Изменить стиль страницы

Дом, где жила няня, относился к числу тех строений, о которых всегда можно сказать, что это просто-напросто дом и ничего больше, сколько бы вы ни пытались вообразить на его месте средневековый замок или заколдованный восточный дворец. Пещера разбойников и пиратский корабль из него тоже не получались — в такой пещере и на палубе такого корабля «разбойники» и «пираты» почему-то очень скоро теряли интерес к своему кровавому ремеслу и начинали подыхать со скуки. Книг в доме не было, если не считать сборника проповедей и нескольких религиозных журналов. С задней стороны к дому примыкал сад — точнее, участок земли, на котором вполне мог бы разместиться небольшой сад, если бы он не был завален обломками кирпича и прочим строительным мусором, так что из растений здесь кроме крапивы присутствовали только одинокий и чахлый куст бузины да старый-престарый дуб, когда-то явно знававший лучшие времена. В заборе, ограждавшем двор, имелась довольно большая дыра, которой мы пользовались для входа и выхода едва ли не чаще чем основными воротами.

Однажды утром у Ноэля случился очередной «припадок творчества», по определению старой няни, — он уселся за стол и начал писать одну из своих бесконечных поэм, с ходу набросав первые десять строк:

«Прекрасны Солнце и Луна
И звездные парады —
Они все далеки от нас
И в то же время рядом.
Нет, то не дальние миры,
А яблоки в раю.
Их ангелы среди игры
Срывают и жуют.
Вот если б ангелом я был,
Тогда б конечно я…»

Мы так и не узнали, что сделал бы Ноэль, если бы он был ангелом, потому как в этот момент Дикки обнаружил, что он царапает свой шедевр на форзаце латинской книги, которую Дикки получил в подготовительной школе в качестве награды за успешную учебу.

Ноэль в силу каких-то совершенно необъяснимых причин является самым любимым братом нашей Алисы и, разумеется, та за него вступилась, сказав, что он вовсе не хотел портить книгу, а, наоборот, пытался украсить ее своими стихами.

В ответ Дикки заявил, что готов считать стихи Ноэля чем угодно, но только не украшением. Много упреков и резких слов прозвучало с обеих сторон, и большинство из нас согласилось с Дикки в том, что Ноэль уже достиг того возраста, когда за подобные вещи несут ответственность. Кончилось все тем, что Алиса и Ноэль вдвоем отправились на прогулку, предварительно умыв заплаканное лицо стихотворца и придав ему мало-мальски пристойный вид.

Оставшиеся члены семьи посвятили этот день изготовлению дощатой платформы и закреплению ее на развилке дуба — таким образом мы получили прекрасную смотровую площадку для наблюдения за сарацинами, чья армия могла в любую минуту приблизиться к Лондону с намерением захватить город внезапным штурмом. На дуб всегда было очень трудно взбираться, но в тот день у нас возникли дополнительные сложности по вине соседей, которые привязали к дереву бельевые веревки и развесили на них свои мокрые тряпки.

Солнце уже клонилось к закату, сарацины пока не появлялись, но вместо них на горизонте появились Алиса и Ноэль, возвращавшиеся с прогулки. Они шли через обширный пустырь со стороны соснового леса, который мы давно уже собирались обследовать, но никак не могли выбрать для этого подходящий момент.

— Смотрите! — воскликнул Дикки. — Они без нас ходили в сосновый лес!

Однако топор войны, который Дикки держал наготове после утреннего происшествия, был зарыт с удивительной быстротой, едва лишь мы услышали первые слова Алисы.

— Освальд, Дикки! — сказала она. — Мы нашли сокровище!

Дикки как раз забивал последний гвоздь в помост смотровой башни.

— Неужто куча золота? — ахнул он и выронил молоток, что было довольно-таки неосторожным поступком.

— Нет, это не куча золота, но ничуть не хуже, вот увидите. Давайте соберем совет и я расскажу все по порядку.

Тогда-то Дикки и показал, что он умеет не только ронять молотки на головы своих ближних, но и при случае запросто может закопать в землю уже отточенный топор войны. Он сказал:

— Хорошо. Наверху хватит места всем. Давай руку, Ноэль. Освальд, подсади его на дерево. Теперь Алиса. Устраивайтесь пока на смотровой башне, а я сейчас подниму Эйч-Оу.

