Ответного удара не последовало, Эльбер не пожелала затевать поединок. Осознав это, Уэсс почуял незримое присутствие кого-то третьего, скрывавшегося где-то совсем рядом. Неизвестный противник вступил в схватку и… нет, не атаковал, а ловко протиснулся сквозь в спешке выстраиваемые барьеры и мгновенно сжёг один из тонких каналов, связующих с истинным Я. Уэсса буквально вытолкнуло куда-то в иное пространство-время, всё его существо пронзило пьянящее чувство восторга и свободы. На мгновение он словно обрёл иные, более совершенные органы чувств и смог прозреть доселе не представимый им пласт мироздания, локализованный в этой точке вселенной под названием Темискира.

Мощным неумолимым потоком его вырвало обратно в явь и он сразу понял, что тот третий незримый участник не сжёг канал, а выжег энерготромб, о существовании которого Уэсс до этого не подозревал. Вот только какую цель преследовал неизвестный?

Капитан сделал глоток никуда не девшегося из чашки кофе, сидя во всё той же позе. Всё произошедшее в объективном масштабе времени заняло от силы пару секунд. Эльбер безмятежно рассматривала его, а он ощутил на висках холодную испарину.

– Возьмите салфетку, Херберт, – предложила доктор.

Он машинально кивнул и промокнул капельки пота. Внешне капитан хранил спокойствие, хотя внутри у него всё бурлило. Ему хотелось сорваться прочь, устроить драку, а ещё лучше добыть оружие и подороже продать свою жизнь.

Он усмехнулся сам себе, понимая, что жажда драки в настоящих условиях – мальчишество. Капитан спокойно допил кофе и произнёс:

– Благодарю, Эльбер. Кофе у вас замечательный.

Она улыбнулась одним уголочком губ.

– Эльбер – это ваше настоящее имя? – спросил Уэсс, одновременно пытаясь поймать и закрепить в сознании странные сказочно-красивые образы иной мерности.

– Настоящее. И фамилия тоже.

– Вы велгонка.

– Да.

– И вы служите в ГРУ.

Она не ответила. Впрочем, ответа ему не требовалось, всё и так было очевидно.

– Ну, хорошо… – Уэсс зажмурил глаза и потёр виски, голова после всего произошедшего стала немного ватной. – Вы хотите меня перековать?

– Я лично ничего не хочу, – ровным тоном ответила доктор. – Я прежде всего хирург. Моё дело – на ноги ставить.

Уэсс покачал головой и пару-тройку секунд размышлял.

– Давайте сломаем схему, – предложил он. – Я не верю в вашу личную незаинтересованность, даже если так обстоит на самом деле.

– Как хотите, Херберт. Вы ведь не на допросе. Однако я предлагаю прервать пока наше общение. Уверена, вам сейчас необходимо побыть одному, всё обдумать, взвесить…

– Да, вы правы, Эльбер. Мне чертовски хочется побыть в одиночестве… У меня есть небольшая просьба.

– Слушаю.

– Не могли бы вы принести в следующий раз газет? И наших, и ваших.

На провокационную колкость доктор не отреагировала.

– Я принесу, будет вам чем скуку развеять.

Когда Уэсс вышел из процедурной, доктор отключила диктофон и допила остывший кофе. В этот момент её пробила нервная дрожь, точь-в-точь как десятью годами ранее, когда ей посчастливилось выскользнуть из облоги рунхов. Тогда было страшней, её никто не прикрывал и ей повезло, что чужаки-загонщики оказались послабей её самой. А Уэсс… Эльбер только что испытала его немалую силу. Но главное, он – человек!

В это же время в соседней комнате отвернулся от видеоэкрана Кочевник. Он тоже думал о силе пленного "стирателя", которую он испытал в действии несколькими минутами ранее. До его, Кочевника, уровня капитан не дотягивал. Но с годами, да с обретением нового опыта… Пожалуй, да – из него получился бы довольно сильный "охотник". Уэсс весьма силён, но молод, хотя и получил немалый опыт в схватках. Собственно, поэтому и жив до сих пор.

К Уэссу надо кого-нибудь приставить, решил Семёнов. Приставить хотя бы на время. Масканин и Торгаев справятся, будут чередовать дежурства, пока вся эта каша только заваривается. Других "охотников" Кочевник решил в сюда не привлекать, он не был уверен, что те смогут справиться с велгонским капитаном, если он вдруг попытается бежать.

