– Многие думают так, как ты?
– Многие вообще не думают, – усмехнулся Мун. – А уж так – и подавно. Как же, человек – венец творения. А почему венец? А потому, что нас больше. И все тут. Ладно, у нас еще тихо, а в больших городах, говорят, истребители вампиров появились. Ходят по ночам и потихоньку, по одному их и режут. Плохо это кончится. Вампиры почему-то не любят, когда их режут.
– Наверное, тоже считают себя венцом творения, – вздохнул Дан. И тут скины разгулялись, вместо таджиков да заезжих негров режут вампиров. Надо Гаю сказать. Не зря же Мун об этом помянул. Мун – регистратор у главных ворот.
* * *
Против ожидания подарок Дана приняла, пожурив, конечно, за потраченные деньги. Ничего. Дан пособие получил, за «диковинки» деньги целы, кормят даром, поят вон тоже… даром.
Он зашел к полковому лекарю снять швы, провалялся на кровати часа два – процедура была неприятная. А потом прошло, и он занялся стиркой-уборкой-мытьем-бритьем. Эх, и почему стиралку-автомат здесь не придумали.
Чистый, с влажными еще волосами Дан отправился ужинать и по дороге, конечно, встретил Гая. Случайности начали утомлять.
– Конечно, я тебя ждал, – среагировал Гай на мелькнувшее раздражение. – И если ты против, я уйду.
Против Дан не был. Вместе они зашли в трактир, где ничуть не удивившийся хозяин принес им по роскошному супу и гуляшу с картошкой. И пирог с полстола размером. Дану бесплатно, Гаю – за две сотки и два грошика. Вампир с аппетитом трескал незатейливую человеческую еду, да еще суп нахваливал. Спросил Дана, хочет ли он вина, тот отказался, поэтому они пили компот.
– Я думал, пришельцев хуже кормят, – признался Гай, рассчитываясь. – Две сотки – это хороший ужин.
– Четыре, – поправил хозяин. – Он может съесть на четыре сотки, в праздники – на пять. Только в него столько не влезет. А изысканных блюд мы не готовим. Он пирогами берет, солдат подкармливает. Не понимаю, почему им пирогов не пекут.
– Действительно, – согласился Гай. – А пирог у тебя замечательный. Передай мою благодарность повару.
– Чего у вампиров не отнимешь, – сообщил хозяин Дану, – это любезности. Передам. А ты, Дан, завтра ко мне обедать приходи, утка будет – объедение.
Дан не любил уток со времен талонного детства, когда скончавшиеся от голода птицы мирно светили костями на прилавках, но прийти пообещал.
В трактире выступал менестрель, которого Дан уже слышал на ярмарке. Нормальная попса. Фольклорного типа. Стадиона бы не собрал, но в «Рок-сити» попасть бы мог. Однако Дан слушал не без интереса: на ярмарке их было несколько, и там, где выступал один, слышно было и второго. Менестрель напомнил Дану Толика школьных времен, барда районного масштаба. Тот так же отчаянно драл гитарные струны и хрипло орал про любовь, от которой стынет кровь, и про друга, ради которого жизнь по кругу. У этого вместо гитары была лира или арфа, но струнам все равно доставалось. Гай равнодушно слушал. Спросить про превращение в летучую мышь или погодить дураком выглядеть?
Менестрель кончил петь и выразительно посмотрел на раскрытый футляр.
– Не вздумай, – предупредил Гай, – за такое исполнение слушателям приплачивать надо. Хочешь послушать хорошую музыку? Пойдем. Там, правда, придется выпить, но вино хорошее. Конечно, я угощаю
– Почему «конечно»?
– Потому что я приглашаю.
Дан подумал, что идти в приличное место в штопаных штанах не стоит, но пошел. Пусть Гаю будет за него стыдно.
– Ты хорошо видишь в темноте?
– В полной – не очень, как ты в сумерки. А сейчас – как днем. Смотрю, почти не хромаешь. Помогло. Мы лекари, Дан. Я, конечно, еще не очень чтоб умелый, свои лекарства придумывать пока не получается, что ни изобрету – уже есть, оказывается. А вот мама!
Гай вдруг шумно выдохнул воздух, отступил к стене, прижал руку к плечу. Из плеча торчал гвоздь. Белый. А по пальцам текла черная в темноте кровь и не шипела и не испарялась. Серебро. Арбалетный болт. И люди. Четверо мужчин в такой же незатейливой одежке, что и Дан. Один с арбалетом, трое с кинжалами.
