В другой книжке он мастерит для ребят, у них же на глазах, картонного коня — клеит его, раскрашивает, приделывает колесики и гриву.

В третьей книжке он обсуждает с детьми весьма существенный для них вопрос — «Кем быть?»

В любом мастерстве поэт находит то, что может показать особенно привлекательным и заманчивым деятельному человеку на шестом-седьмом году жизни.

Маяковский отлично понимал, что в своих играх дети учатся жить, учатся чувствовать, думать и действовать.

Его детские книги «Кем быть?», «Конь-огонь», «Прочти и катай в Париж и в Китай» — целиком основаны на детской игре.

Но воображаемая прогулка с ребятами по разным странам была для него не только веселой  игрой, картонный конь — не только игрушкой.

О том, какое значение придавал Маяковский книгам для детей, можно судить по его беседе с одним из иностранных журналистов.

Журналист задал ему обычный в таких случаях вопрос:

— Над чем вы сейчас работаете?

Маяковский ответил:

— …С особенным увлечением работаю над детскими книжками.

— О, это интересно, — сказал журналист. — И в каком же духе вы пишете такие книжки?

— Моя цель — внушить детям некоторые элементарные общественные понятия. Но, разумеется, я делаю это осторожно.

— Например?

— Скажем, рассказ о лошадке на колесиках. Так вот, я пользуюсь случаем, чтобы объяснить ребенку, сколько людей работало, чтобы такую лошадку сделать. Таким образом ребенок получает представление об общественном характере труда. Или описываю путешествие и таким образом знакомлю ребенка не только с географией, но и с тем, что, например, одни люди — бедные, другие — богатые.

Вероятно, эта беседа очень удивила иностранного журналиста, который вряд ли мог предполагать, что большой лирический поэт нашего времени, прокладывающий в поэзии новые дороги, станет тратить свое время и силы на решение каких-то педагогических задач.

А между тем Маяковский и в самом деле владел высоким педагогическим искусством — искусством воспитывать и больших и маленьких. Он писал не для того, чтобы его стихами любовались, а для того, чтобы стихи работали, врывались в жизнь, переделывали ее.

В любой детской книжке — будь то сказка, песенка или цепь смешных и задорных подписей под картинками — Маяковский так же смел, так же честен, прям и серьезен, как и в своей поэме «Хорошо!» или «Во весь голос».

И в то же время, работая над стихами для детей, он никогда не забывал, что его читатели — маленькие, всего по колено ему ростом.

Осторожно, сдерживая свой громовой голос, как бы не желая напугать ребят, он беседует с ними о важных материях — шутливо, ласково, уважительно:

Маяковский говорит с детьми без всякой снисходительности. Его отповедь маленькому трусу, маленькому лентяю или неряхе сурова и беспощадна. Его похвала тем, кто ее достоин, немногословна и отчетлива, как похвала командира:

«Стихи детям» занимают в собрании всех стихов Маяковского особое и значительное место. Эти стихи могут еще многому научить детей да, пожалуй, и взрослых.

 Судьба  детской  книги  в  нашей  стране  не   зависит   от   произвола коммерческих издательств или от инициативы отдельных  энтузиастов-педагогов.

Книга для детей стала у нас  делом  всей  большой  советской  художественной литературы.

Как нужна тут внимательная, добросовестная, умная  критика,  понимающая все сложные и многообразные задачи литературы, которая встречает человека на пороге жизни.

А   что   представляет   собою   селекционер   наших   детских    книг, неизменный советчик  библиотекарей  и  педагогов  —  профессиональный  критик детской литературы?

Нашел ли он какие-нибудь новые дарования? Обогатил ли он детское чтение смелой и удачной инициативой, подобно тем философам и педагогам,  которые  в свое время предложили ввести в детскую библиотеку Робинзона Крузо и другие произведения мировой литературы?

