— Пожалуйста, позаботься о группах. Некоторые студенты могут быть очень расстроены. Доктор Тэдвик был многообещающим преподавателем. Никто не ожидал такого поворота событий.

Я знаю, что студенты расстроятся, особенно в группах Маршала. На старших курсах небольшие группы. Все друг друга знают. Моя группа первокурсников огромная, около сотни студентов. Большинство из них не очень хорошо знакомо с Тэдвиком. Даже не знаю, как они воспримут это известие. Ошеломленная, я киваю и разворачиваюсь, чтобы уйти. Мое занятие идет внизу прямо сейчас, и нового преподавателя, вероятно, уже сожрали живьем.

Пока я иду вниз по лестнице и думаю о Тэдвике, я чувствую эту полую область в центре моей груди. Мои эмоции в полном беспорядке. Вдобавок к тому, что произошло прошлой ночью, я чувствую, как контроль над ними ускользает. Я ослеплена. В моей голове вспыхивают образы, наполненные улыбкой Тэдвика, его голосом, занятиями — вещи, которым он научил меня, невозможно забыть. Как отклик его жизни, которая была прервана, все кажется таким бессмысленным. Так не честно. Я чувствую, как тяжесть в груди оседает на желудок, и меня начинает тошнить. Не могу ничего поделать, кроме того, чтобы думать, что Тэдвик все еще жив и одет в лоскутное пальто с большими страшными пуговицами. Я представляю его за кафедрой и понимаю, что больше никогда не увижу его там снова.

Существуют люди, которые не торопятся переходить к обучению других. Однако это кажется глупым. В то же время, я думала, что знаю все, но у Тэдвика было другое мнение на свой счет. «Жизнь — это путешествие», — говорил он. «Никто не может знать абсолютно все, а самое лучшее, что и не должен». Он имел в виду, что я не должна все понимать, чтобы жить своей жизнью.

Это и есть разница между мудростью и знанием. Тэдвик был мудр. В моем горле застревает комок, когда я подхожу к дверям аудитории. В другой день, я бы зашла с другой стороны и села на первый ряд, но не сегодня.

Комок в моем горле вырос настолько, что его уже нельзя было проглотить. Я стою перед парадным входом в аудиторию, и неподвижно смотрю на серебряную ручку. Прежде чем войти внутрь, я произношу небольшую молитву в память Тэдвика, на благо его семьи. Я не особо верю во все это, но ничего не могу поделать. Сейчас это кажется правильным.

Когда я открываю двери аудитории, вижу бесконечные ряды мест. Они все еще заполнены. Полагаю, новый преподаватель продолжает занятия, как ни в чем не бывало. Одна из студенток разговаривает, отвечая на вопрос из «Антигона», заданный на сегодня.

Взглянув вниз в переднюю часть комнаты, вижу черный костюм нового преподавателя, и не беспокоюсь по поводу того, чтобы взглянуть ему в лицо. Я медленно спускаюсь по лестнице. Никто не смотрит на меня. Все знают, что я младший АП. Я смотрю под ноги, пока спускаюсь по лестнице по направлению к передней части огромной комнаты. Я будто в пузыре. Звуки вокруг меня размыты, но примерно на полпути мое внимание привлекает передняя часть комнаты. Волосы на моей шее встают дыбом, и я чувствую на себе пару глаз.

Медленно я поднимаю взгляд, чтобы увидеть, кто смотрит на меня. Он останавливаются на мужчине в передней части комнаты. На мгновение он смотрит на меня, и я вздрагиваю. Каждая частичка моего тела перегружена. Чувствую, как мозг в моей голове раскалывается и распадается на части.

Этого не может быть, только не со мной, только не сейчас.

Я останавливаюсь и смотрю.

Это Питер.

Глава 5

Каждый дюйм моей кожи покрывается мурашками. Ледяная дрожь пробегает вниз по спине и перемешивается с похотью, еще наполняющей меня с прошлой ночи. Я глазею на него, замерев на ступеньках. Питер смотрит на меня своими великолепными глазами. Его рот замирает на полуслове, голова наклоняется в сторону, пока он смотрит на меня. Питер моргает, будто я от этого исчезну, как плохой сон, и одно моргание позволит мне раствориться.

