— Интересно. Расскажи! Никита рассказал брату об ужасном кошмаре, посетившем его после смерти Бажены.

— Если бы я отомстил комесу сразу, то убивал и убивал всех без разбора. Обычных людей, попавших под руку, женщин и детей в замке.

Валера всё-таки уговорил Никиту. Ехали обратно через Брянск, дорога была накатана и хорошо подкованные лошади шли очень ходко по идеально ровной поверхности реки. Города и поселки вдоль дороги отдали свою долю рискового служивого и, склонного к грабежу добычи, народа для набега на Карачев князю Святославу Ольговичу, и теперь опасливо запирали ворота. Две сотни полноценно вооруженных воинов — сами по себе грозная сила, а тут еще двое чехов в немецких доспехах смотрелись полными рыцарями.

Выгоревший Карачев, окруженный конными дозорами Олега, позволял трем тысячам ряжских ополченцев спрятаться за стенами от стрел карачевских охотников, но не от холода и голода. Всего три сотни охотников не пускали врагов ни за дровами, ни за едой. Припасы давно были съедены, ещё во время долгой дороги, надежды на грабеж не оправдались, а подвоз хлеба из Брянска диверсанты Олега легко блокировали. Первый же обоз, пришедший на помощь врагу, Олег приказал вырезать поголовно. Трупы людей он приказал не хоронить, а оставить в низовьях Снежети, и больше обозов из Брянска не было, никто не хотел умирать даже за очень большие барыши. Приезд Никиты и Валеры с двумя сотнями всадников резко изменил баланс сил, теперь можно было вступать в прямое столкновение с ряжскими ополченцами, а не устраивать охоту за отрядами, посланными заготавливать дрова и провиант. Олег пригласил братьев залезть на вышку, оборудованную в двух сотнях метров от стены Карачева.

— Ты уверен, что лестница выдержит мой вес? — опасливо посмотрел на ажурную тридцатиметровую конструкцию Валера.

— Я уже опробовал, не трусь, — ободрил его высокий и крупный Олег.

— Стрелами не пробуют достать? — всё еще не хотел подниматься по лестнице Валера.

— Ополченцы весь день стреляли, пока мы её строили. Я даже, поначалу, только пленных использовал. Женевские конвенции Ряжск не подписывал, — попытался пошутить Олег, — Стрелы на излете даже полушубок овчинный не пробивают.

Противник это дело ущучил, стрелять перестали, железные наконечники, сам знаешь, дорого стоят.

На вышке дул пронизывающий ветер, площадка покачивалась, и, казалось, вот-вот упадет. Дежурный наблюдатель вцепился руками в поручень так, что казалось еще немного и жердь начнет крошиться. Лицо его выражало ужас, и пользы от его наблюдения было мало.

— Хреновая конструкция. Строить надо было ниже метров на десять, на уровне промежуточной площадки. Я смотрел оттуда, в бинокль весь город видно. Непонятно, что ты хочешь там, в городе, высмотреть, всё черным-черно, одна сажа, — Валера старался не отходить от середины помоста, и был готов сразу спуститься на землю.

— Мне кажется, или они на самом деле устроили на месте кремля кладбище? — Никита передал бинокль Олегу.

— Они постоянно стаскивают туда трупы. Еще неделя, и нам не с кем будет воевать. Вопрос даже не в голоде, они могут людоедствовать, вопрос в холоде. Мы, уходя из Карачева, очень тщательно выжгли город, дотла. Вчерашняя вылазка ополченцев была совсем никудышная. Вялые, обмороженные, их было стыдно убивать, — сказал Олег. Но голос у него был довольный.

— Я читал, что при небольшом морозе, можно спать на открытом воздухе. Нужен хороший тулуп и меховые сапоги, — Валера взял у Олега бинокль, и посмотрел на пепелище, — Аборигены в Австралии могут спать на голой земле при нуле градусов.

— Да-а! Насмотрелся ты, братишка, зомбяшника! Сам бы попробовал теплым летом без пенки в палатке переночевать! — Никита довольно ухмыльнулся, вспомнив детство, — я уже «здесь», с охотниками ходил когда, то мы всегда жгли костер, на ночь забрасывали тёплую землю лапником, и никакого моржевания.

— Я предлагаю два варианта действий. Первый: блокада и как следствие — через неделю полный разгром ряжского ополчения. Затем мы выступаем на помощь Мышкину.

Второй: бросаем блокаду и отпускаем «жадных мерзавцев» домой. На дороге в Мценск оставляем блок-пост, а сами настигаем князя и бьем его в тыл, — Олег явно ратовал за первый вариант.

— Лютовать не к чему. Ряжцы получили хороший урок, дома их ждут семьи. Возможно, их вербовка князем в армию шла насильно, — заюлил Валера.

— Нах, оба твои варианта! Ни то, ни другое меня не устраивает! Смотри, городская стена с этой стороны охраняется из рук вон плохо. Ночью мы её захватываем, днем выжимаем ополчение из города, открывая ему путь бегства в Брянск, затем преследуем и уничтожаем. Те, кто сбегут в лес, вряд ли выживут.