Нет, наши критики пока что не балуют нас подарками. Заметные критические статьи появляются у нас чрезвычайно  редко.  Гораздо  чаще  встречаем  мы  в печати большие или маленькие рецензии. А рецензия — хоть и самая пространная — это еще не критическая статья, даже если она раздуется так,  как  басенная лягушка, увидевшая вола. Об этих рецензиях не стоило бы и говорить, если  бы они не  приобретали  иногда,  за  отсутствием  серьезной  и  систематической критики, слишком большого веса и  значения.  К  ним  прислушиваются,  и  они надолго определяют судьбу книги.

Молодому и еще неопытному педагогу (а у нас много молодых  и  неопытных педагогов) иной раз не с кем посоветоваться о выборе  детской  книги,  и  он всецело полагается на отзывы в журнале, набранные петитом, или на  случайные газетные рецензии.

Давайте же поговорим о рецензентах детской книги. До сих пор  их  самих еще никто не рецензировал. Пусть они  испытают  на  себе,  приятно  это  или неприятно.

Рецензия,   которая   зачастую   притворяется   серьезной   критической статьей,прежде  всего  выбирает  для  себя  загадочное  и   глубокомысленное заглавие. Перечислю несколько таких заглавий.

«Повесть многих граней и проблем». Это сказано  пышно,  но  не  слишком точно. «Грани» и «проблемы» настолько различные понятия,  что  никакой  союз «и» не может  их  соединить.  Вряд  ли  писатель  К.  Паустовский,  которому посвящена эта рецензия, будет  благодарен  за  такой  комплимент.  Но  зато, вероятно, его ничуть  не  огорчит  то  легкое  и  неопределенное  порицание, которым озаглавлена другая  рецензия,  напечатанная  на  страницах  того  же самого журнала «Детская и юношеская литература». Рецензия эта называется  «С холодком рассудочности».

А как вам нравится такое заглавие: «Кролик еще ждет своего писателя». Или «С окуневой точки зрения», или «И не пионеры  и  не  история»,  или «Выхолощенный Жан-Кристоф». Подумала ли неосторожная рецензентка о том,  что «Жан-Кристоф» — это не только заглавие книги,  но  и  мужское  имя,  которое носит герой  романа?  Очевидно,  не  подумала.  Иначе  она  не  наделила  бы Жана-Кристофа таким ветеринарным эпитетом, а попросту сказала бы, что  книга Ромена Роллана в переделке для детей потеряла свою сложность и глубину.

А попробуйте-ка угадать, о чем или о  ком  идет  речь  в  рецензии  под названием «Импортная грусть»? О Генрике Сенкевиче.

А что значит «Научная фантастика — прожектор исторического  завтра»?  И бывает ли вообще «историческое завтра»? До сих пор, как это  известно  всем, история занималась прошлым.

Но дело не в названиях статей. Содержание статей о  детской  литературе иногда бывает гораздо страшнее.

Что  такое  критик  по  нашим   понятиям?   Это   философ,   публицист, литературовед. Он  должен  сочетать  философское  мышление  с  дарованием  и темпераментом общественного деятеля, борца, не говоря уже о хорошем вкусе  и серьезном знании своего предмета. Но беда в том, что люди, пишущие о детской литературе, зачастую и не философы, и не публицисты, и не литературоведы.

Я  вовсе  не  хочу  обвинить  их  в  том,  что  они   мало   занимаются теоретизированием. Напротив, любая наша рецензия на три четверти состоит  из какой-то  метафизики  —  педагогической,  литературной  или  философской.  У каждого из рецензентов есть свой узкопрофессиональный  жаргон  или,  вернее, свой таинственный шифр. Этот шифр настолько своеобразен, что  может  служить для критика чем-то вроде дымовой  завесы.  Дымовая  завеса  критика-педагога (обычно именуемая «спецификумом педпроцессов») скрывает  его  от  нескромных взглядов критика-литературоведа. А уже  литературовед  окружает  себя  таким густым, таким ядовитым туманом терминологии и фразеологии, что к нему  и  не подступишься без противогаза.