Я понятия не имею, о чем он думает. Выражение его лица раздражающе безразличное. Ужас медленно просачивается сквозь меня, словно кислота, выжигая остальные эмоции. Хоть и не чувствую их сейчас, я знаю, они все еще здесь, придавленные шлюзом, который вот-вот прорвется.

Осознание приходит ко мне, когда я замечаю его одежду — этот утонченный костюм, который идеально сидит на его прекрасном теле. Он стоит перед кафедрой. Он отвечает (или отвечал) на вопрос студента. Вот, черт.

Питер — замена профессора.

Питер — преподаватель.

Питер — мой босс.

Мое сердце становится хрупким, как стекло, и если я вздохну, оно разобьется. Я ощущаю большое давление, хотя ничто ко мне не прикасается. Чувствую силу, врезающуюся в мое тело, в мою потрепанную душу. Слишком много сегодня пошло не так. Трещины начинают разламывать меня на куски.

И шлюз срывает. Я не хочу этого, но чувства вырываются наружу. Задыхаясь, закрываю рот рукой, и так сильно сжимаю губы, что они начинают болеть. Часть моего рассудка говорит продолжить движение и тихо сесть на место, но я не могу. Я словно примерзла к ступеням, я разваливаюсь. Питер следит за мной своими изумительными глазами. Он ни на секунду не отрывает взгляд. Он стоит неподвижно, будто я самое большое потрясение, которое могло с ним произойти.

Студентка, которая отвечала до этого, Лили, продолжает повествование. Краем глаза, я вижу, что она поднимает руку вверх.

— Извините, Доктор Гранц? — спрашивает она.

Питер вздрагивает, и его голова поворачивается к Лили. Он улыбается, как ни в чем не бывало. Будто мое появление не имеет значения. Студенты, которые сидят рядом со мной, поглядывают на мою замороженную фигуру, все еще стоящую на лестнице. Низкий голос Питера заполняет комнату. Динамик так четко его отражает, что я не могу вынести этого. Мои ноги приказывают тащить свою задницу подальше отсюда, но я не могу.

Я убираю руку от лица и иду к своему обычному месту, в начале аудитории. Питер больше на меня не смотрит. Занятие продолжается, и я занимаюсь своей работой: отмечаю посещаемость и размещаю его вопросы на интерактивной компьютерной штуковине, которую университет приобрел в прошлом году. Для ответов студенты используют iTouch, а преподаватель может видеть их записи. Такие манипуляции помогают как студентам, так и учителям, хотя большинство из последних не умеют этим пользоваться, вот почему в каждой группе есть ассистент.

За час я просто оцепенела. Я не могу справиться с этим. Слишком много произошло так быстро. Я больше не могу здесь находиться, в аудитории Тэдвика, зная, что никогда снова его не увижу. Вдобавок осложнения с Питером. Не могу вынести того, что буду видеть его каждый день, позволять ему говорить, что мне делать, сидеть с ним часами и сортировать документы. Мой желудок скручивается и вращается, в секунду вырабатывая все больше кислоты. К концу занятия, я облокачиваюсь на свой стул так, что моя голова практически касается спинки сиденья.

Питер отпускает группу. Он поворачивается и ненадолго смотрит на кафедру, пока я собираю свои вещи, чтобы уйти. Когда я встаю и начинаю подниматься по ступеням, слышу свое имя.

— Сидни Коллели, пожалуйста, подойдите ко мне, прежде чем уйдете.

Я слышу шелест бумаг за собой, когда Питер собирает свои записи.

Медленно повернувшись, я смотрю на него. Комок в моем горле достиг размера моей головы. Я не могу глотать. Я трещу по швам. Я чувствую это. Разговаривать с ним — не самая лучшая идея, но в аудитории еще остались несколько студентов. Я не могу его проигнорировать.

Как и должно быть, люди заметили, что что-то пошло не так, когда я увидела Питера. Свидания с профессором противоречат политике университета, так же как и свидания с боссом. А Питер относится и к тому, и к другому. Если кто-то узнает, что между нами произошло, нас обоих уволят. В академии подобных вещей не допускают. Правила были прописаны черным по белому, когда мы записывались в ассистенты. Было время, мы думали, что спать с профессором даже звучит непристойно, но теперь — черт, черт, черт. Мозг переключился в режим паники. Пока иду к Питеру, пытаюсь его заблокировать.