Закончив читать, я снова искал и находил фрагменты личной переписки. По большей части, это были письма от какой-нибудь его сестры или старшего брата, отважного генерала империи, раненного при совершении славных подвигов на наших великих полях сражений. Я всегда был счастлив, сделав подобную находку, поскольку они давали повод для множества рассказов, которые я жадно выслушивал.
Хотя я и был очень молод, он безгранично мне доверял.
Как я уже сказал, я много читал. У меня рано сформировалось собственное мнение. В том возрасте, который считается подростковым, я была уже очень серьезной, вдумчивой и мне были известны все ключевые моменты нашей столь богатой событиями истории.
В определенные часы моя юная хозяйка заходила проведать своего отца, чьей любимицей всегда была; но ее присутствие не прерывало начатую работу.
По вечерам я читал мсье де Сен-М. газету.
Во время этого чтения он почти всегда закрывал глаза и откидывал голову на подушки. Первое время, видя, что он заснул, я замолкал.
Он тотчас же это замечал.
«Неужели ты устала?» — говорил он мне и, получив отрицательный ответ, велел продолжать. Я должен был читать все, кроме хроники.
Правда, я не забывал о ней. И читала ее, оставшись в одиночестве.
Таким образом, я проглотил огромные собрания старинных и современных сочинений, стоявших на полках библиотеки, примыкавшей к моей комнате.
Не раз я проводил за этим занятием почти всю ночь. Это было для меня отдыхом, развлечением. Кстати, надо отметить, что таким образом я пополнял свое образование.
Признаю, что особенно я была потрясена чтением «Метаморфоз» Овидия. Те, кто знает, о чем идет речь, могут меня понять. Эта находка имела для меня особое значение, и продолжение моей истории это ясно доказывает.
Шли годы. Мне исполнилось 17 лет. В моем состоянии было нечто противоестественное, хотя беспокойства это не вызывало.
Врач, с которым мы консультировались, всякий раз признавал, что признанные средства не помогают. В конце концов, он прекратил свое вмешательство, рассчитывая на время. Меня же все это нисколько не пугало.
Мадмуазель Клотильде де Р. было двадцать лет, и ее свадьба была запланирована уже давно с одним из кузенов, унаследовавшим от своей матери блестящее состояние и носящим славную фамилию, навсегда занесенную в летописи французского морского флота.
После его возвращения, которого так долго ожидала его прекрасная суженая, тотчас же началась подготовка к свадьбе.
Рауля де К. нельзя было назвать красавцем, однако он принадлежал к мужчинам, которые привлекают с первого же взгляда.
Его открытое с печатью прирожденного благородства лицо пленяло и располагало к себе. Любая женщина почла бы за честь принадлежать ему.
И я могу утверждать, что он был любим так горячо, насколько это позволяла ангельская натура чистой девушки, которую он собирался сделать своей женой.
В замке С., бывшем главной резиденцией мадам де К., молодоженов ожидали пышные семейные празднества.
Они прибыли туда через восемь дней после бракосочетания, при котором не смог присутствовать мсье де Сен-М., приговоренный состоянием своего здоровья к суровому затворничеству.
Получив благословение своего почтенного предка, эта очаровательная женщина нежно обняла меня, заставив пообещать никогда ее не забывать, что бы ни случилось со мной в жизни.
Однако она удалилась, не дожидаясь, пока я буду в состоянии ей ответить.
После этой сцены я почувствовала себя раздавленной.
Я не мог без слез видеть кокетливые комнаты, где жила моя хозяйка. Меня терзали необъяснимые ощущения при мысли о том, что утром она уже не будет дарить мне свою первую улыбку, а вечером — последние слова перед сном.
В моей судьбе свершились перемены. И теперь мне нужно было искать себе новое занятие.
Добрейший кюре приходской церкви, друг дома и мой духовный наставник, посоветовал мне заняться преподаванием. С моего разрешения, он сообщил это моей матери и моему благодетелю. Как я и ожидал, это предложение понравилось обоим.
