— Как здорово! Я слышал, статуи бывают очень дорогими.

— Очень, — вздохнул сэр Кристофер. — Эта статуя мне очень, очень дорога.

Выйдя в прихожую, они поднялись по винтовой лестнице на второй этаж, где находилась красная комната, облицованная панцирями омаров, частично заходящими один на другой подобно рыбьей чешуе или пластинкам рыцарских доспехов.

— Чудесно, чудесно! — воскликнула Мейбл. — Вы, наверно, могущественный волшебник!

— Я не волшебник — по крайней мере, не совсем. В моем доме вы не видели еще только одну комнату, но там нет ничего особенного.

Последняя комната оказалась спальней — самой обычной спальней с белыми стенами и простенькой дешевой мебелью.

— Больше всего мне понравился жемчужный зал, — подвела итог Мейбл, — он такой радостный и сверкающий…

И они спустились на первый этаж, в комнату, освещенную семьюдесятью двумя свечами, ровно и ярко горевшими на ветвях рождественской елки.

— Почему бы вам не позвать сюда свою девочку? — предложила Филлис. — А то свечи скоро погаснут, и она не увидит елку во всей красоте.

— Ее звать бесполезно, — сказал сэр Кристофер. — Вы не могли бы… не могли бы оставить елку здесь на одну ночь? Завтра вы ее заберете. И еще: пожалуйста, не говорите никому о том, что вы видели внутри моего дома. Люди назовут это глупым чудачеством и будут надо мной смеяться.

— Да как они смеют! — возмутилась Мейбл. — Это самый прекрасный, самый волшебный дом из всех, какие только могут быть!

— В любом случае мы будем молчать, — пообещал Гай. — А за елкой придем завтра — примерно в это же время.

— Благодарю вас, — сказал сэр Кристофер.

Они по очереди пожали его руку и покинули Ракушечный Грот, оставив рождественскую елку сиять своими огнями в центре перламутровой комнаты, превращая ее в зал сказочного дворца из числа тех, что крайне редко — да и то лишь в детстве — являются нам в счастливых и безмятежных снах.

Обратный путь до своего дома дети проделали бегом, поскольку было уже поздно, и они боялись, что кто-нибудь из служанок отправится в школу, где они должны были провести этот вечер. Если бы обнаружилось, что их все это время не было в школе, им пришлось бы с ходу выдумывать какое-то объяснение, не упоминая при этом о сэре Кристофере и его удивительном замке.

Войдя в дом, они быстро скинули верхнюю одежду, поднялись к себе в детскую и только здесь наконец перевели дух.

— Ну и что вы на это скажете? — первой заговорила Филлис.

— Это было шикарное приключение! — сказала Мейбл. — И сэр Кристофер такой славный! Быть может, завтра мы познакомимся с его девочкой.

— Не думаю, — Гай покачал головой. — Навряд ли мы с ней когда-нибудь познакомимся.

— Почему бы и нет?

— Мне кажется, у него там вообще нет никакой девочки — иначе где бы она жила? Мы обошли весь дом и не видели ничего похожего на детскую комнату.

— А вдруг тогда под простыней была все же она? — спросила Филлис.

— Для маленькой девочки она была чересчур высока ростом, — усомнилась Мейбл.

— Она могла взобраться на стул, — сказала Филлис.

— Во всяком случае, — удовлетворенно заключил Гай, — мы имеем дело с какой-то удивительной загадкой, над которой нам еще придется поломать головы.

Они безуспешно ломали головы в течение нескольких дней, но так и не приблизились к разгадке. Когда, как и было условлено, они пришли к Ракушечному Гроту за своей елкой, дверь дома оказалась закрытой, а елка была выставлена на крыльцо. Они несколько раз постучали в дверь и, не дождавшись ответа, повезли елку домой, по пути трижды уронив ее с тележки, так что рождественское дерево, будучи наконец внесено в освещенную прихожую, имело далеко не праздничный вид. Только сейчас дети заметили приколотую к стволу записку.

В нижнем углу листка было одним росчерком выведено что-то неразборчивое.

— Это, должно быть, его подпись, — сказал Гай, — но прочесть ее невозможно.