Оказавшись наверху, Алиса рассыпалась в комплиментах нашему сооружению, а Ноэль сказал:

— Послушай, Дикки, мне очень жаль, что так получилось с твоей подарочной книгой.

— Ничего, пустяки, — сказал Дикки миролюбиво, — я уже стер все написанное черствым хлебом. И следа не осталось, можешь не волноваться.

Ноэль разинул рот. В такие минуты он бывает поход на маленького голодного птенчика.

— Значит, моя великолепная поэма превратилась в грязные катышки хлеба? — произнес он сдавленным голосом, явно готовясь заплакать.

— Все в порядке, — поспешила утешить его Алиса, — я помню эти стихи наизусть и после ужина мы восстановим их на бумаге.

— Я хотел сделать как лучше, — продолжал Ноэль, потому что книга с авторской надписью ценится гораздо выше. Мне говорил это дядя Альберта.

— Все верно, только надпись должен сделать тот же автор, который сочинил книгу, — объяснила Алиса. — Это была книга Юлия Цезаря, а ты ведь не цезарь. По крайней мере ты им не был сегодня утром, когда писал стихи.

— Я и сейчас не Юлий Цезарь, — сознался Ноэль, — и не собираюсь им быть в будущем.

Освальд, убедившись, что примирение достигнуто и обе стороны удовлетворены, перешел к главному вопросу:

— Что это за сокровище и где вы его нашли?

Дальнейший разговор пришлось вести шепотом, поскольку у подножия башни — как всегда, в самый неудобный для нас момент — объявились соседи и начали снимать белье с привязанной к дереву веревки. Кто-то из них обронил замечание насчет «хорошего дня для просушки».

— Итак, — прошептала Алиса, — таинственно округлив глаза, — мы решили пойти в сосновый лес… А вам не кажется, что сарацинская башня маловата для пятерых? Здесь, в середине, доски как-то подозрительно прогибаются.

— Пересядь поближе к краю, — сказал Освальд, — и не отвлекайся.

— Мы пошли в сосновый лес, — продолжала Алиса, — потому что я читала где-то у Брет Гарта о том, что смолистый запах способен исцелить душевные раны.

— Если уж говорить о душевных ранах… — подал голос Дикки.

— Да-да, конечно, — поспешно согласилась Алиса, — но ты в это время сидел на дубе, а дубы, я полагаю, в таких случаях не менее целительны, чем сосны, если еще не лучше, особенно для нас, англичан, потому что настоящие англичане, они… то есть… мы… и дубы… Да, на чем это я остановилась?

Мы ей напомнили.

— Итак, мы пошли, и это оказался превосходный лес — дремучий и страшный. Мы каждую минуту ожидали, что из-за кустов появится какое-нибудь чудовище, Ноэль вам подтвердит. Правда, лес этот не очень велик, и, пройдя его насквозь, мы увидели безжизненную пустыню. Впрочем, она была не совсем безжизненной, поскольку там местами росла трава и кусты ежевики. И вот, посреди этой пустыни мы нашли удивительное сокровище.

— О сокровище давай подробнее, — сказал Дикки. — Вы принесли с собой хотя бы его часть?

Алиса и Ноэль переглянулись и одновременно фыркнули.

— Это невозможно, — сказала Алиса, — по крайней мере, очень трудно, потому что сокровище — целый дом. Большой дом среди мрачной пустыни.

— Заколдованный дом, — добавил Ноэль, — одинокий и необитаемый. А растения в его саду одичали и разрослись до жутких размеров.

— Вы заходили внутрь? — спросил Освальд.

— Нет, — сказала Алиса, — мы сразу пошли обратно. По пути нам попался один старик, который сказал, что владелец дома сейчас неизвестен и что все решит суд, но только не городской, потому что этот дом За Кордоном.

Эйч-Оу спросил, что значит «закордоном».

— Это очень просто, — пояснил Ноэль. — Старик хотел сказать «заколдован». Возможно, он просто выразился на свой старомодный манер. Конечно, обычный городской суд не может ничего сделать с заколдованным домом, пока его кто-нибудь не расколдует.