"Надо подбодрить Эльбер, – подумал Семёнов. – И лучше где-нибудь на улице. В соседней роще".

Глава 9

Светлоярск, правительственный дворец.

Полномочный представитель Северной Раконии Ярвин Белинг следовал за сопровождающим чиновником по анфиладе залов, держа гордую осанку и сохраняя всем своим видом величие собственного статуса. Ради предстоящего раунда переговоров – заключительного (как он надеялся), Белинг надел торжественный вицмундир тёмно-серого цвета с вышитыми золотой канителью розетками на воротнике, украшенными россыпью мелких рубинов. О его высоком статусе могли сказать и бриллиантовые запонки, и церемониальная рапира в инкрустированных драгоценностями ножнах. Фехтовальщиком Белинг слыл умелым и часто посещал скойландский клуб "Гардэ", где представители его круга проводили время в физических тренировках, призванных укрепить не только тело, но и закалить волю к победе и достижении жизненных целей; а также в приватных обсуждениях, когда в миг могли быть обрушены чьи-то карьеры или наоборот – молодой, подающий надежды выскочка мог вдруг взлететь так высоко, как ему и не мечталось. В последнем случае кандидату вовсе не требовалось состояние и хорошие связи, а лишь ум и определённые способности на выбранном им поприще. В молодости Ярвин именно так и попал наверх, его трудолюбие и ум были вовремя замечены, а после женитьбы на дочери главы департамента лёгкой промышленности, карьера резко пошла в гору.

Проходя по пятому по счёту дворцовому залу, Белинга начало одолевать раздражение. В залах было на что посмотреть, убранство напоминало древние замки: на стенах панорамы батальных сцен; трофейные знамёна и штандарты, накопленные, наверное, за полторы или даже две сотни лет; собрания холодного оружия, среди которого попадались и вовсе редкостные образцы. Белинг бывал здесь не раз и давно получил стойкое впечатление, что дворец сильно напоминает обиталище военного диктатора или, другими словами, императора.

Однако раздражение полпреда было вызвано не убранством залов. Его раздражала странная необходимость водить его таким длинным маршрутом. Он прекрасно знал, что в зал переговоров можно попасть гораздо быстрее. И ещё больше его раздражала мания таинственности, обуявшая правящий слой Новороссии.

Концепцию Тайного Совета Белинг считал данью параноидальным наклонностям здешних чиновников высшего ранга. Естественно, он знал о многолетней череде покушений на высших должностных лиц Новороссии и где-то глубоко в душе разделял их опасения. Но когда дело доходило до межгосударственных переговоров, игра в таинственность выглядела, на его взгляд, нелепо. Как глава северо-раконской делегации, при этом наделённый правом принятия решений от лица своей страны, Белинг был в праве ожидать участия в переговорах Верховного правителя и канцлера, а также других высших чиновников. Но вместо этого приходилось раунд за раундом иметь дело всего лишь с двумя членами Тайного Совета – с главой МИДа Бондаревым и военным министром Родионовым, и то только потому, что они в силу ряда причин являлись фигурами публичными. И кстати, военный министр стал фигурой публичной не так уж давно.

Дворцовый служащий распахнул перед ним дверь зала переговоров. Белинг вошёл. И напоролся на холодную улыбку Бондарева. Глава МИДа бессменно занимал свою должность не первое десятилетие и давно стяжал славу упёртого, непробиваемого переговорщика. Голову Бондарева обрамляли седые волосы с чудаковатым хохолком, в свои годы он сохранял завидную подвижность и, само собой, ясный отточенный ум. Родионов на его фоне смотрелся заправским солдафоном. Стать фельдмаршала внушила бы уважение любому атлету-тяжеловесу, а грубое лицо с переломанным носом и тяжёлый взгляд исподлобья, по мнению Белинга говорили бы о чём угодно, но только не о наличии интеллекта, если бы не высокий лоб. Будучи натурой утончённой, полпред считал, что фельдмаршалу с его рожей в самый раз бы пребывать в экипаже какого-нибудь судна контрабандистов, а не в офицерах, тем более высших. Голос Родионова был ему под стать – раскатистый и мощный. А вот ордена он носил боевые, в Новороссии не ценились побрякушки, какими любили щеголять некоторые генералы Северной Раконии, цепляя их по случаю пребывания в штабе близь передовой. Свою спесь Белинг тщательно упрятал поглубже, успев уже убедиться, что грубая внешность Родионова скрывает незаурядный ум и даже умение хитрить.