— Судя по всему, он не хочет, чтобы мы продолжали его навещать, — сказала Филлис. — Как жаль, что мы знаем о нем так мало!

Они последовали совету сэра Кристофера и, приведя елку в порядок, отнесли ее к сыну садовника, который давно и тяжело болел. Мальчик так обрадовался подарку, что напрочь забыл о своей болезни и с того дня начал быстро поправляться — через неделю он уже был совершенно здоров.

Когда папа вернулся из Лондона, они спросили его о человеке, живущем в Ракушечном Гроте.

— Я знаю о нем не так уж много, — сказал папа. — Говорят, когда он унаследовал эту усадьбу, выяснилось, что большая часть наследства состоит из долговых обязательств. Тогда ему пришлось продать свой парк под застройку и все эти годы выплачивать отцовские долги. Сейчас он, по слухам, уже рассчитался почти со всеми кредиторами.

— А у него не было маленькой девочки? — спросила Филлис.

— Да, кажется, была, — неуверенно сказал папа.

— Но почему тогда… — начала было Мейбл, но Филлис вовремя толкнула ее в спину и не дала закончить фразу.

После этого дети еще больше заинтересовались сэром Кристофером и его таинственной девочкой. Много раз они по вечерам приходили к Ракушечному Гроту и оставляли на крыльце игрушки, раскрашенные картинки, а с наступлением весны стали приносить и букеты цветов.

Однажды Филлис пришла к замку немного раньше обычного, когда на улице было еще светло. В руках она держала букет душистой сирени, собираясь, как всегда, оставить его на ступеньках, но, к ее удивлению, дверь дома на сей раз оказалась широко раскрытой. Более того — на пороге ее ждал сам хозяин.

— Я увидел тебя в окно, — сказал он. — У меня было такое чувство, что сегодня ты обязательно появишься. Не хочешь зайти в дом?

Он провел ее в черномраморный зал и, остановившись перед фигурой под белым покрывалом, неожиданно спросил:

— Хочешь увидеть мою девочку?

— Да, — сказала Филлис.

— Тогда, в канун Рождества, вы, конечно же, не поняли, о чем я говорил. Но вы были так добры и внимательны, все эти месяцы не забывая о моей девочке. Теперь ты, я думаю, поймешь. Смотри!

Он снял покрывало, и Филлис увидела статую девочки примерно одного с ней возраста, одетой в простое длинное платье вроде ночной сорочки.

— Какая красивая статуя, — сказала она.

— Да, — согласился сэр Кристофер, — она очень красивая. Ты, наверное, слышала обо мне много всяких историй?

Филлис вкратце пересказала ему все, что ей было известно.

— Это неправда, — сказал он. — Мой отец не имел долгов. Но я женился против его воли, а вскоре после того заболел и долгое время не мог работать. Отец был очень суров и наотрез отказался нам помогать. Мы жили в страшной нужде. Через несколько лет моя жена умерла, а потом умер и мой отец, так что все его богатство перешло ко мне. Но было уже поздно. Письмо, извещавшее меня о получении наследства, пришло в тот день, когда я сидел у постели только что скончавшейся дочери. Окажись у меня эти деньги хотя бы неделей раньше, я еще смог бы ее спасти. А тогда я успел лишь заказать скульптору ее статую — он скопировал лицо моей девочки, когда она уже лежала мертвой.

Филлис посмотрела на статую, и ей вдруг стало страшно. Затем она оглянулась на хозяина дома и сразу же перестала бояться. Подбежав к старому джентльмену, она обвила руками его шею.

— Бедный, бедный, бедный сэр Кристофер! — вскричала она.

— Такой она была после смерти, — сказал он. — А сейчас я покажу тебе, как она выглядела, когда была еще жива и здорова, а я имел достаточно сил для того, чтобы содержать семью.

Они перешли в жемчужную комнату, и сэр Кристофер отдернул тонкую зеленую занавеску, закрывавшую часть стены. Филлис замерла перед большой картиной; на глазах у ней тут же появились слезы. Нет, картина вовсе не казалась печальной. Напротив, с полотна на нее смотрела счастливая смеющаяся девочка с пышным букетом роз, едва умещающимся у ней в руках. Взгляд девочки, открытый, веселый и полный жизни, встретился со взглядом Филлис.