Снег глубокий, уйти до ближайшего жилья сложно. А у тебя, Олег, тут вся охранная служба на собак возложена, псов больше, чем людей, — Никита безжалостно изложил самый жестокий и для своих, и для чужих вариант.

— Приучаешь людей к крови?! — не выдержал Валера.

— Я и сам не боюсь испачкаться! А ты, брат, напросился в Польшу! Не забыл?! Не отвертишься. Здесь мне нужен быстрый результат, чистая победа. Чтобы потом Олег время не тратил на вылавливание шаек по лесам, чтобы через неделю началась подготовка к польскому походу.

До рассвета оставалось ещё больше часа, ночь стояла светлая, луна светила, как огромный фонарь. Казалось, только слепой мог не заметить движение целой сотни охотников. Они даже не использовали маскхалаты, снег был слишком черен от пепла и сажи. Но тревогу охрана так и не подняла, оно и понятно, ещё никто из карачевских охотников ни разу не пытался напасть на город, ни днем, ни ночью. Два десятка ряжских ополченцев дремали, завернувшись с головой в тулупы в это самое холодное, предутреннее время. Проснуться суждено им было на том свете.

Олег крался в первых рядах, от него не отставал Никита. Олегу нравились такие игры, он чувствовал необычайный азарт, кураж и воображал себя котом, играющим с мышками. Скорость, с которой Олег оценивал ситуацию, была на порядок выше, чем у любого, даже профессионального воина, неумехам-ополченцам не оставалось ни малейшего шанса выжить. Подобравшись вплотную к двум спящим часовым, Олег пропустил Никиту вперед, предоставив ему возможность убивать, лишь слегка подстраховывая напарника, на всякий случай. Никита убивал хладнокровно, без всяких эмоций, слишком деловито, не по-людски, как робот. Смерть Бажены вызвала в нем, поначалу, чудовищную злобу, несопоставимую с его чувствами к матери, его так и не родившегося ребенка. По прошествии времени он начал думать, что контузия и болезнь — настоящая причина изменений его характера, а не эмоциональная встряска. Первые полчаса всё шло по плану. Пока вторая и третья сотня карачевских диверсантов перелезали через стену, первая сотня «зачищала местность». Многие ополченцы проснулись и пытались сопротивляться, бежать никто не пытался. Никита и Олег, как ни осторожничали, угваздались в крови. Постепенно светлело, и кровь меняла свой цвет от иссиня черного к коричневому. «Через четверть часа станет совсем светло. Мы с Олегом станем похожи на маньяков из фильмов ужасов», — подумал Никита. Взять на испуг крестьян-ополченцев не удалось, они умирали, но не спасались бегством. Никита, в который раз, удивлялся мужеству и стойкости обычных людей, непрофессиональных военных. «Всё-таки заскоки Олега по поводу профи не всегда верны», — Никита уже не рвался вперед, а вернулся на стену, где вместе с Олегом наблюдал развитие схватки.

— Они нас задавят массой, — плюнул в черный снег Олег.

— Снимай отряды, приготовленные для погони, — предложил Никита.

— Те, кто погибнут — спасут остальных.

— Так всегда. Умирают лучшие, — потянуло на морализаторство Никиту.

Две недели Валентин тратил деньги и обогащал Мценск. Закупка стрел, вербовка в свою армию охранников. Шла война, караваны ходили в одну сторону, в Елец. Спрос на охранников упал, многие сидели без работы. Валентин сулил высокую оплату, во много раз выше, чем зарабатывали охранники в караване. Но риск был большим, и желающих было мало. Мышкин брал такое пополнение с неохотой, использовал на вспомогательных направлениях, охране флангов, в редких случаях во втором эшелоне атаки. Да и то, в основном, как лучников. При малейшем поводе Мышкин отправлял наемников обратно. Именно этот подход, вдруг, повысил интерес к найму у охранников. Потерь не было, заработки были большие, беспомощность врага преувеличивалась в разы. Вторая неделя дала резкий рост количества наемников, наконец, они перестали бояться, и Валентин вербовал по двадцать человек в день. За два дня до прихода войска, князя Святослава Ольговича, воевода Мценска предупредил Коробова, что карачевские жители, в городе оставаться больше не могут. Пришлось уходить, многотысячный караван тронулся в путь. Попытка навербовать наемников, среди уходящих жителей, дала, неожиданно, хороший результат. Возможность бесплатно получить лошадь, заработать большие деньги, переборола у многих страх смерти. Вместе с наемниками из Мценска, карачевское ополчение составило пять сотен стрелков. Несмелые люди, переборовшие свой страх. Неумелые стрелки, неважные копейщики, никакие мечники, они понимали, что большинство из них погибнет в первом бою. Но каждый верил, что именно он уцелеет. Карачевцы помогли им соорудить поперек всей дороги баррикаду, и ушли, прощаясь навсегда.