Однако меня оно не особенно привлекало. К этой профессии я чувствовал необъяснимую, но глубокую антипатию.
Перспектива стать работницей также не особенно меня прельщала. Мне казалось, что я заслуживаю лучшего.
Однажды вечером, когда я, как обычно, читал мсье де Сен-М., а моя мать, сидя рядом со мной, готовила ему чай, которым он всегда угощал и меня, я увидел, как они обмениваются взглядами, как будто спрашивая, кто начнет первым.
Начал он. «Камилла, — сказал он мне, — ты получила хорошее начальное образование. Ты умна, теперь тебе остается только поступить в педагогический институт. И через два года ты с легкостью его закончишь и получишь диплом. Никакое призвание не соответствует лучше твоим способностям и принципам».
Я была тронута его словами и одновременно поражена справедливостью его суждений, которым непоколебимо доверяла. И так же быстро, приняв решение, ответил. Я горячо его поблагодарил, обещая оправдать его высокое обо мне мнение.
Моя мать была чрезвычайно счастлива моим ответом, она ожидала его с нетерпением, которое можно понять, разгадав, что эти планы одновременно удовлетворяли ее самолюбие и материнское беспокойство о моем будущем.
Дело было сделано. Моя участь была решена. Этим вечером была предначертана вся моя дальнейшая жизнь! Но, Господи! Насколько она оказалась непохожей на то, что мы ожидали!!
Теперь я без страха думал о новой профессии, на которую согласился, потому что о другой не мог и мечтать. Сказать, что я был счастлив, означало бы солгать. Я чувствовал лишь безразличие.
Тем не менее, я принялась за дело, воодушевляемая стремлением преуспеть. Кому не знакомо лихорадочное нетерпение накануне того дня, когда вы должны предстать перед экзаменационной комиссией?
В Педагогический институт за счет департамента каждый год поступало двенадцать девушек. Все они перед поступлением должны были пройти предварительное собеседование, которое, как правило, проводил инспектор учебного округа. Аббат Н. снабдил меня на этот счет всеми необходимыми сведениями.
Пока моя мать занималась моим гардеробом, я погрузилась в работу и через несколько месяцев уже чувствовала, что вполне готова к этой первой схватке. Приближался август, время, когда начинались экзамены. Задолго до этого я уже сдала в инспекцию учебного округа свое свидетельство о рождении и характеристику, заверенную в мэрии.
Наступило 18 августа. В этом году Педагогический институт выпускал десять кандидаток на получение свидетельства о профессиональной пригодности. Среди них была и сестра моей матери, старше меня всего на несколько лет, что позволяло мне смотреть на нее как на родную сестру.
Благодаря ей, меня уже знали все ее товарки и даже их начальница.
Последняя смотрела на меня как на свою будущую ученицу и обращалась со мной особенно ласково.
Этим я была обязана ее трогательной привязанности к моей тетке, одной из самых любимых ее воспитанниц, с которой ей не хотелось расставаться.
Сказать, что я была счастлива при мысли о перспективе, которую представляла мне эта карьера, было бы совершенной ложью. Я вступал на этот путь без отвращения, это правда, но также и без воодушевления. При этом я и не подозревал еще о бесчисленных сложностях жизни такого подневольного существа, каким, по сути, является учительница начальной школы.
Конечно, сегодня уже всем известно, в каком постыдном для нашего времени зависимом положении находятся в пансионах учителя и учительницы. Они подвергаются многочисленным нападкам и клевете со стороны людей, чьим духовным просвещением занимаются, также им приходится выносить деспотическое и гибельное давление со стороны священника, завидующего их влиянию и пытающегося полностью подчинить их себе, если же это ему не удается, он вполне способен полностью уничтожить их, вызывая в окружающих неприятие любого их поступка. И в своей практике я встречал тому многочисленные примеры. Но тогда мое время еще не настало.