– Ты иди, парень, – мельком глянув на Дана, посоветовал арбалетчик, – мы сами разберемся.
Гай на него тоже не смотрел. Гаю было безумно больно, и его тонкое лицо неправдоподобно дергалось и кривилось. Истребители. Добрались.
Дан сделал шаг назад-вправо, пропуская их. Сначала он вырубил арбалетчика, подхватил выпавший агрегат и всадил болт в плечо второго, и тот тоже не заорал, а только воздух выдохнул. а вот третий ловко махнул кинжалом, едва не отхватив Лазарю нос. Лазарь обиделся – он свой нос любил – и въехал разряженным арбалетом противнику промеж ног. Четвертый издал клекочущий звук и громко стукнулся головой оземь. Своего Дан встретил коленом, пока он сгибался, хватаясь за ушибленное место.
– Ух-ходим! – прошипел Гай.
– Нет уж! Зовем стражу, – решил Дан и завопил: – Стража! Стража!
Первым прилетел дракон, плюхнулся возле Дана и зашипел на Гая. Через пару минут притопали сопровождающие. Последующая суета была более чем четкой. Дан в двух словах изложил суть, в это время особо усатый стражник вырвал из плеча Гая болт, однако брезгливо отер пальцы о его куртку. Гай осел на землю у стены и прикрыл глаза. Лицо дико металось. Один из нападавших решил сбежать, но дракон догнал его в два прыжка и прошелся когтями-ножами по ногам, тот заверещал и рухнул. Тот, что клекотал, лежал в огромной темной луже.
Когда через четверть часа все, включая труп, были в уже знакомом Дану помещении, но без Фина Гласса, началось разбирательство. Гая ни о чем не спрашивали, спрашивали Дана и «истребителей» Те врали. Дан – нет.
– Неспровоцированное нападение на вампира, имеющее целью убийство, – резюмировал дознаватель, поднимая беспросветно-черные глаза. – В крепость для окончательного следствия. Благодарность Дану Лазар… цеву за помощь в поддержании порядка. Страже – спасибо за службу.
– Рады стараться! – гаркнули усачи. Дракон царапнул когтями каменный пол. Шаркнул ножкой. И потянулся к Дановой руке – а погладить?
– Гай Лит применил адекватную защиту, поэтому обвинение в убийстве ему не предъявляется, – продолжил детектор лжи.
– Пожалеете еще! – проворчал «истребитель», которого Дан угостил по маковке.
– Угроза должностному лицу при исполнении обязанностей, – бесстрастно зафиксировал дознаватель. – Двадцать пять плетей, либо двадцать пять корон штрафа, либо два с половиной месяца общественных работ. Дополнительно к наказанию, которое назначит суд. Эй, парень, ты что делаешь?
Помня, что врать нельзя, Дан честно признался:
– Дракона глажу.
Улыбнулся даже Гай, а черноокий аж икать начал от хохота и запивать Данов честный ответ вишневым компотом. Дракон блаженно посвистывал. Неужели он через этакую чешуищу чувствует?
– Дракона он гладит! – сообщил трем арестантам и одному трупу коллега Гласса. Те мрачно покосились. Обещающе покосились. Даже покойник: у него были открыты глаза и как-то трехслойно перерезано горло. – Ну ладно, парень, забирай своего вампира и иди. Еще раз спасибо за помощь.
Сцена прощания с драконом вышла душераздирающей, стражники даже свирепеть начали. С трудом отделавшись от любвеобильной твари, Дан подумал: «А он даже симпатичный» – и подхватил несчастного Гая. Своего вампира.
Общественного транспорта здесь не было в принципе, только личный и исключительно гужевой. Велосипед изобрести, что ли? Или хотя бы скейт. Гай был очень легкий. Аномально легкий, килограммов сорок, так что Дан просто перекинул его через плечо и так дотащил до дома, а уж там за него принялась мамочка. Папочка принялся за Дана, мрачнея с каждым ответом. Три раза уточнил, не ошибся ли Дан в том, что защиту признали правомерной. «Четверо на одного!» – возмутился Дан. «Четыре человека на одного вампира». – уточнил папа. «Вы хотите сказать…» – «Я хочу сказать, что силы были неравны. Людей маловато». – «Но они вооружены». – «Гай тоже вооружен». – «Но он же был ранен! Серебром!» – «Ах, так он убил после этого? Тогда и в самом деле…»