — воскликнул он с удивлением, точно услышал умное замечание от ребенка. — Совершенно верно, это морской еж, обыкновенный эхинус. Природа повторяет себя во многих формах, невзирая на размеры. Этот эхинус — модель, прототип Земли. Вы замечаете, что он имеет грубо круглую форму и сплюснут у полюсов? Представим себе Землю в виде огромного морского ежа. Что вы можете на это заметить?

Главное мое замечание состояло в том, что вся его идея слишком абсурдна, но я не посмел сказать этого вслух и стал искать более вежливых аргументов.

— Живое существо нуждается в пище, — сказал я. — А как может утолить свой голод Земля?

— Прекрасное возражение, превосходное, — весьма покровительственно ответил профессор. — Вы хорошо охватываете то, что очевидно, хотя много медленнее ориентируетесь в тонких намеках. Откуда Земля получает пищу? Тут мы снова обратимся к нашему маленькому приятелю, эхинусу. Окружающая его вода проходит по каналам его тела и обеспечивает его питание.

— Значит, вы думаете, что вода…

— Нет, сэр, нет. Не вода. Эфир. Земля, несясь по своей орбите, пасется на пастбищах бесконечности, и эфир проникает сквозь нее и, проходя через ее поры, обеспечивает питание. Целое стадо других планет-эхинусов делает то же самое; Венера, Марс и остальные, и у каждого есть свои собственные пастбища.

Он сумасшедший, это ясно, но спорить с ним не следует. Мое молчание он понял как знак согласия и улыбнулся мне с самым благожелательным видом.

— Мы подвигаемся вперед, подвигаемся, — сказал он. — Начинает уже мерцать свет. Сперва он немного ослепляет, но мы к нему скоро привыкнем. Прошу еще вашего внимания, пока я сделаю еще пару замечаний по поводу этого существа на моей ладони. Допустим, что на поверхности его твердой оболочки имеются некоторые бесконечно малые насекомые, ползающие на этой самой оболочке. Как вы полагаете, будет ли эхинус знать об их присутствии?

— Думаю, что нет.

— В таком случае вы легко себе можете представить, что Земля-планета не имеет ни малейшего представления о том, что человеческая раса эксплуатирует ее. Она не имеет никакого понятия о чудовищном произрастании растений, ни об эволюции животных, прилипших к ней во время бесконечных блужданий вокруг солнца, как ракушки облепляет дно старого корабля. Таково положение вещей в настоящее время, и его-то я и хочу изменить.

Я оторопел.

— То есть как изменить?

— Я хочу дать знать Земле, что есть хотя бы один человек, Эдуард Челленджер, который нуждается в ее внимании, который требует ее внимания, настаивает на этом. Разумеется, это первая попытка такого рода.

— А как, сэр, вы достигнете этого?

— А вот тут-то мы подходим к деловой части. Вы попали в самую точку. Я снова позволю себе обратить ваше внимание на это интересное маленькое существо, которое я держу в руке. Под защитной оболочкой это сплошные нервы, невероятная чувствительность. Разве не ясно, что если паразитирующее на нем животное желает привлечь его внимание, оно должно пробуравить дырку в его коже и только тогда возбудить нервную систему, чувствительный аппарат.

— Разумеется.

— Или возьмем другой пример: домашнюю муху или комара, эксплуатирующих поверхность человеческого тела. Мы можем и не знать, не быть уверены в их присутствии. Но вдруг, когда насекомое запускает свое жало, свой хобот сквозь кожу, нашу защитную кору, мы с неудовольствием вспоминаем, что мы не совсем одни. Теперь мои намерения становятся для вас понятнее. Во тьме забрезжил свет, не так ли?

— Боже мой! Вы хотите просунуть свое жало сквозь земную кору? Он закрыл глаза от удовольствия.

— Вы видите перед собою того, — сказал он, — кто первым проникнет сквозь эту твердую защитную броню. Я даже могу говорить об этом в настоящем времени и сказать: который проникает.

— Вы сумели это сделать?

— С благосклонной помощью Мордена и Компании. Думаю, могу теперь сказать: да, я это сделал. Несколько лет неустанной работы, производившейся днем и ночью всеми существующими видами сверл, буравов, землечерпалок и взрывчатых веществ, привели нас к цели.

— Неужели вы хотите сказать, что пробили кору?

— Если ваше замечание выражает удивление, это ничего, удивление пройдет. Если же оно обозначает недоверие…

— Нет, сэр, ничего подобного.

— В таком случае примите мое утверждение без комментариев. Мы пробили кору. Толщина ее оказалась около четырнадцати тысяч четырехсот сорока двух ярдов, в круглых цифрах — восемь миль. Вам будет небезынтересно узнать, что в ходе работ мы имели счастье натолкнуться на мощный пласт угля, который, вероятно, со временем сможет окупить все расходы нашего предприятия. Главным нашим затруднением были подземные источники в нижне-меловых слоях и пески Гастингса, но мы их преодолели. Теперь мы достигли нижнего этажа, а в нижнем этаже будет работать не кто иной, как мистер Пирлесс Джонс. Вы, сэр, представляете из себя комара, а ваш артезианский бур является комариным жалом. Мозг сделал свое дело. Мыслитель может отойти в сторону. Теперь очередь механика, несравненного с его металлическим жалом. Вам теперь ясно?

— Но вы упомянули цифры: восемь миль, — воскликнул я. — Но известно ли вам, сэр, что пять тысяч футов считаются пределом возможности артезианского бурения? Я отлично знаком с одним колодцем в Верхней Силезии, глубиной в шесть тысяч двести футов, но это исключительная вещь, своего рода чудо техники.

— Вы меня не поняли, мистер Несравненный. Либо мои объяснения, либо ваш мозг недостаточно ясны, и я не буду настаивать — что именно. Я прекрасно осведомлен о пределах артезианского бурения. Я не истратил бы миллионы фунтов стерлингов на колоссальный туннель, если бы мог обойтись грошовым шестидюймовым буром. Все, что я от вас требую, — это приготовить бурав, обладающий всей возможной остротой, не более ста футов в длину, приводимый в действие электрическим мотором. Совершенно достаточно обыкновенного ударного бурава, поднимающегося обратно силой собственного веса.

— Но почему с электромотором?

— Я здесь для того, чтобы давать приказы, а не разъяснения, мистер Джонс. Слушайте. Прежде чем вы окончите свою работу, может случиться, повторяю — может случиться, что ваша жизнь будет зависеть от того, что бурав можно приводить в действие электричеством на расстоянии. Я надеюсь, это возможно сделать.

— Конечно, можно.

— Тогда приготовьтесь. Не все еще готово для нашего активного выступления, но вы теперь же приступите к приготовлениям. Больше мне нечего вам сказать.